Море. Этюд второй - Зима

Яков Соловейчик
I               

Море и небо всегда навевают грустные мысли. В них можно всматриваться до бесконечности, и нелепы попытки что-либо разглядеть в этой пропасти. А так хочется!
Между морем и небом можно увидеть только себя – огромное, прозрачное лицо, безвольно зависшее над дугой горизонта. Попробуйте когда-нибудь посмотреть в мутное зеркало сквозь увеличительное стекло…  Впрочем, лучше не стоит.

В свободное время я выползаю на пляж, в надежде снять напряжение повседневной суеты, сцепившее мышцы, словно колючей проволокой. На пляже пустынно – зима. Шастаю вдоль берега под мелким дождиком, засунув руки в брюки и сигарету в зубы. Под ногами песок, в котором каплям дождя не дано умереть. Каждая из них оставляет в песке крохотную впадинку – недолгую память о себе для случайного бродяги.

За пару зимних месяцев волны выбросили на берег столько мусора, что невольно вспоминается «Сутра подсолнуха» Алена Гинзберга.   
Из песка торчат останки цивилизации: разодранные полиэтиленовые пакеты, пластмассовые бутылки, продавленные жестяные банки из-под «Кока-колы» и пива. Какие-то выцветшие тряпки с расплывшимися надписями на английском или иврите, мокрые прогнившие доски (вздорная мысль – призыв уже забытого детства – о далёком кораблекрушении, будоражит фантазию).
По всему пляжу, как по бранному полю после Великой Сечи, разбросаны руки и ноги пластмассовых кукол.
Неизвестно откуда взявшиеся, обломанные чёрные ветки, торчат из песка, как скрюченные пальцы прошлого. Горы мелких ракушек – будущие клипсы и бусы средиземноморских красоток, совершенно безобидные, невесомые и облизанные волнами камушки. И ещё, что-то серое - не понятно что.

И вдруг, среди всего этого мусора – следы! Удивление… и страх, осторожно пробирающийся своими холодными щупальцами под свитером.
Не сразу понимаешь, что эти следы оставил ты сам, каких-то пол часа назад.

II

Я с глубокомысленным видом брожу по берегу и периодически показываю морю фиги. Море нервничает в ответ. Я стою в метре от набегающих волн и задорно приговариваю:
- Давай - давай! Попробуй, попыхти, побрызгайся! Всё равно не достанешь! Куда тебе!
 И вдруг – хлюп! И ноги мокрые. Море не прощает подобной наглости. В ответ я злобно высморкался в него и отбежал метров на двадцать. Пусть теперь попсихует!

III

Однажды ночью я увидел стаю маленьких белых птичек, качавшихся на волнах, возле самого берега.
- Ну, всё, - подумал я, - приехал. Баста!
Подошёл поближе – и впрямь птицы. Маленькие, белые, да так много, что в глазах рябит. На волнах подпрыгивают, чирикают и крылышками машут. Меня почуяли, испугались, вспорхнули и с недовольным писком перелетели на другое место.
Я иду за ними, как зачарованный. А они – от меня. Я снова за ними, а они снова перелетают. Всё дальше и дальше. И тут я вспомнил Крысолова. Я замер на месте и долго стоял так на берегу моря, прислушиваясь к себе и боясь пошевелиться. А птицы, тем временем, белыми точками растворились во тьме.
Значит, ещё не доехал. Ещё в пути.


199...