Ох, уж эта школа!..

Ольга Корзова
Давно замечено, где бы в России ни собрались люди, занимающиеся одним делом, все они говорят лишь о нём: пьяницы – о водке, бабники – о бабах, а мы, учителя, всё о своих двоечниках да прогульщиках. Даже если, оставшись чисто женским коллективом, задумаем по мужикам языком  пройтись, минут через десять обнаруживаем, что, действительно,  говорим о мужиках… в возрасте от семи до пятнадцати. Судьба…
Не буду спорить с судьбой, начну о своём, о девичьем. То бишь, о своих «мамайцах». Получила я их по наследству от учительницы-«иностранки», ушедшей «в декрет». Как было клятвенно обещано, только на год. Теперь уже и учительница вернулась, и все сроки истекли, но никто меня от наследства освобождать не спешит.
Почему? Потому что если в окна учительской летят снежки – это они, «мамайцы». Если школу потрясает раздирающий душу рёв   –  значит, там побывали они. Если сверху в столовую льётся поток воды – следовательно, «мамайцы» задумали «самостийно» провести генеральную уборку. Только им, отправившись за водой  вниз, захочется немедленно узнать, сможет ли Женька простоять на голове хотя бы минуту, и для этого воткнуть его в ведро с водой вниз головой. Только они могут в сорокаградусный мороз, когда вся школа кутается в шубейки, скинуть всю верхнюю одежду и выскочить на школьное крыльцо в одних футболках. Только после урока у них ошарашенный учитель иногда лишь разводит руками: «Это что-то!»
Честно говорю, я за их темпераментом уже не успеваю, поэтому, иногда не вмешиваясь, смотрю на события отстранённо. Так, во время одного из классных вечеров, накормив своих детей и проведя небольшую познавательно-развлекательную программу, предоставила им возможность «оторваться» под музыку. Сама же пошла  в учительскую проверять дневники: начинался ноябрь, заканчивалась I четверть, времени, как обычно, не хватало.
Всё было умеренно-тихо, все неумеренные порывы, казалось, уже укрощены… Вдруг топот ног в коридоре, крики. Кидаюсь к двери: вдали мелькают голые торсы. Спускаюсь вниз, отворяю уличную дверь. Посреди деревни погоня, слышится мат-перемат. Но народ какой-то мелкий, внимания не заслуживающий. Стою и наблюдаю, жду, чем дело закончится.
Через пару минут прибегают мои ангелы с победным видом. На мой немой вопрос взахлёб рассказывают:
– А мы, Ольга Владимировна, шестиклассников били!
– И было за что?
– Ага! Мы, такие, выёживаемся под музыку, а они под окно пришли, камнем кинули. Женька вниз убежал, а они его бить! А мы увидели: «Наших бьют!» И побежали!
– А чего голые?
– Так жарко ведь!
– Ну, и кто кого?
– Мы им! Ну, и они нам, конечно! Короче, ничья!
– А язык русский, конечно, «силён и крепок»?
– Ага! А они иначе не понимают!
– Ну-ну…Ладно, идите вверх! Всю деревню, небось, устрашили своим «прикидом»?.. Завтра заслушаем общественное мнение…
– Чо?
– Да так, мысли вслух…
Конечно, не всегда я так эпически спокойна. Бывает, и срываюсь… Как-то на обществознании урок начался с разборки между Женькой и Никиткой. Драка завязалась ещё на перемене, а «мамайцы», известное дело, народ азартный. Разбирать правого и виноватого у них сложно, поэтому ограничилась тем, что, поорав, выкинула за дверь остынуть Никитку, который на голову выше меня.
Никитка, естественно, вскоре  остыл, заскучал, заскрёбся у двери, но я некоторое время выдерживала характер. Между тем объясняла классу, что все их разборки на пустом месте – следствие низкой самооценки. Человек, реально оценивающий себя, не кинется с кулаками на другого только потому, что тот назвал его «миной». Решили повышать самооценку. Для этого я предложила провести игру «Золотой стул».
– Этот стул, - указала я на стул, выдвинутый на середину, - становится золотым. Про того, кто на него сядет, нельзя говорить гадости. Наоборот, скажем о  нём всё хорошее, что мы думаем. Пусть он знает, что у него есть не только недостатки, но и достоинства. Ну, кто первым хочет сесть на золотой стул?
– Я последняя, – моментально заявила первая красавица класса Ленка.
– Не я, не я, – застеснялись остальные.
Я про себя подумала: «Как всегда. Выйти в центр для них пытка, хотя временами пытаются привлечь к себе внимание. Но одно дело заявить, что я самый «крутой», другое – быть таковым на самом деле».
– Ольга Владимировна, а давайте Вы.
– Я? Ну, что ж, – говорю я и сажусь на стул.
Пауза.
– Начинайте. Лена?
– Вы умная.
Киваю следующему. Со всех сторон слышится:
– Вы хороший учитель.
– Так все говорят.
– Вы нас на компьютере учите.
Из-за двери слышится:
– Вы спокойная.
Меня разбирает хохот. Это я-то, которая его выкинула несколько минут назад?  Еле сдерживаюсь, говорю: «Спасибо. Кто теперь сядет на золотой стул?»
Моё место занимает Женька, потом Вовка и дальше. Я отхожу к двери. Никитка баском спрашивает:
– А мне можно?
– Ну, что, ребята, пустим Никиту?
– Да! Нет!
– Давайте всё-таки дадим и ему посидеть на золотом стуле. Никита, заходи!
Никита вдруг разворачивается и идёт прочь.
– Ты куда? Ушёл! – в недоумении поворачиваюсь я к классу.
– Наверно, обиделся, что мы сразу не пустили, – тут же объясняет Вовка.
В дверь засовывается фигура Никиты:
– Да я за портфелем ходил. Портфель у меня внизу валялся.

…Вот так и живём. Дерёмся и миримся, смеёмся и плачем, делаем пакости и иногда сожалеем о них, учимся (особенно в конце четверти) и не  очень (в её начале). Что будет дальше? Поживём – увидим…