...................................... «Все течет, ничто не покоится»
ВОЙНА И ПИР
Жарко. В пыли копошатся ленивые куры.
Лижет с причмоком свой зад под забором собака –
морда унылая, в клочьях репейника шкура.
Падают ягоды в кучку нагретого шлака:
шумно галдят воробьи в душных зарослях вишен –
пир и война. Капли сока стекают по листьям.
Девка дородная, Фёкла, послание пишет
милому в город. На лобике девичьем чистом
складки тревожные, хмурятся темные брови.
«Люди судачат – ты стал до модисток охочий,
не дорожишь нашей нежной и пылкой любовью.
Аль позабыл за овином бессонные ночи?»
Катятся слезы. На буквах – разводы и кляксы.
«Знай же, охальник, - убью нас обоих без страха!»
В рот отрешенно сует ложку с пенкою вязкой,
думает мрачно: «В варенье добавить бы сахар».
Тает на нёбе блаженством с кислинкою гуща,
тянутся губы в улыбку. Печально и сладко.
«Может права мать, и Федька-колодезник лучше?...»
Толстая кошка лакает сметану украдкой,
взгляд насторожен. Жужжат надоедливо мухи.
Фёкла все пишет письмо – за помаркой помарка.
Блюдце с вареньем смиряет сердечные муки.
Где-то вдали громыхает, но все-таки жарко...
* * *
ТЫСЯЧНАЯ РЕИНКАРНАЦИЯ ЕВЫ
Под август земля разрешилась от бремени рожью
душистыми травами в рост человечий, плодами. –
Висят искушения Евы, под кожицей-глянцем
тугую медовую плоть распирает от соков.
Не ждешь, не гадаешь, приходит вдруг мысль о высоком -
когда наблюдаешь поклоны ветвей в плавном танце
и крыш черепичных достоинство, в качестве дани
у времени взятое впрок… И ничто не тревожит. -
Сидишь на нагретой земле, тень от дерева - благо,
вдыхаешь хмельной аромат созревающих яблок,
под треск сумасшедших цикад улыбаешься небу –
спокойному небу – и тысячам радостных радуг,
проросших внутри незаметно…
Пусть век наш и краток,
и все, воплощенное глазом, минута – и небыль,
но здесь и сейчас – жизнь желанный, приятный подарок. –
Лишь бабочки знают, как дорого стоит отвага.
* * *
РОМАНТИЧЕСКАЯ ПЕСНЬ ОБ АСПЕКТАХ БОРЬБЫ С ГРЫЗУНАМИ
Залетевшей, чуть свет, любопытной звездой
постучался в ночи агроном Полуженский
к Поливксене Затылковой – бабе простой,
но могутной по стати, поэтому веской.
Поливксена, прикрывши застенчивость дынь
вожделенно-литых шалью в синих розанах,
собиралася в сад, на осеннюю стынь -
околачивать груши. - От зайцев поганых,
что сгрызают бесстыже с деревьев кору,
издевательски гадя в петрушку и редьку.
(Утром выйдут – не будет уж пищи нутру –
и пойдут, голодая, скитаться к соседям).
Взяв мешочек с гвоздями, пилу, молоток,
Полуженский шагнул в сумрак сада тревожно -
был томим он желаньем, дрожал, как листок,
и Затылковой жар ощущал всею кожей.
Всхохотнула далече, в предчувствиях, выпь,
ей откликнулся филин, пугая бедою.
Полуженский чесал под рубашкою сыпь,
колебался под грузом моральных устоев...
Ночь была трудовою истомой полна,
шелестело листвой благодарное древо.
И удар молотка шел синкопой без сна,
и дарила любовью хозяйственность дева...
Славься, чувство, рожденное парою рук!
Как прекрасна работа – надежда страдальцу!...
Две недели стоял над деревнею стук...
Уходили на юг перелетные зайцы.
* * *
ПЕРЕЛЁТНАЯ ПОГОДА
Валяться в поле среди жухлых трав,
бездумно улыбаясь небосводу -
такая перелетная погода,
когда живешь, не думая кто прав,
кто виноват, а просто так - живешь. -
Драконом облачным, травинкой над щекою.
Со сладостной, щемящею тоскою
за птичьим клином устремляешься и ждешь
невиданных и трепетных чудес,
где солнечными бликами - свобода.
И снами засыпающей природы
становишься... кольцом в цепи колец...
* * *
ПЕЙЗАНСКОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ
-Иван! Иван! Какие дали!
Слезами фей блестит трава!
- Оно конешно...Нынче барин
нам разрешил рубить дрова
в лесу господском...
...............- Чудо! Чудо!
крадется ветер по воде,
ласкает черный шелк запруды,
как кудри маленьких детей!
Так мило!...
.............- Ключница Авдотья
во сне видала недород.
Вот крест честной - опять к субботе
урядник деньги все пропьет
и будет злобен...
............. - Неба платье
шитьем изящным лоскуток...
- Слышь, барыня, бросай болтать-то!
Давай, ложись опять на бок.
* * *
ДИСПОЗИЦИЯ ПО ШТЕРНУ
Рыдала ключница Гликерья, слезой закапав пирожок: «Вишь, барин плеткою ожёг, суровенек опять с похмелья». Нахмурившись и подбоченясь, рукою щеку подперев, пеняя на хозяйский гнев, внимала причитаньям челядь. В окошко билась нудно муха, стучали ходики – тик-так. «Видать, навел нечистый враг за невоздержанность проруху, - шептала кучеру кухарка. – Вечор у барина она все хохотала, сатана. А утром, глянь, - с каким подарком…»
Гликерья, приспустив сторожко рубашку с белого плеча, от плети вспухшую печать всем показала и ладошкой глаза отерла. Колокольчик в покоях барских зазвенел. Гликерья стала, словно мел, бледна, и, причитать закончив, поправив локон медно-русый, в покои барские ушла… Звенела за стеной пила, стучал топор, орали гуси…
К обеду небо потемнело, взметнуло ветром к небу пыль, кобель у кузницы завыл и получил за это дело. Но не смогли ни вопль, ни громы уже мятущейся грозы унять восторженную зыбь и сладость чувственной истомы лежащих в барской почивальне.
Кухарка, очищая лук, прислушалась – затих ли стук и стон. «Закончил, вишь, охальник. А то все драться. Вот ведь дело. Папаша тоже был мастак – баб портил, так его растак…»
Лицо старушки потеплело…