У Земли из опеки не выйдешь –
будто мать, бережёт упрямо.
Но, любимая, плачет мама,
видишь?
По Земле, от смущения жаркой,
так покойно кошачьим лапкам
и домашним затоптанным тапкам
шаркать.
На Земле, закружившейся бражно,
кто-то может ещё смеяться,
а кому-то химеры снятся.
Страшно!
Над Землёй хороводы прелюдий
ненаписанных произведений.
Заклинаю, прошу: разденьтесь,
люди!
Чтоб ничей животёнышко вислый
не скрывал побуждений сердца,
а классический череп – перца
мыслей.
Вся планета,
Наташа, раздета,
и понятно твоё смятенье –
всюду видишь бесплотные тени.
ЭТО:
копошится в обыденном хламе,
потерявшая всё, что свято,
недовольная очень, чья-то
ПАМЯТЬ;
бродит, будто к ответу готовясь,
ожидая за грех расплаты,
неспокойная очень, чья-то
СОВЕСТЬ;
в тишине опустевшего сквера,
на несчастной любви распята,
стонет жалкая очень, чья-то
ВЕРА;
ЧЁРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ хлещет с ВЕЗЕНЬЕМ,
от ВЕСЕЛЬЯ дробясь на части,
за своё непростое СЧАСТЬЕ
зелье.
Ты боишься стать тоже без тела.
Торопливо, сбиваясь, просишь:
«Прежним мир… он намного проще…
сделай».
Эх, заплачу апрельской берёзой.
Не из пальца – из сердца, что ли,
пей, любимая, пей, без соли
слёзы.