Он был красавец. И одевался со вкусом тонким. Читал Бодлера в оригинале. Шутил легко. Он в этом доме был старожилом. Но вот ребёнком его не помнил никто буквально из стариков. Все как-то странно его, по сути, не замечали. И те старухи, что были в детстве им пленены, лишь улыбались ему привычно, когда встречали, да удивлялись, не видя в волосе седины. Его соседи привыкли видеть, как он гуляет в дворовом сквере, держа собаку на поводке. Пёс был ленивым. Шёл смирно рядом. Почти не лаял, закрывшись глухо в своём собачьем смешном мирке.
А он всегда был самодостаточно неделимым. Пил утром кофе, а вечерами ходил в спортзал. Влюблялся в женщин открытолицых, почти без грима. И верил слову, если его сказал. Как истукана себя пытался лепить из воска. И всё, что лишним ему казалось, он отрезал… Нет, всё не точно, и этот образ написан плоско. Ведь билось что-то горячей искрой в его глазах…
Она ценила вино и суши. Считалась стервой. Любила женщин. И, не скрывая, брала своё. Её мужчина, который страстью случился первой, в небесном хоре давно осанну любви поёт. Она садилась в свой Ламборджини, который Дьябло, и хохотала, когда мотор уходил в астрал. На кольцевой выпивала в баре два чёрных дабла и танцевала с провинциалками до утра. Её любили. Она любила. Но так случалось, что вдруг срывало по полной крышу и, боже мой, как нестерпимо, до полубреда она скучала, ждала, что скажет однажды кто-то: «Пошли домой».
А дом её, тот который крутым казался, был пуст по жизни. В нём обитали беда и боль. Он ей в наследство от самой первой любви достался. Да, дом достался. Но не досталась, увы, любовь. И годы тёрли тела чужие, чужие лица. Она ж, казалось, вчера из школы – задорный шкет. Как удавалось десятки лет так сохраниться никто не знает. И не узнает теперь. Секрет…
Когда однажды, на южном пляже, под звуки сальсы, с партнёром каждый своим, танцуя, они сошлись, он прикоснулся к её ладони открытой пальцем – луна и солнце – два одиночества взорвались! «Так не бывает!» – воскликнет кто-то. Бывает редко. И тот, кто свыше назначил встречу, не обманул. Они узнали друг друга, точно по неким меткам. Их было двое во всей вселенной – последний пул. Им невозможно встречаться было – они старели, когда сближались на расстояние явной лжи. Но так, до крика, они друг друга любить хотели, что не хотели поодиночке бессмертно жить. И поцелуи ложились тонко по жаркой плоти. И становился дороже века короткий миг…
А воздух крался, как яд небесный, горяч и плотен, чтоб вдохи жизней двоих созданий переломить.
Когда рассвет опалил лучами приморский город, им не пришлось услышать, как с неба понёсся звон…
Он был не старым ещё – пожалуй, едва под сорок...
Она – девчонка совсем…
…красивый, но странный сон…