Живущий в горах, ты был одинок и светел.
Не зная того, порой говорил с богами.
Был скромен твой дом. И ясен твой мир. И ветер,
Скользя по вершинам, с улыбкой играл снегами.
На каменных скалах мохнато гляделись гнезда.
Над крыльями птиц плыла синева покоя.
А ночью спускалось небо. И близки звезды
Казались настолько, что ты их срывал рукою.
Чиста была жажда. Легко утолимым голод.
И, названный горним, хранил тебя мир влюбленно.
А где-то внизу огнями искрился город
И звал ненадолго спуститься к нему по склону.
Сойдя, как лавина, ты бросился в этот омут,
Не ведая, сном ли, явью он был навеян.
Тебя подхватило кружение тесных комнат,
Объятия толп и пьянящий угар кофеен.
Ты плыл от восторга, не чувствая тень печали.
Ты мнил себя, если не богом, то здешним князем.
Тебя полюбили, умея любить едва ли.
Тебя на руках носили, роняя наземь.
Ты был опьянен неверным сияньем света,
Мельканием губ, кровавых, как куст пиона,
И звоном стекла, и запахом кож. А где-то
Скрывались вершины в густой пелене неона.
Охота неволи пуще. И тем невольней
Становится сердце, как будто стучась покорней.
Из горнего мира легко опуститься в дольний.
Из дольнего мира нельзя возвратиться в горний.
Изгибами тропы приводят в глухие норы.
Тебя здесь забудут. И там о тебе не вспомнят.
Ты спишь, захмелевший. И снятся тебе не горы,
А темные стены сжимающих сердце комнат.