всего одно письмо

Марта Яковлева
я хочу укутывать тебя в пестроту красок стамбула, успокаивать тебя мерно текущими водами сены и тяжелой каменной кладкой парижских набережных, я хочу быть на твоих щеках слезами лодонского дождя. я хочу кормить тебя сумасшедшим азиатским фастфудом в американских придорожных мотелях. хочу любые дороги, хайвеи и трассы  выстелить нам под колеса узорной лентой. ну, что, что ты там сейчас? спишь? плачешь? работаешь? я хочу греть твои ладони своим дыханием, рассказывать тебе на ночь сказки, как шахерезада из тысячи и одной ночи. а чего хочешь ты?

знаешь, как выглядит в моем бессознательном наша идеальная встреча? я иду в душ, а ты ставишь какой-нибудь дурацкий советский фильм. потом я иду варить кофе, и намазывать бутерброды, приношу тебе все это на маленьком подносе и ставлю рядом с кроватью. мы лежим и смотрим кино, а я глажу тебя по спине и периодически утыкаюсь лицом в твои лопатки. nada mas. никакого секса никакой эротики. только тягучее журчание чужих голосов, запах крепкого свежесваренного кофе, мои волосы, еще влажные и пахнущие обязательно твоим шампунем и мои пальцы на твоей спине. тебе видится в этом что-то непристойное?

на мосту у лувра я подумала, что не стала бы цеплять замок на перила. скорее, я усадила бы тебя на лавочку, принесла этот их местный багет и сыра, и кормила бы тебя кусочками, с рук, как кормят только птиц и детей. ты и есть ребенок-птица, мой хороший. огромная, но еще совсем неловкая птица с нездешним размахом крыл. не умещающаяся в отведенной ей реальности. или это я о себе сейчас? не важно. словом, в моей истории, милый, мы наконец-то переместились с той заснеженной заправки, где мы остались стоять в декабре, и вот -  едим сыр на набережной сены под дождем. ты рад?

избыточно много вопросов, наверное. это все от того, что я так давно тебя не видел. и еще дольше - не говорил с тобой. я не слышал твоего голоса тысячу лет и сумасшедше соскучился. хорошо что уже завтра ты утопишь свои лопатки в моих ладонях, и я прижмусь губами к твоему виску. мой хороший, мой родной, мой несчастный. это так по-русски любить тебя в твоем горе  -  и надрывно и нежно. ровно это я и делаю. а ты?

11.02.11, Париж