В восемнадцать пятнадцать мне звонит Барабулькин и говорит:
- Ну чё? Как тебе камушки?
- Какие камушки? – не понимаю я. Якобы не понимаю. И п р а в и л ь н о его понимать абсолютно не хочу.
- Какие камешки… - передразнивает он меня сварливо, - За какими ездила?
- А-а-а…. За какими ездила…. Супер. – Говорю я честно. – Супер камешки. Те, что надо.
- Я бы тоже с тобой съездил, - говорит он задумчиво-мечтательно. – Жаль, я за тридевять от тебя земель.
- Ничего. -Успокаиваю я Барабулькина. – Летом съездишь. Мы же всё равно с тобой встретимся. Следущим летом. А?
- Не знаю-не знаю… - Говорит задумчиво Барабулькин. – Я не каждый раз на даче… Я ещё к бабушке съездил. И к дедушке….
- И к Внучке…. – иронизирую я.
- Ко всем придётся, - вздыхает добросовестный Барабулькин. – Я обещал.
- Врёшь ты всё, - тут же чувствую я фальшь. – Ничего ты не обещал. Это ты только сейчас придумал. Про бабушку.
- Ну и что? – Барабулькин даже не думает извиниться. За своё враньё. – У них, может, тоже камешки….
- В почках? – иронизирую я.
- В тапочках. Подагра.
- Жаль. – Сочувствую я мифической внучке. – Значит, с кем же я тогда буду бросать?
Барабулькин задумывается. Надолго. Я слышу несколько глубоких вдохов и молчание.
И - тишина. Долгая и мифическая. Мифологическая тишина. Морфологическая. Морская.
Хотя камушки мы бросали – в реку.