Серафима и Денис 3

Вадим Ильич Росин
Оказался я в пустыне.
Море целое песку.
Мусульманские святыни
нагоняли в грудь тоску
молодого инородца,
ничего тут не суля.
Ни травинки, ни колодца,
что за скудная земля.
Не прожил бы тут и дня я
без еды и без воды.
Шел я, с грустью вспоминая
наши крымские сады,
море ласковое, дали
необъятной синеву.
Попаду туда?- едва ли,
даже если доживу.

Так с мечтами о Тавриде,
о превратностях судьбы,
увидал я пирамиды.
Как их стоили рабы?

Очарован «чудом света»
коренной великоросс,
я, как сфинкс тот, ждал ответа
на волнующий вопрос.

Положась на суд Фемиды,
взор на юг я устремил.
Путь указывали «гиды» -
камыши и желтый Нил.

И не знаю со стыда ли
наземь сыпали парчу
крокодилы, будто ждали,
когда пить я захочу.

Я смотрел на «изваянья»,
потрясенный видом слез,
вдруг подумал – мог всерьез
умереть без покаянья.
Говорят в садах Хусейна
водится такая дичь.
Уж один лишь вид бассейна
может вызвать паралич.

Знать не только мудрецами
и роскошными дворцами
слыл загадочный Восток,
но и темными делами
и кровавыми пирами,
подтвердив как мир жесток.

Продвигаясь по Сахаре,
пить я так и не рискнул.
Глядя ж на рыдавших тварей,
сам чуть было не всплакнул.

Здесь при видимом безлюдье
средь песков и скудных трав
жизнь как всюду. Тот же нрав -
подсудимые и судьи.
Те же самые законы -
пауки и скорпионы.
Правы те, кто посильней.
Солнце становилось злей.
Безобразные вараны,
оседлавшие барханы
грелись, поджидая змей.

Побывавши здесь однажды
не забудешь никогда
край и той дичайшей жажды,
край, где ценится вода
даже золота дороже.
«Ратуй-милуй, святый Боже!
Где же ты, спаситель мой?» -
Вспомнил пастыря Миколу
я, уж чувствуя спиной
беспощадный этот зной.
Мне бы выпить пепси-колы
да закушать ветчиной
опосля прохладной ванны.
Где ж ты, где ж ты, отче странный?
Что мне делать подскажи,
оброни хотя б словечко.
Ты уж, старче, услужи -
мне принцесса дорога
и нужна как богу свечка
или черту кочерга…
Тут я вспомнил про колечки.
Как мальчишка Алладин
полагал: сейчас поглажу
их, явится добрый Джин.
Торопливо снял поклажу,
думал: а пока прилягу.
Выбирая где прилечь,
заглянул – увидел флягу
и решил ее извлечь.
Тут же сверток. Осторожно
развернул. Передо мной:
что такое? Матерь божья!
ром и сало с ветчиной.
А во фляге «Пепси-Кола»...
Я ж здесь чуть не околел…
Угодил святой Никола.
Выпил я и разомлел,
и решил, что жизнь прекрасна.
Доверяясь небесам,
как попал не знаю сам
на плато горы Атласной.
Выше было только небо,
Аж захватывало дух.
Впереди Аддис-Абеба,
если посмотреть на юг.
Сзади знойная саванна,
слева впадина Афар.
Я летел над котлованом,
как мифический Икар,
над долиной полной гадов,
птиц, диковинных зверей,
Мимо горных водопадов…
Я хотел попасть скорей
в замок,
где жила принцесса
в башне Старого Дворца,
чтобы никакой повеса
не посмел спереть ларца.
В нем доселе от зачатья
скрыт был от сторонних глаз
под замком, семью печатьми,
удивительный алмаз,
излучавший алый пламень.
Этот драгоценный камень
Высшего продукт творенья
Кабы кто увидеть мог,
если не лишился зренья,
то уж точно б занемог.
Огненный графит в оправе.
Тут недюженный талант
нужен, чтобы взять был вправе
этот черный бриллиант
в триста тридцать три карата,*
Не имеющий цены.
Ни за серебро и злато
приобресть его должны.
только силою искусства,
интеллекта и ума,
и к кому проявит чувство
Африканская Луна.
У кого достанет нюха,
кто на помощь призовет
ловкость рук и силу духа,
тот конечно и сорвет
гроздь поспевшую малины,
обрамленную венцом
не каким-нибудь Челлини,
а божественным резцом.

*1 карат—0,2 грамм

За лазурной гладью Тана*
в сизой дымке от костра,
в светлой зелени платана
там белели два шатра,
словно папская сутана.
В свете солнечного утра
их крутые купола
отливали перламутром.
Что за сила привела
в это место утром рано
кандидата в женихи?

Вижу: свита и охрана,
на костре казан ухи.
Словно где-то в Подмосковье
у красавицы Оки.
Я тут с миром к ним, с любовью:
так и так, мол, мужики,
кто дорогу мне покажет
к королевскому дворцу.
Но не тут-то было. Стража -
пики в ребра, сеть к лицу,
путь закрыли молодцу.
В ноздрях кольца, а гляделки,
как у преданнейших псов,
и вращались как тарелки…
Тут на шум их голосов
из-за шелковых кулис
самодельного театра
вышла, словно Клеопатра,
госпожа. Умри Денис!
Губки алы, очи сини,
на башке волос копна.
Не принцесса ль Серафима -
Лучезарная Луна,
дочь Мангусты эфиопа?
...и стройна как антилопа.
Но принцесса ведь черна,
эта ж лишь чуть-чуть смугла.
Вот же подлые писаки.
Сделав кой-какие знаки,
«Клеопатра» отвела
жестом молнии и громы
от невинной головы,
и меня в свои хоромы
пригласила.
«Это вы»? -
я спросил ее по-русски,-
«Серафима, Ваша честь?»,
покосившись на закуски,
коих там числом не счесть.

*Тан—озеро в Эфиопии

-А ты парень видно прыткий, -
про себя смекнув, она
мне ответила с улыбкой:
- Эфиопская княжна—
наша дочь, любезный витязь.
Как зовут, пришелец, Вас?
Я назвался.
-Оглянитесь.
Тут увидел я «алмаз»,
озарявший глубь палаты,
несказанной красоты.
Что там серебро, что злато!
Неужели это ты,
нареченная? О, чудо
превзошло мои мечты.
Два огромных изумруда
несравненной чистоты
свет волшебный излучали
На меня из темноты.
Вы когда-нибудь мечтали
бездны смерить глубину?

Лик мой сразу стал печален.
Понял, что пошел ко дну
я от пламенного взора,
от ее змеиных кос.
Два зеленых светофора
увлекали под откос.
В бездну темную манили
простодушного юнца.

Уповать к Нечистой Силе
иль – Всевышнего Творца?
И откуда ждать спасенья
от ее колдовских чар?
Как покорный янычар,
я хотел стать ее тенью.
Раствориться в неге томной,
насладиться духом роз,
Приоткрытые бутоны
коих звали в царство грез.
Увлекали на край света
в золотое поле ржи.
Где тут явь, где миражи
в хаосе зимы и лета?
В этом новом «чуде света» -
жар пустынь и хлад снегов,
смесь из русских самоцветов
и заморских жемчугов.

На душе моей оковы.
Затуманилось в очах.
Глядя в омут васильковый,
я запутался в речах.
- О, Прекрасная Елена,
я твой преданный Парис.
Рыцарь вольный жаждет плена
своего. Умри Денис!

Я сражен был дивным взором
и мелодиею уст,
и покрыл себя позором:
за столом лишился чувств.
А когда очнулся где-то
далеко от этих мест,
обнаружил амулет я —
золотой нательный крест.
Чувства, вспыхнув с новой силой,
грели душу оттого,
что тот крест она носила
возле сердца своего.

Продолжение http://www.stihi.ru/2011/02/20/3093