Тринадцатое января – хлопотный день. Тринадцатого деревня провожает старый год и отмечает встречу нового. Смешно, конечно, если вдуматься, старый уже добротно проводили тридцать первого, и навстречались с первого по третье. Кое-кто и до сих пор в состоянии встречепровожания находится. Но не в этом главная фишка. Сегодня день всеобщей халявы- сегодня день щедрования. Население моей деревни, в подавляющем большинстве, неверующее, состоит из переселенцев, традиций не придерживается, но – щедрование – это святое. Сегодня можно войти в каждый дом, если откроют, сыпнуть в обувь хозяйскую чем-то крупяным, пропеть волшебные слова- «сею, вею, посеваю, с новым годом поздравляю»- и скатерть самобранка к твоим услугам. Тут тебе и водочка и сальце на тарелочке и чувствуешь себя важной и желанной персоной, если не всматриваться в резиновую улыбку хозяйки, чьи половики ты топчешь грязными калошами.
В общем, главная задача моя на сегодня – пережить тринадцатое. Дело в том, что в наш дом щедрующие идут сплошным потоком по нескольким причинам.
Первая- дом стоит в стратегически удобном месте – в центре деревни, у «железки» - железного крытого торгового прилавка. На железке происходит обмен информацией – где открыто, где дают не только конфеты, но и денежку и где наливают. Здесь же подсчитывается улов, распивается даденное на вынос, здесь же производится расфасовка и сортировка нащедрованного.
Ещё одной причиной является то, что по роду деятельности я являюсь фигурой служащей и поэтому должна стоически соответствовать своему статусу. У всех детей до двенадцати лет на свидетельствах о рождении под печатью стоит моя фамилия. «Спецконтингент» отправляется в места не столь отдалённые с моей подачи. Им же, по выходу, я ежемесячно пишу характеристики. Так что весь этот табор с сумками, заполненными рисом, пшеницей и пшеном – это мои подопечные. Кроме этого,я здесь родилась и, за малым исключением,все мы здесь уже давно переплелись родственными связями, а традицию щедрования в нашей родне чтут и уважают.
К тринадцатому я готовлюсь тщательно, учитывая проколы прошлых лет. На кухне стоят два таза с пакетами. В каждом пакете- мандарин, яблоко, пряники и конфеты. На полке в шкафу стопкой сложены гривны мелкого достоинства, здесь же жбанчик с мелочью, на случай, если бумажные закончатся. Пакетов, для первого захода, заготовлено полсотни. Статистика, которую я веду, имеет случаи, когда посетителей прошло больше сотни. Но в прошлом году обошлось пятью десятком, на него и ориентируюсь.
На столе приготовлено сало, консервация – для многодетных, в недрах шкафа – бутылки с водкой. Всё, время к вечеру и я во всеоружии.
16-00 – первые гости. Три пичужки, в красных лапках- пакетики, поют старательно, слова выучили, мордахи серьёзные, глаза блестят- первое приключение, доросли! Благодарю, выдаю, провожаю до калитки. Процесс пошёл.
18-00. Пришли мои дети с внуками. На веранде – слой пшеницы вперемешку с рисом. Садимся за стол, уставленный закусками. Дочь интересуется количеством пощедровавших. К этому часу выдано двадцать пять пакетов. Щедруют малявки, которых отпускают из дому до темноты. Взрослый состав ожидается часам к десяти.
Есть никому не хочется, за праздники столько всего съедено и выпито, что можно растянуть на доброе полугодие. Но праздник всё-таки, шампанское, ковыряемся в салатах. Радует глаз старший внук, его метр восемьдесят при четырнадцати годах требует пищи каждым своим сантиметром, и он это требование выполняет при любой возможности.
Младший внук, которому год, пасётся на веранде и клюёт зёрна. Я - на выдаче. «Дайте, тётка пятака…щедрик, ведрик…сею, вею, посеваю…» - идут конвейером. С железки доносятся визги и хохот. По всей деревне лают и воют ошалевшие собаки, где-то играет гармошка – щедрование идёт полным ходом. У соседей напротив – светомаскировка, в окнах темно, по двору бегает отпущенная собака. Опасный ход – калитка будет снята и заброшена, могут и весь забор на дороге разложить.
22-00. Мои играют в покер, я на выдаче. Добавлено ещё тридцать пакетов, контингент повзрослел. В ход пошла тяжёлая артиллерия, с этими нужно пить. Муж в завязке, ему скучно и завидно, отдуваться мне одной. Но я - калач тёртый, меня просто так из строя не вывести. В заначке бутылка с простой водой, из которой я, как факир, незаметно наливаю в свою рюмку. « Анатольевна, ты меня уважаешь?» Уважаю, глотаю воду, жую кусок сала и даю себе честное слово сидеть на овсянке всю оставшуюся жизнь.
24-00. Дочь с семейством отбывают к себе, им уже можно спокойно спать, муж дезертировал в свою комнату. На улице стрельба, фейерверки – дожившие встречают старый новый год. У меня передышка, можно заняться посудой. Мою тарелки, готовлю пластиковые стаканчики и посуду – сейчас пойдёт «спецконтингент».
1-00.Я на выдаче и угощении. Дверь не закрывается, зерном усыпана веранда, кухня, в ванной тоже зерно. Путаю бутылки, пью водку вместо воды. Жую сало, уважаю, выдаю, наливаю.
2-00. Пытаюсь залечь. «Сею, вею, посеваю». Муж тормошит: – «Вставай, там пришли». Выхожу, пью водку, жую сало, слушаю гармошку. Играют до трёх. Выдаю бутылку, сую в пакет селёдку, сало, печенье, конфеты, убедительно провожаю до калитки. У соседей темно. Счастливые!
3-00. Ставлю на веранде табурет, на него - разнос с бутылкой, закусью, рюмками. Оставляю свет включенным, прячусь в спальне. «Сею, вею, посеваю» - не встаю. «Звяк, звяк» - чокаются. Тишина - закусывают. Накрываю голову подушкой и проваливаюсь.
5-00. Надо мной чья-то фигура. Чесночный перегар. Вскакиваю – родственник, в руке ведро. «Анатольевна, молоко сдал, дай, думаю, посею. Нужно, чтобы первым мужик посеял. Ты как, не возражаешь?». Не успеваю ничего сказать, как на постель летит пшеница – «Сею, вею, посеваю». Плетусь на кухню, угощаю. На сало смотреть не могу, как и на кухню. Сижу, причёска дыбом, глаза китайские, ноги мёрзнут. Муж, сволочь, спит без задних ног. На веранде, на ковре из зерна, сиротливый табурет. Бутылка пуста, на разносе прибавился кусок надкушенного пирога. Своим закусывали.
7-00. Пью кофе. Выползает муж, заискивающе заглядывает в глаза-«Ну как, мать, пережила? Спать хочется?». Молча киваю, голова гудит, в горле песок. Каркаю:
« Пережила, давай, помогай убираться».
Выхожу во двор. Идёт дождь, на улице ни души. Сосед пытается палкой снять с дерева бабушкины жёлтые панталоны.Остальное бельё с их верёвки развешено на заборе. Калитка лежит на дорожке. «С новым годом» –злорадно приветствую. Делает вид, что не слышит. На железке лежит скорюченная фигура, рукой пошевелила. Жив.
8-00. Посуда убрана, зерно собрано в уголке. Из приобретений – одна варежка и старая телогрейка, из убытков – драные калоши вместо наших. Муж бурчит, я даже радуюсь – нечего отсиживаться в подполье. На календаре четырнадцатое. Ура! Пережили!