Я снова пишу под биенье ночной тишины.
Со мной только дым и испорченный сахаром кофе.
Друзья всё молчат, обо мне позабыли они,
Ведь я их послал - на последнем, измученном вздохе.
(А. Бондарь. Когда я пишу).
Не жизнь, а притянутый к полу смертельный штурвал,
Не провал настроения, пике, прямо вниз, а не вздохи.
Тех друзей, что пришли, уже пару часов, как послал,
Но никто не вернулся. Ни пива, ни водки, ни кофе.
Ещё на затяжку, на две и всё, больше нет сигарет.
Взгляд ползёт по углам, поискать там какого "бычка".
До чего же постыдное зрелище – пьяный поэт,
Для которого мир сократился в размеры дверного зрачка.
У себя самого взаперти, в белый свет ни душой, ни ногой.
Всех готовый простить, даже самых заклятых врагов,
Двум строкам на листе позавидовал Васька Попов,
Он вчера приходил, и закусывал здесь колбасой.
Только, где же они. Что-то с памятью. Не прочитать.
Смятый лист и пятно, а вокруг кляксы слившихся слов.
Сколько раз обещал, перестану слова сокращать.
Напрягаюсь, в ответ что-то тёртое "вновь", да "любовь".
Третий час никого. До чего ж они тянут и где?
Чтоб вас в прах разнесло, чтоб смело и всегда выходило "без двух"...
Что такое? Звонок?. Наконец-то и вот уже мне:
Это мы, вот питьё, а к нему – пара очень весёлых подруг.
***