I
День прошёл, утопив в никотиновом сне
Тусклый холод февральской метели.
Жёлтый месяц повис на высокой сосне,
Искупавшись в морозной купели.
Неспеша растекается стылая мгла
Фиолетово-сумрачной ночи.
Мятой простынью косо на небо легла,
Темнотой изнутри кровоточа.
Протянулась, расколотой гранью искрясь,
Звёздной нити алмазная жила.
В океане бездонном почти растворясь,
Красотой своей заворожила.
Белым призраком бродит смурная пурга,
По равнинам безлесых проплешин.
Потерялись низинной реки берега,
Горизонт синевой занавешен.
Занесённой берлогой темнеет остОв
Покосившейся старой избушки.
В снежных рамках свет окон сквозь ветки кустов -
Как начинка творожной ватрушки.
I I
Ты сидишь за столом, ковыряешь в носу,
Водишь ручкой, бумагу марая,
Ешь копчёную, с хлебом ржаным, колбасу,
Пьёшь вино из заморского края.
Словно Солнца лучи, на тарелке лежат
Дольки резаного апельсина,
Мерно падают капли оранжа с ножа
На узорчатые мокасины.
В голове разливается пёстрая вязь,
Разноцветия радужных пятен.
Ты рифмуешь слова, красотой умилясь,
Но язык твой убог и невнятен.
Отцепилась Луна от сосновых ветвей,
Плыть продолжив по небу ночному.
Далеко не уйдя от азов букварей,
Ты не в силах писать по-другому.
Прогорают поленья в утробе печи,
Воет пламя в норе дымохода.
Снежной россыпью ветер в окошко стучит,
Плачет особью женского рода.
Во дворе продолжает резвиться метель,
Заползая в холодные сени.
Видишь пошлость потуг и ложишься в постель,
Убедившись, что ты не Есенин.
Графоманить начав про морозный февраль,
Чередой зарифмованных строчек,
В эпилоге, где как бы должна быть мораль,
Оставляешь бессмысленный прочерк.