Нет страшнее такой обиды,
Если предал тебя любимый.
Даже если не осенью.
Даже если не бросил.
Даже если потом, как раньше,
О любви говорит без фальши,
Даже если веришь этим словам,
Как жить дальше, солгав?
Ощущенье беды и боли,
И привычка знакомой роли,
И реальность страшнее слов,
Стон шагов, лабиринт домов.
Повторение повторений.
Ну так что же, что дождь весенний,
Круг закончен и начат вновь,
Ограниченный колеей.
Всё обыденно до оскомины:
Изменяет тебе с женою,
Или если законный он муж тебе,
То с девчонкою двадцати трёх лет.
Забывает придти на встречу
И с работы ждешь целый вечер,
И стираешь рубашки, носки и трусы,
И считаешь контрольные и курсачи,
И безумно любя, бесконечно любя,
Даришь галстук, стихи, и детей, и себя.
И заело пластинку на строчке одниой:
"Что ты сделал со мной, любимый?
Что ты сделал, любимый мой?.."
Не могу. Не хочу. Не прощаю.
И пластинку без страха ломаю.
И не слышу тех слов,
И не вижу тех снов,
И - свободна! - со дна
Вылетаю одна!
И живу! И лечу!
И люблю, как хочу!
Не мерзавца на дне,
А свободу в себе...
А тот, кто любит и сможет
Со дна пусть взлетает тоже!
Алке Выдрук,
и Ирке Березковой,
и Танечке Волосевич,
и Ирке Тимофеевой,
и Маме,
себе и всем нам
Посвящается.