Он вешает куртку на спинку стула,
и ночь расправляет четыре крыла…
И листьями взорвана сизая мгла,
И осень у ног его кошкой свернулась…
Он пьёт самый терпкий зеленый чай
и пишет любимым, родным, незнакомым.
И вечер, как лоскут, от мира оторван,
и осень ластится у ног. Засыпай…
Я снова ему напишу про октябрь
на каждом опавшем осеннем листе…
и тысячей писем и в каждом письме
смешаюсь с дождем… Ненадолго хотя бы…
Я буду писать про границы бессониц,
и снов безграничность, что тонет во мне…
я здесь навсегда, в этом красном огне…
и искрами листья жгут мой подоконник.
Он вешает куртку на спинку стула
и в кольца замкнет сотни тысяч дорог,
и утро – из солнечных нитей клубок
под теплой ладонью, свернувшись, уснуло.
И пусть разлетится по всем городам,
где выпьет он чаю по воскресеньям,
моих ворох писем коротких, осенних,
на строчки разорванных по слогам…