Нет, явно ведь, что-то попуталось здесь.
Плохой поварёнок замешивал смесь.
Должно быть халявил, хотел поскорей.
Забыл посолить, покрошить сельдерей.
И вышла похлёбка не вылить - не съесть.
Лишь палец засунуть, да ложкой залезть
в кастрюлю, картошку на дне ворошить.
Вздохнуть, потужить ну и дальше зажить.
Ошибочно думать, что радости нет,
и видеть лишь тени на голой стене.
Мы просто устали, у нас нету сил.
Бездействуем, сколько бы он не просил.
Он просит нас, просит на каждом шагу
почаще протягивать руку врагу.
А мы лишь привыкли её поднимать,
да пальцы потуже в кулак зажимать.
Прогулка до центра. Улыбки в лицо.
Такие фальшивые, что за крыльцо
не надо показываться большинству.
И дверь запереть. Игнорировать стук.
И думать, и думать, в окошко смотреть.
Почувствовать, что мы живы лишь на треть.
И вовсе не ту, что оставила мать
или отец. Мы начнём понимать.
Да всё же понятно! Зачем говорить?
Затем, что не можем похлёбки сварить.
Мы всё усложняем простые слова,
а жизнь - малословна и просто права.
Права - загибая нас с хрустом к земле.
Права - голодать заставляя семь лет.
К удобному мы привыкаем спеша.
Похлёбка сварилась, пора помешать.