Ткань наоде'ждена.
Шляпа нахлобучена.
Я, походкой выкручивая,
Прогуливаюсь по улице,
Как по манежу.
Мякиш неба нежный ртом ловлю,
Снопы искр розового воздуха,
Духами дышу.
На шее - виселица.
Ветра лопасти зубов и пасть искрится.
Близится
Картонный всадник вечера и муки мыслей.
Заповедь - повиснуть на петле,
Лежащей на ключицах,
Быть под конем и в то же время на коне.
Вдеваясь в кашемировые латы,
Я желал о короле,
Лелеял мысль закончить королем.
Нырнул в дверной проем
Картонный воин...
Колокольчик
Плещется в потоке воздуха,
Вздыхает,
Тратит звон на сгорбленные спины уродов и златовласых потаскух.
Я к уху подношу серебряные звенья,
Хромовые ягоды,
Вдыхаю музыку из трубочек и крошек песен,
Бурых жаб, осиновых кузнечиков и изумрудных мух.
Арка, мост, гранитовые плиты, снова арка...
Крупицы музыки и листья облаков
Ссыпаются ко мне в карман.
Ступни переступают через слоганы газет, выкидышей веры желтые отхарки,
Кричащих мне что я иуда,
Преступленец,
Грубиян!...
Больные Насти и Наташи желтеют пальцами,
Ногтятся под мостом,
Малиновые губы расклевавши на прокисшие надежды.
Я корку с языков их обдеру зубами, теплым ртом,
Их щеки разотру галлюцинацией,
Ненужное - обрежу.
Потом на исповедь к еловому рассаднику у здания с часами -
Скрипеть подошвами по возмущенной мостовой,
Красноватый дым хлестать, как брагу, запивая голосами,
А потом валяться под бордюрами с больною головой.
Поет хорал в расщель усадеб переулка, в сыпь и лязг,
И горизонт растрепан,
Цепляясь по'лами одежд за гвозди взглядов,
Выброшенных из воро'т.
Мне нечего желать, я сам - железный ангел,
Сам насаживаю к крышам копоть,
Нанизываю бусы звезд и крашу улице ее пухлявый рот.