Смерть в Гефсиманском саду

Узланер Владимир
        Баллада о древней оливе

           Лужайка обрывалась с половины.
           За нею начинался Млечный путь.
           Седые серебристые маслины
           Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

           В конце был чей-то сад, надел земельный.
           Учеников оставив за стеной,
           Он им сказал: "Душа скорбит смертельно,
           Побудьте здесь и бодрствуйте со мной".

           Борис Пастернак. (Из цикла стихотворений Юрия Живаго)

И было так, прошли тысячeлетья,
Стою я здесь - эпохами оброс.
Mои семь братьев помнят цепь трагедий -
В тот День, когда покинул нас Христос.
...
Туристы шумно и многоязычно
Толпятся здесь, у Масличной горы.
С улыбкой гиды в нас, оливы, тычут –
Что вроде мы с библейской той поры.

Мой старый ствол – переплетенье веток,
Они, о дряхлой старости скорбя,
Чтоб я не развалился напоследок –
Вцепились хватко сами за себя.

Уставши от насмешек многолетних,
Решили мы – кто жертвует собой.
На нашей тайной вЕчере последней
Я вытянул свой жребий роковой.

Как тот учитель, долго я терзался,
Потом подумал: Всё же я не есмь.
Как Он, я в руки грешников отдался,
Впустил к себе тяжёлую болезнь.
...
Консилиум учёных был и позже,
Не заразил чтоб братьев на ветру,
Меня спилили, отодрали кожу,
И вскрыли словно тайну свежий сруб.

И было торжество и удивленье,
Когда, уже на свете не жилец,
Раскрыл им лет тончайшие деленья:
Две тысячи изогнутых колец.

Свидетели величия и скорби,
Святого очевидцы жития.
Как спину Он от дум печальных сгорбив,
Молил чтоб ‘чаша минула сия’.

Как Он сказал, кровавый пот стирая:
‘Наш путь тернист, как острая стерня’.
‘Вот – и шаги ( так гвозди в лоб вбивают!),
Ученика, предавшего Меня’.

Пусть бодр дух, плоть немощна – эпохи
Пройдут в огне, ученью вопреки.
Как трудно человеком быть и богом,
И на себя принять людей грехи.

12 января 2009 г.