Телеграмма. Из Азнавура

Александр Рюсс
           ***
Весёлый  мальчик  почтальон,
Под  нос  куплеты  напевая,
Ответственностью  окрылён
Бежит  вприпрыжку  от  трамвая.

Ла-ла,  ла-ла – шестой  этаж,
Дверь  третья  слева,  где  звоночки.
Ла-ла,  ла-ла – мадам  Белаж.
Депеша  ей  в  четыре  строчки.

Через  ступеньки  в  три  прыжка
Взлетел  почти до  чердака,
И  прочитав: «Стучите  громче» -
Затарабанил  что  есть  мочи.

Негодованием  пылая,
Открыла  дама  пожилая,
Под  нос  проклятья  бормоча,
И  шепелявя,  и  ворча.

Ладонь  трясущуюся  к  уху
Прижала  ветхая  старуха
И,  разобравшись,  что  к  чему,
Гримасу  скорчила  ему.
«Мерси» - сквозь  зубы  процедила
И  до  порога  проводила.

Дрожа,  депешу  раскрывает,
Читает,  чуть  не  по складам,
Склонившись  к  буквенным  рядам,
И  в  такт  рассеянно  кивает.

Откинув  рваную  вуаль,
Затеплила  в  божнице  свечи
И,  в  молью  траченную  шаль
Ссутулила  худые  плечи.

Ветха  каморка  и  бедна.

В  полоске  света  у  окна
Читает  медленно  она,
Чуть  слышно  шелестя  губами,
Пытаясь  вникнуть,  ухватить,
Поймать  единственную  нить
Изложенную  в  телеграмме.

Она  её,  едва  дыша,
Прочла  раз  десять  не  спеша.

«Люблю,  целую,  обнимаю,
Лечу  к  тебе,  встречай  Орли
В  шесть  вечера  второго  мая.
К  твоим  ногам,  о,  Натали,
Припасть  немедленно  желаю.
Бокал  шампанского  «Шабли»
За  нашу  встречу  поднимаю
Твой  Франсуа…»

Она  застыла,
Помолодев  на  тридцать  лет.
Их  злая  бедность  разлучила,
Разъединил  холодный  Свет.

Он  улетел,  чтоб  возвратиться…

«Прощай,  я  буду  ждать  тебя!»

И  вот,  по-прежнему  любя,
Поймав  заморскую  синицу,
Он  снова  в  жизнь  её  стучится,
Воспоминанья  теребя.

Дохнули  холодом  метели.
В  разлуке  молодость  прошла.
Былые  краски  омертвели.
Лицо  в  морщинах. В  дряхлом  теле
Нет  тени  прежнего  тепла.

Химера  бедности  с  клыками
До  края  бездны  довела,
Друзей  лишила  и  угла,
Сдавила  стылыми  руками.

Куском  свеклы  варёной 
                губы
Чуть  оживив,  напудрив  нос,
Поправив  вставленные  зубы
И  пряди  сбившихся  волос,
Она  в  Орли  спешит,  хромая,
Вплетая  в  гомон  голосов
Аэропорт  и  шесть  часов,
И  вечер,  и  второе  мая.

Вот  борт  из  Мексики
                и  Он
Идёт  по  трапу  в  чёрной  паре,
С  цветами,  в  бронзовом  загаре,
Красив,  как  вечный  Аполлон.

Виски  седые,  но,  как  прежде,
Спадают  волосы  до  плеч.
Она  молчит,  в  немой  надежде
Его  внимание  привлечь.

Встречающих,  за  рядом  ряд
Он  обегает  быстрым  взглядом.
Она  бледна.  О,  как  горят
Худые  руки, как  каскадом 
Толчки  сердечные  гремят!

Вот  шаг  ещё… Он  с  нею  рядом.

Толкнул  нечаянно  её
И  произнёс,  взглянув  тревожно:
«Мадам,  простите,  если  можно,
Прикосновение  моё.

Я  здесь  ищу…  Она  прекрасна,
Как  Боттичеллева  весна,
И  безмятежна,  и  стройна,
И  упоительна,  и  страстна.

Вы  не  видали?    Эй,  приятель,
А  ты  свой  взгляд  не  обратил
На  ту,  что  ярче  всех  светил,
На  ту  блондинку,  что  Создатель
Красой  небесной  окропил?
Невысока,  голубоглаза…

Позвольте,  вот  она!
                О,  нет…
Её  глаза,  как  два  топаза
Лучат  святой  небесный  свет.

Прошу  прощенья.   Не  видали
Светловолосую?…  она
Всенепременно  быть  должна
На  этом  аэровокзале.

Старушка  вдаль  оттеснена
И  нет  конца  её  печали.