Нам не дано понять, что выстрадано ими,
Хоть вычитай глаза, не испытать ту боль,
Что кралась по пятам этапами глухими,
Кромсала поперёк, полосовала вдоль.
Набрякшая от крови пятьдесят восьмая:
В четырнадцать кругов расписан русский ад,
Россия скорчилась в безмолвие стеная,
Восстань из тьмы веков - бессилен был бы Дант.
Овчарки жёлтый клык и ругань конвоира,
Прикладом по ребру и оплеухой плеть,
Осклизлый карцер-гроб и рвотный смрад сортира -
Всё призвано губить и на живом шипеть.
А урочий закон попрал насильно душу,
Всё тело извозил в мерзейших из грехов,
Из моря слёз людских не выбраться на сушу:
Бурливо море то, без дна и берегов.
Невольник лагерей с опустошённом взором,
Рождённый для любви и чтоб растить детей,
Из прошлого глядят твои глаза с укором,
На нас с тобой глядят, забывших палачей.
А жертва и палач в кладбищенской неволе
Спокойно рядом спят, кресты им давят грудь...
О мёртвых не скажу ни доброе, ни злое,
Но давят те кресты и не дают уснуть.