С Т И Х И 1. ИЗ КНИГИ "ДИТЯ ЗИМЫ"
--------------------------------------------------------
ДИТЯ ЗИМЫ
Где бродишь ты, дитя зимы,
Склоняя в пухлые ладони
Седой парик, и пьешь в поклоне
Печаль неутоленной тьмы,
Где бродишь ты, дитя зимы?
Страшась уборов изумрудных,
Вдали от слез и от войны,
От знаков доблести нагрудных,
От Бога и от сатаны,
Что ищешь ты, печаль весны?
Последний раз я видел Небо,
Быть может, сотни лет назад,
И первозданный райский сад.
Но как воспоминанье слепо:
Не помню Рая, помню ад...
Нет радости вздыхать о лете,
Когда со мной ты, вечный дух.
Сквозь хоровод ветров и вьюг,
Сквозь стужу смотришь ты, как дети
Глядят, утратившие слух.
Понять бы радо, но не можешь
Ты праздника, дитя зимы.
Лишь занесенные холмы
Своим дыханием тревожишь,
А потеплеет - занеможешь.
И вот - с тобой простимся мы,
Дитя зимы,
Дитя зимы...
1996 г.
* * *
Из разбитого неба я каплей сочусь.
Я пока не волшебник, я только учусь.
Но умею с рожденья о главном молчать:
О печали, прославившей Божью печать.
Облака подо мною и свод надо мной.
Я простился с землею минувшей весной.
Белый ангел в ладонях моих изнемог,
И посыпались крылья с небес на песок.
Ты была Человеком, вселенская мгла,
И еще неопознанным чем-то была,
Что сияло над миром, что будет сиять,
Что ушло и вернулось, и с нами опять.
Зверь Господень, я знаю: защита твоя
Нас веками хранит от беды бытия;
Ей дано убивать в человечестве тьму,
Чтобы тьма не досталась уже никому.
1995 г.
* * *
Саламандровы братья, забейтесь в огне,
Саламандра, встряхнись из объятий земли!
Мы остались одни в одичавшей стране
И чужую печаль на себя навлекли.
Сквозь дурацкие маски и выжженный гвалт
Мы уходим, взвиваясь в Твои Небеса,
Наш немеркнущий Боже, где Ты воскресал,
С той земли, где Твои умирали глаза.
Ты увидишь, Господь, наше братство и боль,
Что врывалась в Тебя временами. Прости...
Нам унять эту боль, Всемогущий, позволь
И впусти нас в священное царство, впусти...
* * *
Под красными кирпичами
Вода золотистых линий.
Под красными кирпичами
Скрывается звездный иней.
И нам не заснуть ночами
И не задремать отныне,
Пока не отыщем иней
Под красными кирпичами.
Два ангела за плечами:
Багровый и бледно-синий.
Под красными кирпичами
Вода золотистых линий.
Под красными кирпичами
Мы снова стали больными
И встали перед врачами,
Мечами гремя стальными.
И снова в пруду ночами
Намечены звезды лилий,
И снова в бреду прощаний
Мы ждем золотистых линий,
Которые встали крестно
Меж красными кирпичами
И до сих пор неизвестно,
За чьими стоят плечами.
Как ангелы: бледно-синий
И ярко-багровый. Боже!
Прекрасный и чистый иней
Твое окружает ложе.
Под красной холодной кладкой
Молчит золотая дверца.
Открыть бы ее украдкой,
Ведущую прямо в сердце!
19955 г.
* * *
Прощай. Сухое облако воды.
Недомоганья дымчатые слезы.
Тень незашедшей утренний звезды,
И на песке ветров морские розы.
Тень откровенья. В царство катастроф
Летит предчувствий призрачная птица.
Мне кажется, что не совсем здоров
Пророк, благословивший эти лица.
Прости. Тогда и я тебя прощу.
Боюсь, что по-другому не сумею.
Опять замок не подошел к ключу.
Закрыта дверь. Что прячется за нею?
Таинственны дыхания ветров,
Бесчисленны в печали незабвенной.
И тень всемирно грозных катастроф
Скользит в ночном безмолвии Вселенной.
1996 г.
ЛЕСТНИЦА В НЕБО
Зачем на пороге иных измерений
Меня вы тревожите, древние тени
Последних исканий и праздных смятений,
Падений, вставаний и поздних смирений?
К чему за порог выпроваживать гостя,
Пока он не просит ни зрелищ, ни хлеба,
Не просит воды и ночлега не просит,
А только чтоб лестницу дали на небо.
А в небе-то ясно: то звезды и нега,
То свет лучезарный из солнечной нити.
Но где же ты, где же ты, лестница в небо?
Кто знает, пожалуйста, путь укажите.
Он тянется, верно, из недр из кромешных,
Из адовых залежей нашей печали,
Он вьется из нас, суетливых и грешных,
Растением дивным в небесные дали.
Она золотая, та лестница света,
Но кажется черной, покуда сокрыта,
Как песня, которая есть, но не спета,
Как будто безмолвная чья-то молитва.
И не выпроваживай гостя из дома:
Он, может быть знает, что тайна-то рядом,
Ему показалась, быть может, знакомой
Тропинка, осенним бегущая садом.
Вдруг он угадал этот вьющийся стебель,
Из тьмы восходящий к далекому свету,
Обычный в садах, но невидимый в небе...
Так дай ему, бедному, лесницу эту.
1996 г.
* * *
Склонись ко мне усталым лицом
Наедине с пустотой.
Скажи, что стало с моим Творцом,
Где ангел мой золотой?
Ответь, почему небеса пусты,
Где лунный бездонный круг?
Одни ли мы здесь? Но безмолвен ты,
Мой давний и странный друг.
Я в шляпу сорочье воткну перо,
Подобранное в лесу.
Живой воды наберу ведро
И выпью, и мир спасу.
Но ты неизменен, как тот вопрос,
Которым болеет свет:
Где ангел, который меня принес
На лучшую из планет?
И вот я плачу в который раз
Навзрыд - и опять о нем,
О том, кто вечно ссокрыт от нас,
Об ангеле о моем...
1996 г.
* * *
Пергаментные свитки облаков,
Непамятные слитки берегов
Гегзаметр ненаписанных стихов,
Мелькание и отзвуки шагов.
Жемчужина на влажном дне морском.
Вода ушла, оставив ил с песком,
Медуз, моллюсков, рыб живую рать,
Позволив им молчать и умирать.
Вода придет. Но где куриный бог,
Который нам с тобою не помог?
Он брошен детской меткою рукой
Туда, где летний пенился прибой,
И где сегодня зябнет тишина...
Изведай тайну золотого дна.
Найди мне бога. Птицы ни при чем.
Крыло сияет над моим плечом.
Найди мне бога с шелковым зрачком.
Найди мне бога на песке морском.
И крылья затрепещут за спиной,
И крылья распахнутся надо мной,
Как парашют из перьев и лучей,
Как плащ из угасающих свечей.
И мы поможем тем, кто нам помог.
Покинут рыбы мертвые песок.
Мы бросим их в живую рябь волны,
И оживут они от глубины.
Воскреснут и медузы, и коньки,
И звезды. Ну а мы взлетим, легки,
Туда, где свет. Найди мне Бога, брат,
Как два тысячелетия назад.
1995 г.
Н Е
И холодно. И цепь не разомкнулась.
И кровь не пролилась на тонкий лед.
И подо льдом форель не изогнулась,
И не прервался выстрелом полет.
Дождь не пошел, и ночь не наступила.
Зима застыла в тонком полусне.
И чье-то слово сердце не разбило
Легко, как лед ломают по весне.
1996 г.
* * *
Ты холодна - и я такой же буду
Ты весела - и я смеюсь с тобой.
Любую бесполезную причуду
Мы примем за крещение судьбой.
Во все поверим - в дивное мгновенье
И в мрачную минуту торжества.
Нам быть друг с другом - тягостное бремя,
А для разлуки как найти слова?
1992 г.
* * *
Вонзается печаль в мои глаза,
Как птица, ошалевшая от страха,
Чей взмах крыла неотличим от взмаха
Весла, когда над озером гроза.
Я вижу дальше, чем хотел бы ты,
Кошмарный сон, меня поймавший ночью.
Я чувствую: тревожа цепь веночью,
Сплетенные, шевелятся цветы.
И под луной вздыхают тростники,
И плачут крокодилы в водах Нила.
Сама себя я криком разбудила,
Когда печаль сдавила мне виски.
Проснулась и увидела - прошло.
Качается фонарь, уходит полночь.
И тонко сквозь оконное стекло
Фонарный луч мне тянется на помощь.
1993 г.
* * *
... Я не видел ее лица, она отвернулась,
и на ней был плащ из струящихся слез.
Г. Мейринк
Напрасные встречи.
Долой созерцанье.
И холод на плечи
Роняет мерцанье
Полярных нетающих звезд.
Затеплились свечи
На блюдце разбитом.
Мы слушаем речи
О чем-то забытом
В плаще из струящихся слекз.
По холоду ночью,
Вздыхая плечами,
Кустарников клочья
Тревожа плащами,
Мы тихо пройдем по земле.
Ты, осень, оставила этот обычай
Для тайных времен
И бессмертных обличий
И высохших роз на столе.
Цветы опадают и годы проходят.
Что прежде заботило, то не заботит,
Но молим за здравие мы.
И за упокой не забудем поставить
Свечу, помянуть, и воспеть, и прославить
Любовь, избежавшую тьмы.
1995 г.
* * *
Не шаг - шажок,
Да взмах смычка.
За печкой - ворожба сверчка.
Звенящий снег, зеленый дым
Над домом желто-голубым.
Христос в снегу, как менестрель,
Бредет сквозь Рождество,
И тихий снег кладет метель
На бороду его,
Как будто краску января.
Над ним звезда цветет, горя,
Пылает, плачет на ветру,
А он идет, как шел в жару,
Босой. Но снег не студит ног
Того, кому названье - Бог.
1992 г.
КАМЕННЫЙ ЦВЕТОК
Слух утрачен, глаз ослеп,
И в молчанье рот закован.
И навеки заколдован
Мой духовный полусклеп.
Я в него войти войду,
А вот выйти не сумею,
Разве что, подобно змею,
Щелку малую найду.
Может, выберусь ползком,
Может, вылезу тайком,
Ну а если не случится,
Стану каменным цветком.
В ледяной бесцветной тьме
Разверну причуду красок,
Пестроту уральских сказок
Так, как вздумается мне.
Пусть, не видимый никем,
Вырастет цветок свободный,
Малахитово-холодный,
Посреди незримых стен.
Высеченный, как живой,
Но далекий от живого,
Возлюбивший только слово
Да наряд надменный свой.
1995 г.
* * *
Я женщиной себя не ощущаю.
Я только тайна, знающая суть.
Не забываю, может, но прощаю,
А ты меня забудь.
Найду дорогу к новому порогу,
В снегах безмолвных проложу тропу.
Я подарю мгновенье только Богу,
Предупредив судьбу.
А ты, любивший из моих ладоней
И слезы, и живую воду пить, -
Что, если б ты решился стать знакомей...
Но так не может быть.
1992 г.
* * *
Пустота. Туман. Безбрежье.
Простота иных времен.
Но как прежде, да, как прежде,
На песке черты имен.
Жгучий пальмовый подарок
Возле негритянских ног
И египетских дикарок
Непевучий детский слог.
1992 г.
* * *
Скажи мне, моя смоковница:
Бесплодна ты или нет?
Желанья мои исполнятся,
Но буду ли там, где свет?
Сквозь пальцы сочится радуга
Живым уходящим сном
Свершений, и нами надолго
Покинут родимый дом.
Закрыты родные ставенки,
Забыты мечты и смех.
И там, где ты бегал маленький,
Цветы покрывает снег.
Скажи мне, моя смоковница,
Бесплодных ночей дитя:
Затем ли твоя бессоница,
Что бросили мы тебя?
Быть может, твой плод припрятан,
Чтоб было, кому отдать?..
И жаждешь ты с ветки снятым
Любимый плод увидать...
1995 г.
БЕЗОБРАЗНАЯ ГЕРЦОГИНЯ
Темный мир безопасен и нем.
Я в тебя ухожу насовсем,
Безобразная правда моя,
Герцогиня фейхтвангерская.
Сквозь владычество силы твоей
Я уверую в черствый и мертвый покой,
Королева мятежных кровей,
Но не я ли твой ангел, навеки слепой?
Но не я ли учил твою знать,
Как поганое тело драконовой тьмы
У китайской стены вспоминать
И смущать, и печалить
Чужие умы?
И в рокочущей знойной толпе,
Этом скопище жарких развязанных тел
Я искал откровенье тебе,
Безобразная, словно Салимов удел.
А когда наконец-то нашел,
То и жизнь промелькнула свирепым толчком,
Как рубиновый сок под ножом,
Словно волчья насмешка над красным флажком.
1994 г.
* * *
Во все века, безропотно, не споря,
Ты будешь жить, величие мое.
Увидишь каплю - и да будет море,
Увидишь ночь - и будет сверх нее.
Она от звезд, от вящего покоя,
От трубки закурившего во тьме.
В ней никогда не спрячется плохое,
А можно схорониться только мне.
Есть чудеса, но нет счастливей муки,
Чем видеть свет в ночном окне твоем
И мимо проходить, скрестивши руки,
Под золотым немеркнущим дождем.
И знать, что ты сидишь, сутуля плечи,
Рассеянно страницы теребя,
И некому вести с тобьою речи,
И некому уверовать в тебя.
И только я, дождливая, немая,
Как тень, приду, в молчанье затаясь,
И улыбнусь, тебя не обнимая,
И сяду пряжу шелковую прясть.
За нитью нить. Протянется дорога
От полночи до утренней звезды.
Я только тень у твоего порога.
Я только то, о чем мечтиаешь ты.
Но молви слово: пряжу я нарушу
Одним рожденным голосом своим.
Ты - мой творец. Ты снова создал душу,
И снова этот миг не повторим.
1993 г.
* * *
Бледный рай. Я не верю, что мрачен приют.
Бледный конь убегает, и птицы поют,
И деревья роняют листву на тропу.
Я вхожу в их немую лесную толпу,
Словно странник. И сок можжевеловый мне
Преподносит Беда на своем скакуне.
Мне не страшен ни ветер, ни мрак, ни Беда.
Я уверовал в то, что рожден навсегда.
Я бессмертен, я вечен, я тайно любим.
И природа согрета дыханьем моим.
1993 г.
* * *
... А вам такого не едать,
А вам такого не видать.
И не едать,
И не видать,
А жизнь - такая благодать.
Что смерть? Незримых два крыла,
Кольцо гостей вокруг стола
И нет тебя. Но ты была.
... А нам венчаться, не любя,
А нам влюбляться не в тебя.
И не тебя мыв, не любя,
Покинем, в небо уходя.
А вам такого не понять,
А вам печали не унять,
И не понять,
И не унять,
И ни прибавить, ни отнять.
Что жизнь? Пьянящий солнца круг,
Зеленый лес, цветочный луг,
Как избавление от мук.
Ты упадешь лицом в траву
И сон увидишь наяву.
Лицом в траву-
А позову,
Увидишь неба синеву.
И я приду к тебе, приду,
Лишь росы выпадут в саду.
Я в поздний час тебя найду.
А вам такого не суметь,
Вам не понять. что лучше смерть,
Чем не посметь, чем не суметь.
Не лучше ль просто умереть?
Чтожизнь? Великая любовь
В бескрайней чистоте лугов.
1993 г.
* * *
Я круг, вертящийся под башмаком,
Твой вечный знак.
Мой тайный дом, зовущийся цветком,
Провидит мрак.
Я желтых слов роняю в пустоту
Прозрачный слог.
Дитя мое, переходя черту,
Не знай тревог.
Дитя мое, увидев тишину,
Забудь о ней.
Люби одно: звенящую струну
В душе твоей.
Дитя, проснись. Приходит тайный срок.
Молчат моря.
И я опять роняю тихий слог,
Любовь творя.
Где тлен падет, растает желтый сок,
Взойдут сады,
И золотое дно, пронзив весок,
Заставит лечь в цветы.
И вот тогда коснусь тебя лицом
И я, дитя,
Ребенок мой, отравленный свинцом, -
И я. И я...
1992 г.
* * *
Ничего не изменится, лучше не жди.
Завершенье замрет у тебя на груди
В виде ласковой кошки: опять и опять
Будешь время в рассеянных снах обгонять.
И такие же лица, как очень давно,
Разглядеть на закате тебе суждено.
А давно - это, может, минуту назад.
Это дождь постучался в твой высохший сад.
Это сердце любви твоей светлой чертой
Замерцало однажды с твоей чистотой.
1993 г.
* * *
Пляшет папоротник пестро,
Позолоту полночь пьет.
Пахнет пылью, преет просо,
Плачет поздний пешеход.
Пьян по поводу поминок,
Песни праздные поет.
Пьяный, потерял полтинник,
Пусть, проспавшись, подберет!
1993 г.
* * *
Снова нам не повезло,
Снова черное стекло,
И за окнами полярная ночь.
Снова будем песни петь
И стаканами звенеть.
Снова некому нам будет помочь.
Было б весело - так нет.
И опять погаснет свет.
Мы свечу затеплим и замолчим.
Будем слушать до утра
Скрип гусиного пера
И ничем друг друга не огорчим.
А потом я вдруг уйду
И тебя не подожду.
И заплачем мы о том, что прошло.
А потом приду опять,
Чтоб хоть раз тебя обнять -
И опять увидеть дождь сквозь стекло.
1995 г.
* * *
Я снова честный врачеватель ран.
Черней, чем ночь, моя немая паства
Срезает золото с картинных рам.
Я снова честный врачеватель ран.
Я знал их всех и провожал их сам,
Вооруженных ружьями и смехом.
Они ответят мне моим же эхом
Из ночи знойных африканских стран.
Они ушли давно. Я сам теперь
Целительней всех трав и заклинаний.
И сторожит стада воспоминаний
Моих свирепый негритянский зверь.
1995 г.
* * *
Сквозь дым смотри на черную печать
На маске ада. Желтое надбровье
Покрась в червонный цвет. Пора начать
Лепить гранит для нового надгробья.
Папье-маше и желтое стекло.
Прижавшиеся лбом слепые лица,
Увидев то, что нам не повезло.
Поют о том, что с нами не случится.
Я так боюсь не крылья подпалить,
А умереть, над лампоу наклонившись,
Как статуя, почти что не родившись,
Почти что не начав еще любить.
1994 г.
Ш А М А Н К А
Ты шаманствуешь, я - исчезаю,
Твой тотемный полуночный зверь,
Возвращаюсь в забытую стаю
Изх волшебных заоблачных сфер.
Серебристо-седая лисица.
Льдом в долине покрылась река.
Лишь тебе, чародейка, не спится
Без прильнувшего к сердцу зверька.
Руки в жарких браслетах и кольцах
На коленях сложила в тоске.
И гуляет в серьгах-колокольцах
Гимн шаманский о хитром зверьке.
Ну а я убегаю тропою.
Не побежкой, а звуком и сном.
Над заснеженной речкой слепою
О царе ворожу о лесном.
Что ты видишь в дремоте, колдунья,
Ожидая меня до утра?
Бубна грохот, леса в полнолунье,
Лисью стаю и танец костра?
Или то, как, свернувшись в уюте,
Я лежу на плече у тебя,
Словно символ непознанной сути,
Злые косы твои теребя.
1996 г.
Г О Р О С К О П
Скорпион, скорпион, где твой летний убор?
Боже праведный, помни о нас!
Где вода, что с землею ведет разговор,
Майский жук да лиловый топаз?
Скорпион, скорпион, где плангета твоя?
Боже праведный, помни о нас!
Где планета твоя, что тревожит тебя
И людьми называется Марс?
Скорпион, скорпион, погляди-ка вокруг:
Мчатся тучи созвездий и снов,
И планеты вершат очарованный круг,
И уходит в туманность любовь.
Но она не уйдет далеко от тебя:
Ты не можешь во мраке прожить, не любя,
Ты догонишь ее на пути.
Разве можно от счастья уйти?
А когда ты умрешь, все созвездья вздохнут:
Боже праведный, помни о нас!
И погаснут в предверье последних минут
Майский жук и лиловый топаз.
1989 г.
* * *
Мой милый, вот и небо
Над нами разорвалось.
Мой милый, вот и хлеба
В ладони не осталось.
Мой милый, вот и счастье
Ушло тропой весенний.
И сыплет дождик часто,
И нынче воскресенье.
Мой милый, слышишь: горе
Взбирается на взгорье.
Не дай ему спуститься,
Чтоб нам не прослезиться.
Ложится капля соли
На стершиеся лица.
1988 г.
* * *
Мой друг, ах ты ли, ты ли, ты ли,
Как вор, скрываешься в саду?
Тебя я в нашей тяжкой были
Пожухлой осенью найду.
В листве, что сбросили деревья,
Ты прячешь голову свою,
Как страус. что взъерошил перья,
Но храбрость потерял в бою.
Ах, милый страус! Лица статуй
Следят твой одинокий шаг,
И неба профиль полосатый
Глядит сквозь тучи в черный парк,
Где бродишь ты и прячешь в листья
Больную голову свою,
Где ночью мрак вершит убийство,
Как Цербер, верный ноябрю.
1989 г.
* * *
Сердце мое на замке.
Тебе туда не войти
Сразу и налегке,
Как в дом на твоем пути.
Дом навсегда пустой.
У сердца хозяин - я.
Но только одной тобой
Лучится душа моя.
Пока ты во мне - живи.
Пока ты со мною - будь.
Лишь только в моей крови
Не чахнет чужая суть.
Ты выпьешь до дна мой дом,
Ты вынешь мою тоску
И дань святым серебром
Отдашь моему виску.
1989 г.
ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН
Буйны ветры опустились на покой.
Что мне делать с буйной головой?
Сиротлива голова,
Что ковыль-трава.
Уж как срубишь, так и покатится,
Как понуришь, так и расплачется.
Ты не вейся, черный ворон,
Закричит голова,
Надо мною, головою добра молодца!
Ты лети во Москву во златоглавую,
Ты пади ко престолу царя батюшки.
Закричи ты, ворон, громким голосом:
"Уж ты гой-еси,
Царннь наш милостивый!
На святой Руси
Государевой,
На пути, отцами-дедами протоптанном,
Почивает-спит твой добрый молодец.
Он и ночью там. Беспробуден днем.
Богатырским он позабылся сном."
Ой ты, ворон черный, не вейся над Москвой!
Не вейся над моею золотою головой.
Крепок будет мой
Богатырский сон,
Как Руси родной
Положу поклон,
Свой последний поклон
Да родной земле,
Буйну голову сложу
В траве-ковыле...
1996 г.
* * *
Не враг, не друг,
Но все ж потерян
Мною на земле.
Я, как хирург,
Больного потерявший на столе.
Я меж дорог
Положен камнем во главу угла
И не "Исток",
"Исход" меня погибель нарекла.
Я не потеря, я
Сам все на свете потерял.
Живут поверия
Про то, как принц наследный умирал.
Пасхальный зверь
Возлег над незатушенным костром...
Из всех потерь
Я о тебе заплачу об одном.
Тебя, мой принц,
Наследник царской крови голубой,
Введу на пир,
Цветы рассыпав пред тобой.
И сквозь следы
От ног твоих потерянных взойдут
Мои сады,
Хоть ты не враг мне и не друг.
1996 г.
* * *
Был колокольчик слов
Печальнее молчанья:
Ни звонкий, ни глухой.
Был золотистый плов
И замшевого чая
В столе песок сухой.
Был маленький стрелец,
Хрустально-окрыленный,
С поникшей головой.
На голове венец
Из лебеды зеленой
И мяты дождевой.
Был шорох на печи
Сверчковых песен странных
И тайного житья.
Но чья рука в ночи
Коснулась губ стеклянных,
Чуть влажных от дождя?
Стрелец сказал: "Я жив
Среди вещей и высей,
Но смеет ли стрела,
Когда ночлег дождлив,
Питаться светом мыслей
Из ящика стола?
И можно ли стреле
Таблицу умноженья
Избавить от дождя,
Когда в дождливой мгле
Не отыскать решенья,
А не решать - нельзя?"
Так плакали уста,
Так пел венец зеленый
Из мяты дождевой.
И засыпал хрусталь -
Стрелец неопаленный
С горящей головой...
1991 г.
* * *
Как миг тысячелетья, мы едины.
Чуть распадемся на две половины,
Уже опять, как яблоко, срослись
В единый шар, и с ветки смотрим вниз,
Чтоб на голову сверзиться Нютону
И дать начало новому закону.
Иль Ньютон он? Но если нет его,
Не станем мы началом ничего.
Ах, трудно, трудно в круглый шар сливаться
И нудно, нудно шаром оставаться,
Сцепившись, сросшись, словно близнецы,
Чьи матери безвестны и отцы,
Висеть на солнце тяжким спелым плодом,
И не сезон, а вечно - год за годом.
1994 г.
* * *
А лето завершилось, но зима
Еще не здесь. В пути мой чахлый дождь
И свежий ветер. Не сойти б с ума.
Обратно мысли зябкой не вернешь.
И не отыщешь след свой на дороге,
Что вел бы вспять. Пройдешь за пядью пядь,
А там устанешь - и откажут ноги,
И упадешь, не в силах устоять.
... Я в облаках, не ведая печали,
Пролью огни в Господней стороне.
Пускай они покажутся свечами
Тебе, меня увидевшей во сне.
1994 г.
* * *
Бледная улица, желтый квадрат,
Мокрая курица... Что ж ты не рад?
Длинный забор посерел от дождя,
И разговор нам продолжить нельзя.
Ибо у самых стоим у ворот,
Где не пройдет ни один пешеход.
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот пустота и туман за окном.
Вот человек - бесконечная тень -
Падает в снега прозрачную темь.
Кто он и что он? Желтеет окно.
Нам разглядеть ничего не дано
И никого. Так пойдем же со мной
В этот иззябнувший дом ледяной.
1993 г.
* * *
Не сгорай в любви, не надо.
Отзвук памятного ада
В сердце затрепещет злом.
Не пади в тяжелой пляске,
Где грозят нам смертью маски
Да тринадцатым числом.
Не сгорай в любви, не надо.
Ты живешь, моя отрада,
Но уже не в терему.
Спит твоя пустая хата,
Приютившая солдата:
Дни и ночи - все в дыму.
Все в дыму сражений бурных.
Смерть уносит самых юных.
Развеселый карнавал!
Уходи, печалясь, плача:
Вряд ли есть еще удача
Для сраженных наповал.
Уходи, беду тревожа.
Пусть она с тобою тоже
Удалится в дальний край,
Где сгорать в любви не надо,
Где из памятного ада
Возродится вечный Рай.
1994 г.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спите, люди, звери, птицы,
Спите, влажные ресницы
Утомленных глаз.
Может, счастье вам приснится -
Ослепительные лица,
Новые для вас.
Спи. Тебе родник приснится.
Нынче кончилась пшеница -
Сеют коноплю.
Спит печаль в неровной вязке...
Ты пришла ко мне из сказки.
Я тебя люблю.
1990 г.
ПЕСНЯ
Господин и госпожа!
Шел я весь в лесной печали,
Но меня вы повстречали,
Господжин и госпожа.
Только кремни для огня -
Все, что было у меня.
Да еще несчастий малость
После прожитого дня.
Господин и госпожа,
Мы отправились все вместе
И в пути слагали песни,
Господин и госпожа.
В голубом платке она,
Он в плаще из полотна.
Я в лесных своих лохмотьях,
Но моя ли в том вина?
Так пришли мы к пустоте,
И я понял, что не те
Были сердцем и душой
Господином, госпожой.
Чуть тревожась, чуть дыша,
Что ж молчать у перевала?
Надо все начать сначала,
Господин и госпожа.
1988 г.
* * *
Тихим богом уходи
Сквозь леса, сердца и годы,
Сквозхь сиреневые воды
И свинцовые дожди.
Не тревожь сухой листвы.
Мир, как дом, живущим тесен,
Но остался неизвестен
Не сносивший головы,
Не сносивший головы,
Отошедший вдаль туманно,
Там, где осень, богоданна,
Дышит запахом листвы.
Если мы с тобой уйдем,
Что останется на свете?
Может, только рощи эти,
Голый лес да листья в нем.
Может, память в темноте
Нас заставит оглядеться,
Чтоб затосковало сердце
О сиреневой воде,
О дождях в осенней мгле,
О любви, о том немногом,
Что тебя родило богом,
Тихим богом на земле.
1988 г.
* * *
Пьют дожди кипарисовый запах.
Я не трону вас, желтые змеи
Очарованно-вящей тоски.
Пыль с некрологов темных сцарапав,
Ты читаешь с лицом Саломеи
Книги, порванные на куски.
Липы жалуются, что притихла
Тень малиновая на ладонях
Собирателя ягод в саду.
И молчит колченогая пихта,
И хвосты овдовевших тритоних,
Словно рыбьи, мелькают в пруду.
1995 г.
* * *
Спят цветы. Далекой встречи
Гаснет праздник. Тают свечи,
Не оставив и следа.
Снова в мире вечер сонный.
Снова день неугомонный
Ускользает навсегда.
Нет, он к нам еще вернется,
Но другое будет солнце
В этом старом длинном дне,
Где когда-то тенью вязкой,
Виноградной тронут краской,
Грустный профиль жил в окне,
Где без нашего участья
Было долгим наше счастье.
С нами и теперь оно.
Снова создано, распято
И с креста любовью снято,
И в бессмертье введено.
1990 г.
* * *
Желтый китайский младенец,
Елочный шар янтарный,
Сердце мое сжимает
И, кланяясь пагоде, плачет.
Бьется звонок о воду,
Ярко сияет месяц,
Звезды под утро тают...
Что-то все это значит.
Пагоды, пагоды, звоны,
Желтого смеха всплески.
Снова весь город думает,
Что ему делать с младенцем.
Плачет младенец желтый,
Фонариками озаренный.
Пагоды, пагоды, звоны
Над чьим-то умершим сердцем.
1994 г.
* * *
Перезвон ветров... О. где ты?
Полночь, свитая улиткой,
Точно раковина в море,
Спит и плачет за окном.
Чахлый куст дрожит и бьется
За распахнутой калиткой.
Все ли двери на запоре.
Кто еще не скован сном?
Ты в пути. Любая буря
Не свернет тебя с дороги,
Плащ бродяги твой и шляпу
Ветром вдаль не унесет.
Ты полкинешь дом ночлежный,
След оставив на пороге,
И свою седую славу
Понесешь, как флаг, вперед.
Ты пленяешь грустным взглядом
Тех, с кем быть тебе не надо
И кому с тобою тоже
Быть не стоит в этот час.
Ты - потерянный бродяга,
Рыцарь Облачное Стадо,
Витязь Царственное Ложе
И Король Красивых Глаз.
Нас покинешь - все на свете
Побежит тебе навстречу.
И тревожной синей краской
На задумчивом холсте,
Друг печальный, дух мятежный,
Я тебя увековечу -
Вот таким героем сказки,
Посвятившим жизнь мечте.
1990 г.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ ТРЕТЬЕЙ
СИМФОНИИ БРАМСА
Не тревожь мой покой
Ощущеньем беды
Отшумели сады
Над моей головой.
Над опавшей листвой
Я склонюсь... Так прощай,
Одинокий мой рай,
Я по-прежнему твой.
Сжала тихая скорбь
Предзакатье мое.
Ты со мною не спорь.
Нынче ТЫ - бытие.
Я в тебе отражен
До последней черты,
Я в тебя погружен.
Бытие - это ты...
О тебе я забыл,
Преступая порог.
Ты меня не любил,
Но покинуть не смог.
Так спасибо тебе,
Существо-талисман.
В нашей тихой судьбе
Поселился
Туман...
1988 г.
* * *
Вдруг пройдет походкой чинной
Сквозь неведомые знаки
Тень симфонии старинной -
Клавесинный перебор:
Всхлипом клавишей в гостинной,
Где чугунные во мраке
Над решеткой спят каминной
Канделябры до сих пор.
Там, где дымчатая дама
В строгой раме над камином,
Где ее лицо, улыбка.
Милой даме поклонись.
Здравствуй. царственная мама,
Сын твой в домике старинном.
У него во власти скрипка
И непрожитая жизнь.
И поется в тайной муке
Дивным голосом Орфея
Гимн трудам и созиданьям,
И качают колыбель
Чьи-то бережные руки,
И приходит к детям фея,
Чуть тревожа прикасаньем
Золотую мирабель.
И опять, как в прошлом детстве,
Я касаюсь клавесина.
Пой мне ветер полуночный,
Бледным бархатом стучи!
Есть нужда в твоем соседстве
Там, где смотрит мать на сына
Сквозь часов висок песочный,
Истекающий в ночи.
1991 г.
* * *
Я о дожде. О маленьких квартирах,
Где в полутьме настенные часы.
И хочется в бумаге и чернилах
Уйти в себя. кропая словесы.
Где прячутся духи, и пол ветшает,
А за окном, пусть и ненужный вам,
Дождь будет лить. Ничто не помешает
Ему людей долбить по головам.
Он будет лить- а ваше, ваше дело
Смотреть на мир, набухший от воды,
И сочинять стихи: "Природа пела.
Весенний ливень орошал сады".
1992 г.
НОЧНАЯ СКАЗКА
Ночь на крыше, словно мышь,
Притаилась. Круглым глазом
Смотрит вниз, и сонный разум
Обволакивает тишь.
Ты не плачешь и не спишь.
Башен леденцовых ниши,
Замков пряничные крыши -
Все в ночи съедает мышь.
Спит луна над городком.
Дремлет шпиль, молчат куранты.
Из театров летних франты
Возвращаются пешком.
Знает газовый фонарь,
Что под ним один из франтов
Балерине в красных бантах
Преподнес поэму в дар.
И звенят теперь едва,
Как бубенчики, и льются,
Словно сок вишневый с блюдца,
Непонятные слова.
1990 г.
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Марина, птица таинственная,
Любимая и единственная.
Чья? Наверно, народная...
Марина, птица безродная.
Поэты уходят.
В Елабугу на пароходе
Уплывают поэты бездомные,
Через безводье
Ускользают по воздуху
В желтую пустынь безволья.
Улетают поэты,
Как птицы в чистое поле.
Крюк годами искать глазами -
Тяжко это? Судите сами.
А быть может, совсем легко,
Раз душа уже далеко.
Только имя тебе оставили,
Только имя...
Остальное отняли - Родину и любимых.
Ты молчишь глазами крыжовниково-ледяными
С фотографии, нищий поэт России
Марина.
Ты цветешь глазами крыжовниково-ледяными,
Беззащитным взглядом ловя преломленный свет.
Все поэты уходят от нас навеки больными,
И нигде им места, кроме как в памяти, нет.
Словно птицы, не жнут, не сеют.
Так чем живешь ты,
Поэтический, до сих пор не прерванный род?
В этой долгой жизни земной и бывшей, и прошлой
Чем живешь ты, раз даже смерть тебя не берет?
1996 г.
* * *
И будет ночь печальнее тоски
И боли. И неправильность руки
Вдруг вздрогнет неопознанною дрожью -
И станет правда ласковою ложью.
И снова свет затмится в пустоте.
И вновь распятый будет на кресте,
И мир заплачет в разности столетий,
И овладеют искушеньем дети.
Что может быть еще страшней на свете?
1992 г.
* * *
Уходишь? Уходи. Я не теряюсь.
Я только жду и прячусь от дождя.
Молчу, боясь задеть рукою воду.
В траве лугов скрываюсь с головой.
Все брошены, кому дано паденье
И суждены страдания и страх.
Но я не та. и я не так устала,
Как прочие. Я собираю дань
Цветами и лечебною травою.
Мой сумасшедший друг забылся сном,
А я мечтаю всем, кто негодует,
На шею желтый бантик повязать.
1992 г.
КАПРАТИНСКИЕ НОНЫ
Капратинские ноны, я верую: есть геометрия.
Мощный Ромул, как ромб, возносился к истокам Завета.
И его уносило в бессмертные дали безветрие,
Неподвижность горячего воздуха, зноя и света.
Одновременно, словно боясь не прославтиться знаками,
Рим чертил над землей сверхъязыческие откровения.
И о вдруг вознесенном правителе женщины плакали,
Славословя момент золотого его вознесения.
Капратинские ноны, я верую: жертвы приносятся
Лишь на Козьем болоте и только под знаком Сената.
У того, кто приносит, изломанная переносица
И решительность воина в сумрачной впадине взгляда.
Ромул имя другое обрел, но возможно ли знание?
Я Тобою, мой Боже, отправлен опять в одиночество.
О своем и чужом ничего не известно заранее.
Лишь Небесного Царствия всем умирающим хочется.
1992 г.
ПЕТРАРКА
Церковь Клары Святой в Авиньоне. Апрель.
Непредвиденной встречи случайная быль.
Так влюбленный бредет в Рождество менестрель,
Чуть взметая плащом ледянистую пыль.
Как и встарь, светлячок настоящей любви
Пробивается тихим мерцанием в свет.
"Я увидел тебя. Бог же нас избави
От страстей и тоски, от несчастий и бед.
Бог помилуй тебя, ты чужая жена,
А тебе двадцать лет,
А тебе двадцать лет.
И отныне во мне ты одна, ты одна,
Ты едина, как жизнь, ты едина, как смерть.
Будь же благословен
Этот миг золотой,
Этот царственный день
В церкви Клары Святой!"
1992 г.
* * *
Был зеленым и каменным мой небосклон.
Я опять не тогда родилась
В этом мрачном и замкнутом мире лесном
В самы темный и пасмурный час.
И не знаю, зачем. отчего. почему
Появился на свет мой покой,
И виденью безрадостному моему
Не махнуть ослабевшей рукой.
1994 г.
* * *
Печаль и пустота. И заново - печаль.
С клюкой бредет судьба заснеженной дорогой.
Песком лежит в столе
Рассыпавшийся чай,
А на столе - платок, забытый недотрогой.
Он пал с ее плеча, заплакав кисеей.
Она, о нем забыв,
Ушла в бездонность улиц,
В пустынный холод дня.
Как будто в людный зной.
И чувства спали в ней,
И чувства не проснулись.
Она ушла, а тот,
Кто с нею был всю ночь,
Остался, над столом
Лицо в ладонях спрятав,
Как Гамлет, что хотел Офелии помочь
Тем, что любил ее,
Как сорок тысяч братьев.
Она идет, а он
Без памяти влюблен.
Она уже не та,
Но все его мечта.
... В ней было то, что он
Хотел иметь всегда...
1990 г.
АННА
Была походка странная у Анны,
Как будто шла она по облакам
Хмельной невестой, нежной и желанной,
С фатою, ниспадающей к ногам.
Была улыбка странная у Анны,
Как будто улыбалась никому
И в никуда. Но не казались странны
Глаза - никто не знает, почему.
1996 г.
* * *
Ветром носит листья,
Над асфальтом мгла.
Спят чужие письма
В ящике стола.
Ящика не трогай.
Долго до утра.
Нам своей дорогой
Уходить пора.
Пусть холодным ветром
В сумрак унесет
Тех, кто за ответом
Ночью к нам придет.
1991 г.
* * *
Когда порой дождливы вечера,
И меркнет небо, серое от влаги,
Приходят к нам со скрипками бродяги
И под окном играют до утра.
И отгоняет сладкий сон игра
От нас, детей, лежащих в темных спальнях.
И не уснуть всю ночь от дум печальных,
Когда порой дождливы вечера.
1990 г.
* * *
Как чужие забытые дети,
Что не помнят о доме своем,
Мы уедем в забытой карете
Под непамятным летним дождем.
Тихий город проедем в тумане,
По дороге укатим в поля.
Будет хмурое небо над нами,
А под нами - чужая земля.
1990 г.
* * *
Ни слез, ни горя больше нет.
Я в городе чужом
Встречаю пасмурный рассвет,
Как кролик под ножом.
Мне некуда бежать из тьмы
И некуда во тьме.
С тобою вместе гибли мы,
А плакать только мне.
Ах, плакать... Кровью иль вином?
Иссушена слеза
В осеннем городе чужом,
Где мокнут небеса.
За что погибло все и вся,
Когда в десятом дне
Любить обеим нам нельзя,
А плакать - только мне?
Собачья боль внутри меня,
Собачья суета.
Я в темном доме без огня,
Где мрак и пустота.
И в страшно-черной пустоте,
В бездонной темноте
Дано мне помнить о тебе
И плакать о тебе.
1991 г.
* * *
Меркнет свет. Густеют краски.
Скоро сумерки придут.
Белый Карлик в звездной маске
Заглянул в озябший пруд.
Колокольчики погасли.
Спят огни в чужих домах...
На реке под властью сказки
Спит весла последний взмах.
Годы скрылись. Миновали
Нас и смерть и холода.
Но в ночи уснем едва ли -
Не уснуть бы навсегда.
1991 г.
* * *
Печаль умерла,
Сгорела до тла.
Свеча оплыла
От взмаха весла.
От взмаха крыла
Добра или зла
Печаль умерла,
Свеча оплыла.
1994 г.
ТОРНАЯ ДОРОГА
Гоню коня. Лечу дорогой торной.
И ты со мною, ангел беспризорный.
Холодным ливнем хлещет по щекам
Меня весна, похожая на осень,
А в сером небе гжелевая просинь,
И проседь в волосах сродни снегам.
Не поднимай семян, упавших наземь.
И так уж плащ от непогоды грязен.
Не подметай им слякоти дорог.
Пусть не взойти ни плевелам, ни зернам,
Но слава Богу и дорогам торным,
Пусть даже странник нищ и изнемог.
Гоню коня! Тревожно и туманно
На сердце. Пусто в глубине кармана.
Последний грош бродяге бросил я.
И вот теперь один гоню коня,
Опять, как встарь, надеясь на удачу.
Но больше не тоскую и не плачу.
Лечу в ночи, доспехами гремя.
1996 г.
ГАЙ КАЛИГУЛА
СВЕТОНИЮ ТРАНКВИЛЛУ
Светоний! Рим смеется надо мной,
И ты смеешься; я не верю грому.
Как вскормлены волчицей Рем и Ромул,
Так я гордыней вскормлен неземной.
Хотел в Сенат назначить я коня.
Он более людей того достоин.
Тиберий, дед мой, понял бы меня,
Но в Риме тот, кто одинок, не воин.
Здесь каждый император одинок.
Пойми, Светоний, как бы ни хотели
Мы, кесари, весь мир сложить у ног
Своих, обречены мы с колыбели.
Пойми, Светоний, я не дорожу
Ни жизнью, ни любовию народной.
Лишь по ночам далекой и свободной
Луне в бессильном бешенстве грожу.
Ей голову не отрубить. Она
Сама кругла, как голова богини.
Что делать мне с печалями моими?
Подобно кубку, выпит я до дна.
О боги, боги, что же делать мне?
Как будто самый дух мой обезглавлен.
Забыт ли я иль заново прославлен?
"Ин вино веритас", - шепчу луне.
А может, не ин вино, а в тоске,
Слепой и страстной, в коей пребываю.
И бродишь ты, империя, по краю,
От вечной гибели на волоске.
И я брожу: с тобою, за тобой,
Великий Рим; не шут я твой, а всадник.
И вытоптан в точиле виноградник,
И кровь бежит звериною тропой...
1995 г.
* * *
Как лист золотой, от дождей почерневший,
Империя пала в печали кромешной.
Империя, где же твое воскресенье?
Забудут о взлетахно вспомнят паденье
Свирепые дети овечьего стада,
Что стали волками в эпоху разлада.
Империя пала, империя пала.
Исчерпан конец, позабыто начало.
Я руку свою задержу над короной
В палате, сверкающей золотом, тронной,
Где блики в лампадах
Еще не погасли,
Где лики в окладах
По-прежнему ясны.
Ты помнишь дождливую песню капели,
Когда мы лежали еще в колыбели
Без имени и без надежд на мирское
Величье - и спали в тепле и покое?
Почти же, пока мы живые с тобою
Задворки империи лаской скупою.
Дотронься до света величья былого
Бессмертием духа, гармонией слова.
И чистые слезы короткой молитвы
Пролей над исходом неслыханной битвы!
1996 г.
* * *
Мой след простыл навеки,
И снег занес траву.
Я в падающем снеге,
Как в Ноевом ковчеге,
Живу и вдаль плыву.
И мне не остается
Другого ничего,
Чем жить, как мне дается,
И слушать, как смеется
Над смертью Божество.
1996 г.
АПОСТОЛ ПЕТР
... И было виденье Петру:
Господь уходил по дороге,
Закутавшись в порванный плащ.
"Куда же ты, Господи?" "В Рим.
Пусть снова распнут меня в Риме,
И кровь моя в землю уйдет.
И скрылось видение. Петр
Стоял на безмолвной дороге
Какое-то время. Потом
Он вспять повернул, вспоминая
Тот день, когда трижды отрекся:
"Не знаю его" и заплакал.
... Но не было нынче ни слез,
Ни страха, а было молчанье.
Он понял, что должен вернуться
И быть убиенным, и пасть
За Господа, как и мечталось
Ему, когда жив был Господь.
... А ночь заливалась дождем.
И вот городские ворота
Апостол, молясь, миновал.
"Спаситель! Ключами от Рая
Открою я дверь в бесконечность.
Помилуй же душу мою!
Я, Господи, трепет смертельный
Любовью к тебе искуплю.
Не чистой водою, а кровью
Вскормлю я живой виноградник
И агнцем закланным паду."
Так брел он к великому Риму,
Исполненный света и силы,
Сквозь дождь. Были мокры ворота,
И город, и стены, и крыши.
Шел Петр, одиноко ступая,
Ключами от Рая звеня.
1995 г.
САЛОМЕЯ
Мать во тьме затаилась, немея.
И танцую в зеленых лучах!
Я божественна, я - Саломея
С кисеей на прозрачных плечах.
Глянь-ка, Ирод, как радостен танец,
Сколько страсти и сколько огня,
Как вишневый играет румянец,
И браслеты спадают, звеня.
Глянь-ка, Ирод, а вдруг да приснится
В пляске Иродиадова дочь,
Как наряд ее жаркий искрится,
Ускользает в прохладную ночь.
"Все проси! Ничего не возбранно
За божественный танец отдать!"
"Мне нужна голова Иоанна," -
Говорю, как велела мне мать.
И несут мне на блюде подарок -
Иоанна Крестителя взгляд.
Рада мать. Но померк и неярок
Стал внезапно мой дивный наряд.
Отчего не звенится браслетам?
Отчего тяжела голова?
Засыпаю. И чудится, где-то
Мне пророчат, что я не жива,
Что по горло под лед провалилась,
Что конец - и никто не спасет,
И что мне отсекает, приснилось,
Легковерную голову лед.
Захлебнулась я в крике: "Спаситель!"
Что за имя? Вскочила, звеня.
А с печального блюда Креститель
Неподвижно смотрел на меня.
1995 г.
* * *
"Помогите!" -
Первенцы плачут в Египте.
Сохраните
Жизнь на трепещущей нити.
Отворите
Ворота в далекий Рай.
Улетите
С нами в желанный край.
Помогите!
Полночь летит над землей.
Черный конь взметнулся тенью копыт.
Схороните наш долговечный зной,
Что ручьями слез,
Как дождем, омыт...
"Помогите!"-
Матери плачут в Египте.
Не губи их, Ангел. Сон фараона
Слишком крепок, чтоб прерваться от стона
Бедной матери, плачущей над убитым.
Сжалься, Боже, в эту ночь над Египтом!
Крепко первенцы спят; сон их вечен. Тихо!
Не будите, матери, их, не будите.
Ангел медленно вылетел из Египта.
К небесам несется стон: помогите!
Но чернее ночи конь над Египтом,
Но черней коня тоска по убитым.
Возле первенцев матерям не спится,
И печалью ночь наполняет лица.
"Дух мой выпит!"-
Плачет о детях Египет.
1995 г.
* * *
От тоски разорвусь на куски.
Что за грусть мне сжимает виски?
Это, может быть, только начало.
Мы навстречу друг другу идем.
Что нам делать, подруга, вдвоем?
Разойдемся, как прежде бывало.
Я увижу в проеме дверей
Полуночную цепь фонарей,
И тоска обернется звездою.
Желтый месяц раздвинет уста.
Ты не то и, наверно, не та.
Я секрета тебе не открою.
Что секрет, да судьба, да сума!
Не сгореть, не сойти бы с ума.
В грустных комнатах плавятся свечи.
Неподвижно ты, руки молчат,
И печаль затуманила взгляд -
Неприкаянный, нечеловечий.
1993 г.
* * *
Я с тобой. Ты ловишь знаки.
Ты умеешь умирать.
Ты воскресшая во мраке
Атлетическая рать.
Ты умеешь в море крови
Воссоздать свои сады.
Ночи дремлют, точно брови,
На лице твоей беды.
Я с тобой, изгнанник злобный,
Я с тобой, мой волк, мой бог.
Твой горящий знак загробный
Я в себе убить не смог.
И лугов альпийских пленник,
В бесконечной тьме эпох
Я искал тебя, изменник,
Там, где свет, и там, где Бог.
1992 г.
* * *
Вы были бледной памятью полны,
Вы были бедной папертью больны,
Где бред полыни пыльной под ногами
Прорвался сквозь дощатый дачный пол,
Где голубую сеть над головами
Молящихся паук прозрачный плел -
И пропадал в лампадовом тумане.
Оборотясь, не разжимая рта,
Молитесь тайно, только бы молиться
И молча на апостольские лица
Глядеть, чтоб их запомнить навсегда.
Там, в глаз каштановых холодной тьме
Глубокой скорби плавятся ковчеги.
И узнает в распятом человеке
Себя ребенок, спящий на холме.
1991 г.
* * *
Львы и тигры тише год от года.
Их глаза тусклее с каждым днем,
Как пчелиный дом, лишенный меда,
Муравейник, сгубленный огнем.
1993 г.
* * *
Вы снова здесь - и снова, как мечта.
Мне сон приснился: вы в него входили,
Как в замок. На плече ослепший филин,
Как человек, смеясь, кривил уста.
1992 г.
* * *
Я знаю, ты не друг мне и не враг мне.
Я вижу: ты уходишь от меня
В сыром плаще и незашитом фраке,
Бубенчиками круглыми звеня.
И где-то над упрямым самовластьем
Твоих волос курчавых спит апрель.
Нам не дано познать иных несчастий,
Чем те, что будут пройдены теперь.
1992 г.
* * *
Пусть распускаются сады,
Нас больше нет для сладкой цели.
Чего мы прежде не успели,
Того сегодня не смогли.
1992 г.
* * *
Сокрыто и не найдено одно:
Не счастье - утонченная забава,
Два камня, утянувшие на дно
Названья кораблей "Любовь" и "Слава".
1993 г.
* * *
Пустеет мир, но Бог не обречен.
Он вновь найдет в себе обитель света.
Так постигают сущность силуэта
Слепые, дверь царапая ключом.
Господь, услышь сегодня этот дождь.
1992 г.
* * *
Я знаю: камень разделить на части
Труднее, чем войти в печальный дом,
Где отпечаток нажитых несчастий,
Как блеск на украшенье золотом.
1992 г.
* * *
Голых деревьев сухая печаль,
Злые дома.
Сердца, рассудка и трезвости жаль,
Жаль без ума.
Тихо стоим у последней черты -
Боги в плащах.
Сердце мое и душа моя - ты,
Встарь и сейчас.
Как без тебя я свой крест понесу,
Радость моя,
Не потревожив земную красу,
Свет бытия?
Как без тебя защищаться пойду,
Стиснув копье?
Как перед смертью себя обрету,
Счастья мое?..
1990 г.
* * *
Чуть замирая, ветер отошел
На цыпочках. В песок вонзились стрелы
Ресниц. Ладони пали на песок.
Глаза молчали, ничего не видя.
Не думалось, не пелось, не жилось,
Не плакалось о счастье. Умиралось.
Зачем? Да так. Усталость перешла
Границы, точно вражеская сила.
Сомкнулись губы, крика не издав.
Закрылись ставни веры и надежды.
Навек? Да нет. На полсекунды только,
Но - полностью,
всецело,
до конца.
И этого достаточно для сердца,
Охваченного тьмою оказалось.
Мгновенье в бесконечность перешло.
1996 г.
* * *
Ты знаешь, я когда-нибудь уйду,
Последний фаворит Екатерины,
В цветущий сад, затопленный дождем.
Вскипают пузыри в пустом пруду
И в лужах, точно круглые морщины.
Сильнее дождь, а мы все солнца ждем.
Мы солнца ждем, а небо все темней,
Свинцовей тучи и печаль сильней,
И ухожу я бледным и забытым.
Холодных губ прощальная печать.
Дай Бог закончить так же, как начать:
Исполненным величья фаворитом.
1995 г.
ЗАРИСОВКИ
Деревянные куклы с глазами стеклянными,
Розоватые скрипки из липовых досок.
Разноцветные фокусники с обезьянами
И фигурки из воска в танцующих позах.
1993 г.
* * *
Я человечек в деревянном платье,
Отважный Буратино в колпаке.
Мне Арлекин с Пьеро родные братья,
И в школу я шагаю налегке.
1993 г.
* * *
Кровь исходила под землей, в земле,
Как вечный свод вселенского начала,
И колыбель убогую качала -
Царапину у Бога на челе.
1992 г.
* * *
Мы с детства были не в своем уме,
А на шкафу сидел, смеясь над нами,
Мой Питер, обезьяна на тесьме
С зелеными, как изумруд. глазами.
1992 г.
* * *
Послушай, бегущая кукла на нитке,
В тряпье голубом, с голубыми глазами,
Я шут с размалеванной кем-то открытки.
Я вами играю, смеюсь я над вами!
1992 г.
* * *
Мы опять бесконечно тихи.
Наши белые локоны взбиты.
И снега, как скупые санскриты,
На слепые ложатся стихи.
1992 г.
* * *
Я к Божеству от празднованья нот
Пришел заученным путем обычным,
Прибрел закрученным ключом скрипичным.
И нынче пред тобою весь я - вот...
1992 г.
ЩЕЛКУНЧИК
Я был у мышиного короля
В камзоле и с черной шпагой.
Король говорил придворным. что я
Своей знаменит отвагой,
Что слухи пусты, будто я нелеп
И зубы сломал однажды...
И жаловался король: "Я слеп,
Убить меня может каждый.
Щелкунчик, я больше к вам не приду
В детскую на Рождество.
Щелкунчик, я больше не украду
У вас с Мари ничего.
Так жаловался мышиный король.
Бедняга боялся шпаги.
Потом он ушел, а за ним толпой
Вельможи тащили флаги
И трубы, и копья. Так до зари
(Мне помнится до сих пор)
Все мыши покинули дом Мари,
И тем завершился спор.
Не бойся, Мари, твой покой спасен.
Я, точно принц, заколдован.
Не бойся, Мари, ты увидишь сон,
Как стал генералом клоун.
Камзол шутовской настоящим стал
И шпага-игрушка тоже.
Но только, Мари, он слегка устал,
А воину спать негоже.
И даже когда зажгут фонари,
Нельзя засыпать ему,
Щелкунчику твоему, Мари,
Щелкунчику твоему...
1996 г.
* * *
В мире больше нет тебя.
Тихо свет перевернулся -
И в безмолвье окунулся.
В мире больше нет тебя.
Нет тебя, и тихий дождь
Льет неслышно вдоль проспекта.
И мне кажется, что это
Ты, незримая, идешь.
Головой к плечу клонясь
И росу с речниц роняя -
Невесомая, иная
И покинувшая нас.
В мире больше нет тебя.
Спят деревья, зеленея.
Дремлет в их тени аллея...
В мире больше нет тебя.
Тихой полночью бреду.
Нет тебя. Куда деваться
От тоски и муки адской,
Как убить свою беду,
Как не умереть, любя?
Плачь, Вселенная пустая,
Ты ушла, моя святая,
В мире больше нет тебя.
1990 г.
ДЭВИДУ БОУИ
Дэвид, прощай, Незнакомый полет перешел
В огненный дождь над твоей головой.
Здравствуй, Дэвид, с лицом анаконды.
Непознанно-желт
Свет над тобой, Дэвид Боуи, свет над тобой.
В звуков сплетении роковом
Дышит болезненный твой оскал.
В зеркале кто-то пляшет кривом
Над выступами заостренных скал.
Я так боюсь, Дэвид,
Твоих катастроф.
Ты знаешь, когда
Последний пробьет час.
Пересечен
Ты древней розой ветров,
Чтобы о вечном петь
И плакать о нас.
Дэвиду в черной рубашке
Сквозь сумрак древний,
Дэвиду на канате
Под грохот мерный,
Где на учете
Каждый твой шаг неверный,
Дэвиду, над землей летящему
В вечном пространстве,
Кричу в бесконечность:
"О, Дэвид, прощай и здравствуй!"
В желтом тумане Дэвид, как цифра девять,
Согнуто-огненный, огненно-черный Дэвид.
Он остается на сцене под звон стекла.
... В быстро летящем вагоне бьют зеркала...
1996 г.
СТРЕКОЗА-ЗОЛОТЫЕ ГЛАЗА
СБОРНИК СТИХОВ
ЗАВЕЩАНИЕ ОРФЕЯ
Ж.Кокто
Не шёл - взлетал,
Не жил, не умирал
И в то же время двигался к бессрочью.
Мой век остался, словно позвоночник
В спине веков и в пропасти зеркал.
Я видел: тот, что с конской головой
Прошёл тропой, меня не задевая.
Он чёрным был, в нём грусть жила святая,
В нём сказка пела, в нём кипел прибой
И грех молчал. А я шагал вперёд.
Он вслед мне глянул мрачно и печально.
Таким со смертью первое венчанье
Я пережил, как первый свой полёт.
Ах я, Орфей, весёлый человек
С неподражаемой душой поэта!
Пускай поэты умирают где-то.
Во мне царит их бесконечный век.
18.10.89
* * *
Уходит, отцветая, тишина.
Окно открыто. Деревянной церкви
С востока раззолочена стена.
Будь нежен, свет, и всуе не померкни.
Церковные перила. Солнце спит
На старых досках, вытертых и чистых.
И золотом горит кленовый лист
В половике из порыжелых листьев.
Оклады откликаются теплом
И утренней прохладой, и свечами.
Игрушка-церковь, деревянный дом,
Не поддаётся тягостной печали.
Она молчит - и теплится. А в ней
Зелёное дыханье листьев мая,
Просторы созревающих полей.
И дремлет ветер, Господу внимая.
22.07.95
* * *
Ах, небо! Это небо - ты сведёшь
С ума любого, даже не поэта,
Вечернего исполненное света,
Весеннее, прозрачное, как дождь.
Туманно-Андромедовые тучи,
Неправилен луны затменный лик.
Надменный, полный, он намного лучше
Для тех, кто к вечной тайне не привык.
Что делать в небесах земным печалям?
Ветрами веять, птицами летать,
Над чьими-то поникшими плечами
Созвездиями чисто расцветать.
Ах, небо! Почему же я в тебе
Всё время - и не помню про земное?
И в холод, и в часы скупые зноя
В тебе я, небо, кланяюсь судьбе,
Суме, тюрьме... Чему ещё, скажи,
Мне поклониться, чтобы не разбиться,
Не разлететься, в пыль не расточиться,
Не раскрошить святилище души?..
04. 04. 96
* * *
Ты на стене, языческая маска, -
И губ смеющихся коралловый разлёт,
И сетчатая кожа щёк. Ты сказка,
Тебя придумал чуждый нам народ.
Кругами белыми глаза обведены,
Уставшие пугать конкистадоров.
Татуировка - чёрные слоны -
На лбу, загадочном, как древний город.
И сбившиеся волосы висят,
Как мох испанский, в колдовском кошмаре.
И пуст ничем не оживлённый взгляд,
И бьют тамтамы, и игра в разгаре.
Летишь, кивая. Пляшет ритуал
Над белозубой глянцевой толпою,
Танцует рта коралловый оскал,
И твой народ трепещет пред тобою.
И твой народ в восторге и тоске
К тебе, молясь, протягивает руки.
Танцует тень на солнечном песке
Под дикие ритмические звуки.
И ты смеёшься и поёшь, смеясь,
По-разному, чужими голосами...
И бесконечен ритуальный пляс
Твой огненный, с застывшими глазами.
11.05.96
ИУДА
Я больше не святой Апостол Твой.
И суть не в том, что пал я жертвой гнева
Святого, вознесённого на древо,
А то, что я почти забыт Тобой.
Спаситель! Я с поникшей головой
Брожу, во тьме запутавшись греховной.
И страшен мне Твой вещий Суд верховный.
Я больше не святой апостол Твой.
Смотри: пролился дождь и прогремел
Последний гром у нас над головами.
И посветлели небеса над нами,
Куда взглянуть отныне я не смел.
Я воду пил из глубины ручья
Лесного, и лицо в ладонях пряча,
Застывший, своего не слышал плача.
Я понимал, что Бога предал я.
Печаль во мне сменилась пустотой.
О Господи, куда же ты, постой!
У стен священных Иерусалима
Не оставляй Иуду, Дух Святой!
Но слишком поздно: ты исчез уже,
Молчанием напомнив мне забвенье.
Как быть моей загубленной душе?
Воскреснет ли она хоть на мгновенье?..
11. 08.96
* * *
Я волк-одиночка,
И тянется строчка
Моих одиноких следов
По снежной тропинке.
Сойтись в поединке
С тобой я, как прежде, готов.
Чуть рог протрубит, я мелькну среди сосен,
Дразня вороного коня.
Я серый и старый, и снежная проседь
На жёстком хребте у меня.
Охотник, тебя заманю я в чащобу,
Где конь твой не сможет пройти,
Где тесно сугроб примыкает к сугробу
И хвоей присыпаны пни.
Там хворост лежит на дремучем болоте,
Застывшим под коркою льда.
О враг мой, недаром на этой охоте
Тебя заманил я сюда.
Заклинит обрез, но клыки не заклинит.
Клинками заблещут клыки.
И сгинет мой враг человеческий, сгинет,
И больше не будет тоски.
Я снова уйду за поля и дороги,
Свирепый, счастливый, седой.
И след мой, петляющий и одинокий,
Сухой запорошит слюдой.
22.10.96
* * *
Стрекоза-золотые глаза,
За тобой по траве я бегу,
Но поймать я тебя, стрекоза,
Не могу, не могу, не могу.
Ты похожа на девочку-тень,
Чьи одежды кисейно тонки.
Я вхожу за тобой в тростники.
Мне доходит вода до колен.
Ты стрекочешь, и кажется мне,
Что смеёшься и ты надо мной,
Как смеётся в коротеньком сне
Очень давний и радостный зной
Надо мной, бесконечно иной,
Очень маленькой, очень смешной.
Где моя семилетняя тишь?
Этот бег за цветной стрекозой,
Этот бархатный мягкий камыш,
Этот страх перед летней грозой?
Сарафанчика красного нет,
Одуванчика ясного нет,
Нет таких же, как прежде, конфет.
Только в памяти маленький след.
09.11. 96
* * *
За окном моим
Снег.
Как мне пережить
Страх?
Не со мной ты, мой
Смех,
Но со мной ты, мой
Враг.
Облик твой опять
Сер.
Голос твой опять
Бред.
И в стеклянной мгле
Сфер
Ты опять творец
Бед.
Я опять уйду
В ночь,
Но отпущен мне
Век.
Прочь, печаль моя,
Прочь.
За окном моим
Снег...
21. 12.96
КРЕСТОНОСЕЦ
О чём ты плакал в жаркой Палестине
Над панцирем убитого врага,
Как брат о брате иль отец о сыне
В бесстрастном царстве зноя и песка.
Казался недоступным Гроб Господень
Сжигала руки пыль. Так царь Давид
Глядел, как великан железный спит
И мял пращу в пастушеской ладони.
На плащ с крестом ложились пыль и дождь
Так равномерно, будто понимая,
Что на земле ничто любовь земная,
А ту, что с Неба - вовсе не найдёшь...
И крестоносец лёг на плащ крестовый
И задремал, устав от суеты,
От слёз, от смерти, от борьбы суровой
Дождя и пыли, солнца и воды...
09.12.97
ВОЛЧЬЯ МУЗЫКА
Ты глядишь: надменный профиль волка,
Хищно-вызывающий оскал.
Только музыка уже умолкла -
Лишь осколки у подножья скал.
Чей ты след в туманной мгле искал,
Чьи виденья прозревал украдкой?
Море, что песок лизало гладкий,
Оторвало музыку от скал.
Унесло священные осколки.
Что ты будешь делать без неё?
Оттого ль так горько плачут волки,
Что без музыки им не житьё?
Ты ушёл, сминая талый снег,
Прочь от моря и желанной дали,
Прочь от мест, где вальс тебе играли,
От разбитой музыки - навек.
Был ты бодр, отважен и умён,
А теперь ты сед и осторожен.
Всеми ты отвергнут, ты низложен,
Точно флибустьер былых времён.
Ты идёшь всё дальше сквозь метели,
Оттепель, жару и пустоту:
Стреляный, со шрамами на теле,
Веруя в удачу и мечту.
03. 02. 95
* * *
Мы узники замка Иф,
И смысл наших лет утрачен.
Темница, твой облик мрачен,
Свобода, твой голос тих.
Но вы не конце концов,
А просто на самом деле
Боялись чужих гонцов
С письмом под полой шинели.
И кто нам тогда сказал,
Что сорваны все печати,
Что будущее в зачатье,
Под цепью былых опал,
Но всё-таки есть. И вот
Скользит, разрезая волны,
Любви и надежды полный,
Сверкающий теплоход.
Под окнами замка Иф
Он ждёт нас, и мы выходим,
И каждый из нас свободен,
И каждый степенно-тих.
И все мы, столпившись грудой
У бортика на скуле
Преломлены в неге чуда,
Как радуга в хрустале.
Свободные! Золотые!
У Неба в святой горсти!
И радуются святые,
Пришедшие нас спасти...
02.10.2000
ГЕРАЛЬДИКА
М.Ю. Тарасову
По лазоревому полю
Семь дельфинов золотых.
Лев твою исполнит волю,
Щит держа в когтях своих.
Три щита в оправе чёрной,
Три в оправе голубой.
Ах, не бойся гостьи вздорной,
Что слывёт твоей судьбой.
И красива, и волшебна,
И пестра, как маскарад,
Не пройдёт она бесследно
Для тебя. Так будь ей рад!
Всю печаль обид напрасных,
Горечь боли, серость дней
Сносишь ты в мгновеньях ясных,
В чистоте души твоей.
Вот геральдики законы.
На значках свежи цвета,
Волны, рыбы и короны,
Корабли и города.
Покорись минуте детства
И забудь, что вырос ты.
Доброта - твоё наследство,
Золото - твои мечты.
октябрь 2000
ДИАЛОГ
- Кто ты по гороскопу? - Я никто.
Я неподвластен вашим гороскопам.
Я призрак в горностаевом манто,
Мечтающий о вечном и далёком.
- Так ты король изысканных времён,
Когда одежда отличала лица?
- Я не король, но вам и не приснится,
Какой я властью свыше наделён.
- Так ангел ты? Ведь более никто
Не наделён средь нас небесной властью.
- Нет, призрак в горностаевом манто
Вовек не будет ангелом, к несчастью.
- Ты Агасфер, наверно, вечный жид,
Который смертным не даёт покоя?
- Я сам не знаю, что я есть такое,
Но вечность вряд ли мне принадлежит.
- Так значит, ты обычный человек.
Но сколь душа твоя полна разлада!
- Всё потому, что за окошком снег,
А я давно не видел снегопада.
17. 10.2000
* * *
Если детство вспоминать,
Надо сразу вспомнить лето:
Девочка бежит играть,
В платье лёгкое одета.
Крошечный велосипед
С горки катится, как тачка,
Оставляя тёмный след.
Лает на цепи собачка.
Если детство вспоминать,
Как не вспомнить домик мелкий?
Два окошка да кровать,
На столе с борщом тарелки.
И, играя в тишине
У пруда, заглянешь в воду:
Головастики на дне
Вьются в тёплую погоду.
Если детство вспоминать,
Вспомнишь озеро и пляжик.
Здесь удобно отдыхать:
Накупаешься и ляжешь.
И грызёшь сухой кисель,
Кубик розовый и твёрдый.
Над цветами вьётся шмель,
Крупный, кряжистый и гордый.
Как пыльцу не собирать,
Как при этом не гордиться?..
Всё хорошее годится,
Если детство вспоминать.
12.11.2000
ВИКТОРИНА
Представитель рода пернатых.
Автор книги "Отец-лес".
Персонаж Льюиса Кэрола
Из "Алисы в стране чудес".
Ребёнок, чужим подкинутый,
Родителями покинутый.
Луна в небесах ночных.
Дождь из серии проливных.
То, что льётся из глаз порою.
Worterbuch. Полотно Дали. ( В НЕМЕЦКОМ СЛОВЕ БУКВУ "о" ПЕЧАТАТЬ
Вещество под земной корою. С УМЛЯУТОМ - С ДВУМЯ ТОЧКАМИ НАВЕРХУ, КАК
Древнерусские корабли. У РУССКОГО "ё")
Датский сказочник. Римский воин.
Омский пекарь. Тамбовский волк.
Повреждение - род пробоин.
Гайдамаков последний полк.
Элемент и металл химический.
Застарелый кашель хронический.
Род характера ( не нордический).
Род сомнений (случай клинический).
Тот, кто может гипнотизировать.
Тот, кто любит мечтать и петь.
Кто слегка умел фантазировать?
Кто боялся не умереть?
Мальчик-с-пальчик. Два людоеда.
Сказка доброго Маршака.
Имя сверхъизвестного шведа
И синоним к слову "тоска".
1999 г.
* * *
Никто не забыт и ничто не забыто.
На сердце спокойно, душа не разбита.
Как прежде, рябина белеет в цвету.
Как прежде, калитка открыта в саду.
Не заперты двери. Ступай по дорожке
До самого домика, где на окошке
Никем не забытая кошка сидит,
А рядом столетник - и он не забыт.
Цветные дорожки на досочках чистых,
В серванте две вазы хрустально-ребристых
И две серебристые рюмочки спят,
И восемь фарфоровых белых котят.
И стол не забыт под цветастой скатёркой,
И коврик с нашитой дешёвой оборкой
На стенке с обоями в рыжих цветках...
И старый сундук не забыт впопыхах.
Ничто не забыто. И старое фото
Под стёклышком... Там улыбается кто-то.
А кто? Неужели не вспомнишь теперь?
Тебе не забылись ни кошка, ни дверь,
Ни коврик, ни стол. Но лицо незнакомо
Умершей хозяйки живущего дома.
Когда ты её позабыл навсегда?
Когда ты её проводил в никуда?
Ты помнишь: вы вместе когда-то ходили
До старенькой церкви, где вас не забыли
И ныне иконы в окладах простых:
Вы часто молились пред ликами их.
Седая старушка в платочке зелёном
И маленький внук её в чистом суконном
И чьём-то старинном чужом пиджаке;
Он после в нём рыбу ловил на реке.
Пиджак не забыт и река не забыта,
Но старая бабушка спрятана, скрыта
От глаз своих выросших внуков - навек...
Но образ её не навеки поблек.
Всмотрись хорошенько: и станет понятно,
Что память к тебе воротилась обратно,
И бабушка с дедом, светлее светил,
С небес улыбнутся: "Ты нас не забыл..."
02. 06.2001
ПРОЩАНИЕ С ДЖОНОМ
СИЛЬВЕРОМ
Посвящается Б.Н. Блинову
Холод и темень, и нет фонарей.
Вспыхнет ли свет за опущенной шторой?
Я флибустьер всех на свете морей,
Но не пытайся дознаться, который.
Много имён. Разве вспомнишь о всех,
Глядя на серые воды залива?
Многих я помню, но только не тех,
Что для себя вербовал кропотливо.
Сильвер, как холодно нынче в порту.
Сопки сомкнулись вдали крепостями.
Рому бы, рому! Ах, невмоготу
Наедине со своими страстями.
Сильвер, пожалуйста, дайте пальто.
Груды сугробов, как спины чудовищ,
Выгнулись... Сильвер, скажите мне, кто
Тайно похитил наш остров сокровищ?
Кто зачеркнул очарованный мир,
Чёрную метку, ликуя, подкинул,
Выгнал из дома - и жизнь отравил,
Душу, и ту уколоть не приминул...
Рому мне, рому! Как больно душе.
Детство зачем-то на память осталось.
Сильвер, подумайте: экая жалость,
Что мы не встретимся с вами уже.
01.12.2001
* * *
Мой двойник-родник
Из земли возник.
Завился дымок
Возле самых ног,
Убежал бегом
Голубым дымком.
Мой дружок-родник,
Напои меня -
В серебре возник,
Серебром звеня.
В душу мне проник
Голубой родник.
Подожди, постой,
Напои водой!
Божий дар свежит,
Опаляет зной,
А родник бежит,
Как всегда - родной.
01.12. 2001
* * *
Колдунья-смерть боится плакать.
Умрёшь - ну что ж? Сверкает брошь
На платье, брошен пыльный лапоть,
Тропинка убегает в рожь.
Кусты темнеют ежевики,
И белка на стволе сосны.
Тебя оплачут в церкви лики
И те, что в небе не видны.
Поникнешь головой, прощаясь,
И вспомнишь песню. Как странны
Стихи, что пели и вещались:
"Я ехал к вам. Живые сны
За мной вились толпой игривой..."
Бежит, бежит усталый конь,
Потряхивая белой гривой,
И запад красен, как огонь.
Колдунья смерть, приворожи мне
Простое русское житьё,
Где под копытом при нажиме
Ежом топорщится жнивьё.
И кладбище в зелёных листьях,
В цветах, как сад, и дух мой рад.
Я знаю, в этих землях чистых
Не умирают, просто спят.
Замри, умри, проснись на воле,
Где тёплый ветер да цветы,
Где дышит золотое поле...
У Господа бессмертен ты.
20. 03.2002
БАЛЛАДА О ДВУХ
ИМПЕРАТОРАХ
Наполеон Бонапарт
Дружил с Александром Первым.
И было это примерно
Лет двести тому назад.
О чём они говорили,
В старинном доме встречаясь,
И чем они восхищались,
От нас историки скрыли.
Есть только несколько фраз,
Помеченных лёгким жестом,
И небольшой рассказ
Почти что о неизвестном.
О чём они говорили,
Бывало, всю ночь напролёт,
Что ели они, что пили,
Не ведая, что их ждёт?..
Какой они были силой:
Один против одного.
"Если бы женщиной был он,
Я бы влюбился в него", -
Сказал Бонапарт когда-то.
Так велико обаяние
Нашего императора
Было - и было знание:
Нет не дружить уже' нам,
Больше не пить вина.
Ранены мы душевно,
Выпиты мы до дна.
Оба полны величия:
Два императора - русский
И император французский,
И сотни знаков различия...
Что мне твоя треуголка,
Шпага твоя и речь?
Я русского просёлка
Каждого щит и меч.
И если с мечом соберёшься
Ты на меня, мой друг,
То только с пути собьёшься
В стоне российских вьюг.
Когда вечерами пил я
Вместе с тобой, мой друг,
Со мною была Россия
И дух её - Божий Дух,
И царствие православное:
Ведь этим ты был пленён!
Во мне ты самое главное
Увидел, Наполеон.
Тебе хотелось того же:
Как я, созерцать Москву
И быть на меня похожим...
Не правда ль, сон наяву?
Но будут иные стены
И пустота кругом,
И остров Святой Елены -
Единственный твой дом.
Одно лишь помни: я знаю,
Что мы когда-то дружили.
В Сибири родному краю
Я расскажу, как мы жили,
Шепну росистым травам,
Как был ты в Россию влюблён -
И гордый, и дерзкий нравом,
И звался - Наполеон...
02.05.02
БУКВА "К"
Крутись, колёсико, крутись,
Как круглый колобок катись.
Кури кальян, китайский кок,
Картошку крутит кипяток.
"Крушит корабль курносый кит!" -
Команде капитан кричит.
Куда катиться, как крутиться,
Кому картошкою кормиться?
Крошится кокова корица,
Корма кряхтит, корабль кренится.
Конец! Конечно, кто куда.
Клянёт китаец-кок кита.
2002 г.
* * *
Осенний снег, густой и тёмный,
Лежит над высохшей травой
И над коричневой листвой:
Снег неглубокий, сонный, томный.
В вечернем небе тает звук.
Последний блеск. Скупая дрёма
Охватывает полукруг
Вблизи заброшенного дома.
Чужая кошка из окна
Глядит чердачного, и сыпит
Невзрачный дождь. Ты не видна
Отсюда, кошкина страна,
Надменный сказочный Египет.
Глядя гробницы фараонов
С бумажных стареньких страниц.
Но не поднимут из гробниц
Цари голов своих склонённых,
Рук золотых не распрямят,
И только снег в потёмках стынет.
Лежит на блюде виноград:
Он знает - брошен древний сад,
И грозди фараон не снимет.
Он золотой своей рукой
Не созовёт жрецов отныне.
Он спит в своей сухой пустыне,
Над ним молчанье и покой.
А кошка меховым комком
В окне заброшенном свернулась.
Пусть льётся дождь и брошен дом.
Ей снится, что она вернулась
В тот храм, где плошка с молоком.
29. 10.2002
СОЛОМОН И ЕККЛЕСИАСТ
Соломон. Всё ныне предо мной, как на ладони.
Я царь земли великой. Мой народ
Сияет, как заря на небосклоне,
Когда я в царственной своей короне
Им правлю с мудростью из года в год.
Никто, как я, так не богат на свете.
Под солнцем я один среди людей.
Но в вечном Моисеевом завете
Господь всего превыше и святей.
Он дал мне мудрость, славу и богатство.
Я - третий царь! и радостью своей
Я наполняю души, что томятся,
И призываю на Израиль братство,
Необходимое среди людей.
Над духами таинственную власть
Кольцо моё имеет. Не пропасть
Царю такому! Не коснётся слуха
Его не поруганье, ни навет.
Екклесиаст. И всё же это - суета сует.
Всё суета, и всё томленье духа.
Соломон. Чей это голос?
Екклесиаст. Это голос твой
Тебе из будущего дан судьбой.
Соломон. Я сам собою говорю?
Екклесиаст. Пожалуй.
Соломон. Так покажись, мне дерзкий дух лукавый!
Я сам с собою не веду речей
Затем, что я не пьян, и мне ли бредить?
Есть мысли вслух, что льются, как ручей.
На них обычно нечего ответить.
Екклесиаст. Я Богом послан, словно откровенье.
Я - предостережение тебе.
Я лишь виденье. Только на мгновенье
Я тенью предстаю в твоей судьбе,
Чтоб ты себе не сделал нынче зло...
Соломон. Постой, мгновение давно прошло.
Ты говоришь, ты предостереженье,
Но вижу я своё лишь отраженье...
Я мудр и зло давно остановил
Печатью Соломоновой. Ты странник?
Екклесиаст. .Я проповедник, стало быть, изгнанник.
Прощай же, я тебя предупредил.
Соломон. Постой, двойник суровый. Храм я строю,
И в мире нет подобного ему.
И что сродни богатству и покою?
Здесь рай земной дан сердцу моему.
Конечно, в Рай сумел проникнуть змей,
Чтоб искусить живущих непорочно.
Но разум МОЙ стоит на страже прочно.
Екклесиаст. В Египте покупаешь ты коней.
И жён твоих несметное число -
Из тех народов, что не знают Бога.
Соломон. Допустим, так. Но разве это зло?
Екклесиаст. От этого до зла совсем немного.
Соломон. Я верен Богу! Данный мне Завет
Не исполняю ль я с великим рвеньем?
Екклесиаст. Твоё богатство - суета сует.
Любая цепь подвластна слабым звеньям.
Любовь, безделье, роскошь и вино.
Где слабое звено? Да вот оно!
Казну ты истощаешь без примера.
Но как в тебе сильна живая вера,
Душе твоей пропасть не суждено.
Прошу тебя не говорить мне "нет".
Не спорь со мной, как нищая старуха.
Узнаешь ты, что суета сует
Столь велика, как и томленье духа.
2006 г.
КАИН
Брат мой Авель,
Ты жертву принёс,
И дым от неё
Взошёл до небес,
До солнца и звёзд...
И горько до слёз,
Что я для жертвы
Не взял овец,
А только колосья хлеба...
И думал, что дым от жертвы моей
Дойдёт до самого неба.
И скоро мой нож
Вонзится в тебя,
Как в ту овцу,
Какой я не взял,
И как овцу
Убью я тебя,
И Божий мир
Станет мне мал.
"Не сторож я брату", - отвечу Богу,
Когда он спросит, где ты теперь.
Ну а потом отправлюсь в дорогу,
И мне никто не откроет дверь.
2006 г.
АВЕЛЬ
Брат мой Каин,
Зачем ты не взял
Овцы для жертвы своей,
как я?
Теперь смотри: ты всё потерял,
И Бог обо мне спросил у тебя.
Печаль на небе, печаль на земле.
Я жил, и жертвы свои принося,
Я думал о Боге, забыв о зле.
Ты Бога забыл и убил меня.
Ты жив, но думаешь ты о чём?
О страхе своём, о брате своём
И повторяешь: какая досада!
Ты видишь, Каин,
Ангел с мечом
Стоит на страже Райского сада...
2006 г.
П. С.
Паша, Паша-Котолоба,
Что в тебе такая злоба,
И сидишь в своей ты лодке,
Что без вёсел и замков?
Пьёшь ты много скверной водки
Возле старых погребов.
Был ты опытный охотник
И хороший был работник,
А теперь ты без гроша,
А теперь ты поджигала.
Что с тобою, Паша, стало?
Знать, душа твоя пропала,
Или спит твоя душа...
Ты огнём сгубил соседа
(Чьих детей отца и деда?),
Чтоб исчез он навсегда,
Чтоб, как погорелец древний
Распрощался он с деревней
И уехал - в никуда.
Он уж больше не вернётся,
А тебе всё так же пьётся,
И поётся, и смеётся,
И гуляется тебе.
Ты жену свою повесил.
Оттого ль теперь ты весел?
Оттого ль теперь не знаешь
Ты конца своей судьбе?
Паша, Паша-Котолоба,
Ты гляди, бедняга, в оба:
Нынче твой сосед иной.
Ходит, худ и незаметен,
Легче деревенских сплетен,
Да с отточенной косой.
Ходит за тобою, Паша,
Ждёт, когда иссякнет чаша,
Что назначена тебе.
Он в дому твоём устроен,
Вечно бледен и спокоен,
И не склонен к суете.
Большеглазый, большеротый,
Он придёт с большой охотой,
Весь безропотный, дремотный -
Да махнёт своей косой.
Что уход твой будет значить?
Разве лишь сверчок проскачет,
Ну а может ночь заплачет
Свежей летнею росой.
2004 г.
* * *
Ряды деревьев встали чуждо
В осенний ряд - и точно спят.
И мне от них уже не нужно
Их летней жизни; сон их свят.
Всё подзаконно, поднебесно,
Всё истинно, и я иду,
Шаги считая на ходу, -
И для меня найдётся место.
Усталая листва спадёт,
Скользнёт, как свет, в мои ладони.
И, глядя на листвы полёт,
Замру в молитвенном поклоне.
Застыну. Звёзд на небе нет.
Луна сквозь тучи не проглянет.
Но дух мой Господа помянет -
И я шепну: "Да будет свет!"
11. 09.04
ТОСТ
За тех, кто в море, выпьем по бокалу
Вина "Токай" и водки по' сто граммов.
Как входит ночь в прохладу древних храмов,
Так в море парус вытянем помалу.
В душе проснётся радостно и звонко
Прощание. Засветится на рейде
Корабль с лицом китайского ребёнка -
Раскосый, как в сказаниях о сейде.
А море, как и прежде, только ближе.
И парус настоящий, одинокий
Белеет смутно в зарослях осоки,
А сам корабль пластмассовый и рыжий...
Мы так играли. Есть игра такая -
Давно-давно, до настоящих рейдов,
До первой сигареты и "Токая",
До первой стопки, до раскосых сейдов.
Деревня с морем тайно повстречалась,
И детская душа рвалась из дома
К причалу, где давно уже качалось
Большое судно, так душе знакомо.
И за цветами розовой сирени,
Осокой расцарапавши ладони,
Мы прозревали царственные тени
Прекрасных кораблей на небосклоне.
24. 07. 03
* * *
Ангелы живут, перелетая
С Неба на сухую твердь земли.
Нежная одежда золотая
В здешней не марается пыли.
Ангелы живут, не умирая.
Их минует тяжкая печаль.
Крылья их трепещут, не сгорая, -
Вечно, от начала всех начал.
Их одежда блещет, не сгорая,
Голос их приносит в душу свет.
Ангелы живут под сенью Рая,
Там, где нас, живых, пока что нет.
Ангелы склоняются над нами,
Сокрушаясь о земных грехах.
Неземными райскими цветами
Блещут венчики на их главах.
"Спите сладко, больше не грешите", -
Голоса их нежные твердят.
Ангелы, конечно, вы спешите...
Но потом - вернитесь к нам назад!
21.09.02
* * *
В дни юности меня не волновало,
Куда уходит солнечная тень.
Да и теперь оно волнует мало:
Пусть тень уходит хоть на целый день,
Хоть на' год, хоть навек, куда - не знаю...
Душа бы не печалилась порой.
Устала я - и больше не играю.
И жизнь уже не кажется игрой.
08.06.06
БУКВА "М"
Молчать, молиться, маяться, мечтать
Мы можем, меря мир могучей мерой.
Матросов море манит мощью мерной.
Мир может мрачно молнии метать.
Мир многогранен. Многие манеры
Мирские мы меняем. Мил мне мир -
Мир, миновавший молнии мортир,
Молящийся, молчащий, мягкий, мерный.
2006 г.
БУКВА "С"
Сосуды со сливовым соком
Скорее сними со ступени.
Смирись с сопоставленным сроком,
Срежь сталью садовой сирени.
Сокровища сладко созреют,
Собою сады соблазняя.
Спокойствие. Скоро стемнеет.
Селена сольётся, сияя
С садами, с сосудами сока,
Со старой столетней сосною,
С судьбой стихотворного слога,
С сиренью, с самою собою.
2006 г.
* * *
Золотой полночной завесы
Распахнулась густая даль.
"Поцелуй усталой принцессы"
Назову я тебя, печаль.
Спит река в предрассветной дымке,
Где таится заветный брод,
И принцессой в белой косынке
Пьёт луна бесконечность вод.
Тихий ветер коснётся леса,
Потревожит листву ракит.
Ты устала, моя принцесса,
Целовать меня - и любить...
08.08.06
ПОРТРЕТ
Глаза, расставленные, как фигуры
На шахматной доске (два короля -
И пат), скорбят, что так мала земля
Их, сходная с гепардовою шкурой.
Глаза молчат. Закрыт молящий рот.
Ни шах, ни мат. И скрытый победитель
Покинул измождённую обитель
Двух королей, сравняв великий счёт.
18.02.97
* * *
Хочешь, я братом буду - приди,
Хочешь, я другом буду - приди.
Нам в темноте не видать пути...
Что нас ждёт впереди?
Хочешь, я ветер сниму с небес,
Хочешь я ель наклоню к воде,
Хочешь звезды серебряный крест
Я подарю тебе?
Всё, что угодно, к твоим ногам
Я положу, и осенниё лес
Станет убежищем вечным нам
Под чистотой небес.
Глаз неподвижная даль цветёт
Рядом с печалью - и слёз слюда.
Тихо звенит под ногами брод
Тоненьким слоем льда.
Ты, разогревшись моим теплом,
Спишь на пожухлой листве сырой.
Лес, как покинутый тёмный дом,
Дремлет ночной порой...
2000 г.
* * *
Тихим богом уходи
Сквозь леса, сердца и годы,
Сквозь сиреневые воды
И свинцовые дожди.
Не тревожь сухой листвы...
Мир, как дом, живущим тесен,
Но остался неизвестен
Не сносивший головы,
Не сносивший головы,
Отошедший вдаль туманно,
Там, где осень, богоданна,
Дышит запахом листвы.
Если мы с тобой уйдём,
Что останется на свете?
Может, только рощи эти,
Голый лес, да листья в нём.
Может, память в темноте
Нас заставит оглядеться,
Чтоб затосковало сердце
О сиреневой воде,
О дождях в осенней мгле,
О любви, о том немногом,
Что тебя родило богом,
Тихим богом на земле.
19.05.88
* * *
Мой милый, вот и небо
Над нами разорвалось,
Мой милый, вот и хлеба
В ладони не осталось.
Мой милый, вот и счастье
Ушло тропой весенней,
И сыплет дождик часто,
И нынче - воскресенье.
Мой милый, слышишь: горе
Взбирается на взгорье.
Не дай ему спуститься,
Чтоб нам не прослезиться.
Ложится капля соли
На стёршиеся лица.
10.12.88
* * *
В храме чисто. Теплятся лампадки.
Деревянные и пол, и стены.
И проходит в благостном порядке
Служба, завершаясь постепенно.
Вот старушка на коленях стоя,
Шепчет, крестится, кладёт поклоны.
Дома у неё жильё пустое -
Никого, а с нею здесь иконы.
Можно плакать, говоря с Николой,
Умиляться лику Приснодевы,
Свечки ставить, и склоняясь долу,
Слушать стих про добрые посевы.
... Девочка с букетом вербных веток,
Обратясь лицом к иконостасу,
Обещает мёду и конфеток
Боженьке золотенькому, Спасу.
Просит, чтобы свёл её он в пустынь,
К старичку предоброму святому.
Мать сказала, что её отпустит
Из деревни к Боженькину дому.
"Стану я монахиней. До ночи
Буду в келье Боженьке молиться,
Как меня учили: "Святый Отче..."
И, быть может, Ангел мне приснится.
11.06.