Историческая музыкальная драма
СЮЖЕТ
Правительство Бориса Годунова с самого начала проводило политику изоляции России от сопредельных государств, но при этом, создавала видимость открытости (прозрачности границ), совмещая на Руси нравы опричнины с традиционным устройством Русской земли.
Польско-литовские магнаты, составлявшие правительство Речи Посполитой, хорошо знали о непопулярности царя Бориса Годунова на Руси, о ненависти русского народа к нему за убитого им в Угличе малолетнего царевича Дмитрия. Поэтому, появление в Литве самозванца, назвавшегося царевичем Дмитрием, якобы чудом воскресшего, когда слепой праведник помолился над его могилкой, послужило прекрасным поводом для организации похода на Москву. В этом походе Лжедмитрия на Москву при поддержке поляков, русский народ помогал ему; все желали освободить отечество от опричнины Бориса Годунова. Москву никто не хотел защищать. В результате Годунов скончался от потрясения. Его сына Фёдора люди схватили и убили вместе с его матерью (дочери Малюты Скуратова). Царевну Ксению постригли в монахини. Правительство, созданное Борисом Годуновым и его полицейский режим рухнули в одночасье, и на Московском престоле оказался самозванец Григорий Отрёпьев с поляками и польской красавицей-невестой Мариной Мнишек.
Лжедмитрий обязан был проявлять щедрость к полякам, а посему, деньги из государственной казны полились рекой: подарки и пожалования делались без разбора направо и налево. Казна быстро истощилась, и народу оставалось только удивляться странному расточительному нраву нового царя, который поспешил провозгласить себя первым на Руси императором.
Польские паны, посадив своего царя на Москве, стали обращаться с московским населением крайне пренебрежительно. Русским стало невыносимо обидно быть изгоями в своём отечестве и конфликты вспыхивали постоянно, но русский царь всемерно поддерживал поляков. Возму- щения против Лжедмитрия возрастали во всех сословиях. Русские Бояре во главе с князем Василием Шуйским организовали заговор и, несмотря на своих польских защитников, Лжедмитрий был схвачен и убит; труп его сожгли, и, пеплом зарядив пушку, выстрелили в сторону Запада, туда, откуда этот самозванец пришёл...
Действующие лица:
Самозванец-Лжедмитрий, инок, расстрига Чудового монастыря
Марина Мнишек, жена Лжедмитрия, дочь польского магната
Шуйский Василий Иванович, князь
Кирилл, митрополит ростовский
Щелкалов, думный дьяк
Клешнин, Телятевский, Безобразов, Мстиславский, Воротынский, московские бояре
Пушкарёв Ярослав, ружейных дел мастер
Коржай, посадский торговец пирогами
Удалов Демьян, торговец-краснорядец
Горлов Сенька, блаженный
Адам Вишневецкий, Иезуит Лавицкий, Мнишек Юрий, Ян Бучинский,
польские вельможи в Московском кремле
Хор московских людей (ремесленников, мастеровых, слуг, торговцев, служилых, холопов);
В массовых сценах: народ московский, воины-дружинники, стражники, слуги, калики перехожие, польские стражники и воины.
Действие происходит в Москве;
Время: 1606 год
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Кипучий и пёстрый Китай-город. В перспективе на киноэкране видно изображение храма Василия Блаженного. Вдоль красных рядов проходит юный гусляр с гуслями и с сумой для пожертвований; рядом с ним идёт слепой старец-баян, держась своей сухонькой рукой за плечо гусляра.
Г у с л я р (играет на гуслях и поёт песню «Гусляр», старец-баян ему подпевает)
Как налаживал гусли гусляр молодой,
Для избочин брал явор зелёный,
Звонких струн наковал он могутной рукой
Для колков дуб строгал прокалённый.
Вышли гусли на славу – поют соловьём,
Зарокочут, как сердце взыграет,
И слезами зальётся, а спросишь: «О чём?»
Что ответить, они и не знают.
То не кованый ковш о братину стучит,
То не жемчуга сыплются груды,
То не ветер гулливый травой шелестит,
Запевают, поют самогуды.
Уж не водит рукою по струнам гусляр,
Гусли сами свой сказ зачинают.
Про крещеную Русь, про князей и бояр
Самогуды про всё распевают...
Люди кладут свои дары в суму гусляру. Певцы уходят за кулисы. От красных рядов к ружейному ларю, находящемуся в центре сцены, идёт раскованной походкой посадский торговый человек по кличке Коржай, известный всему здешнему торговому люду своим весёлым нравом и вкусными пирогами (Всех встречных вежливо приветствует улыбкой и поклоном.) На шее у Коржая простой ремешок от лукошка, наполненного горячими пирогами.
К о р ж а й (Громко распевает, на все лады, расхваливая свои необыкновенные пироги.) Подходи, народ, валом в мой огород!.. У кого две ноги – недорого продам пироги! У кого одна нога, тому за полцены дам пирога!.. Ну, а если кто вовсе без ног, не приведи Бог, задарма отдам пирог!.. Пироги горячие, как языки телячьи! Гей, люд голодный, подходи, поспешай, пироги покупай! Пирожки со всячинкой - с капустой и с поросятинкой; с начинкой есть, и с таком, с повидлою и с маком! Подлетай, подходи, покупай пироги! Покупай, покупай, всех отоварит Коржай!.. Покупай, не скупись, кто купил – ешь, торопись, а то ляхи набегут – все объедки отберут!.. (Подошёл к мастеру ружейных дел Ярославу Пушкарёву, который осматривал пистоль и обратился к нему, хитро прищуриваясь.) Скажи, Ярослав, по совести, как тебе нравятся гости польские, наши новые хозяева?..
П у ш к а р ё в (Продолжая осматривать и протирать тряпочкой пистоль.) Ты, Коржай, небось, и сам не слепой, видишь, какую свору ляхов притащил на хвосте из Польши непутёвый смутьян-растрига (Поглядел с ненавистью в сторону Кремля и сплюнул.)
К о р ж а й (Поправляя на своей шее тесёмку от лукошка с пирогами.) Да уж замутил растрига жизнь нашу, всю запоганил лжёй и грабежом. Усадил на Москве родимой воровскую шайку шляхов-выхристов. А величать-то себя как заказал: импер-р-ратор!.. (отвернулся и сплюнул): погань, погань он и есть...
П у ш к а р ё в (помрачнел) Да уж бывали на Руси всякие воры, но такой воровской шайки испокон веков не водилось на Руси – Боже упаси!.. Уж до того лютые, жадные и бесстыжие, что просто невмоготу... Всё растащили, всё разбазарили и всех подряд в застенки волокут...
К о р ж а й (осторожно оглянулся, понизил голос) Но помяни моё слово: недолго пировать им на Руси доведётся. Обломают они зубы на наших московских бубликах (Указывая пальцем на мешочек с порохом, что стоял на прилавке.) я примечаю, Ярославич, что ноне зелье-то твоё пороховое лучше моих пирогов раскупают, несмотря на голодное время, а это верный знак, что дело порохом запахло...
П у ш к а р ё в (чуть заметно улыбаясь) А ты, Коржай, примечать-то примечай, но помалкивай... (К ларю подошёл боярин со слугами, Коржай быстро отошёл от прилавка.)
К о р ж а й (Зазывая к своим пирогам, звонко закричал нараспев.) Поспешай, народ, кто подойдёт вперёд, тот больше всех возьмёт! Пироги горячие с котятами зрячими: их едят, а они - в оба глаза глядят!.. Гей, люд голодный, подходи, поспешай, пироги покупай – недорого и мило, не проходите, люди добрые мимо!.. (Заприметил знакомого краснорядца Демьяна Удалого, заступил ему дорогу.) Здорово живёшь, Демьян! Что-то ты, брат, загулял в будний день. Гляжу утром – замок на твоём ларе... Вот, думаю, Демьян Удалов снова с молодой женой в своём тереме расстаться не может...
У д а л о в (Взглянул на Коржая ясным, но печальным взглядом.) Нету теперь у меня дома моего...
К о р ж а й (удивлённый) Чи-и-во говоришь-то?! Как это так, что нету теперь дома у тебя?..
У д а л о в (говорит с отчаяньем) Вчера, вечёр уже, вломились ко мне в дом целым полчищем ляхи. Орут мне, что хоромы эти теперь не мои, а ихние будут, потому как подходящие для них... (Демьяна и Коржая стали обступать знакомые люди, здоровались и участливо слушали пострадавшего Демьяна.) Да вот и всех детей моих повыкидывали за порог; жинку мою – шибко изобидели!..
К о р ж а й (Перебивая Демьяна, указывая глазами на его изорванный кафтан.) А это что, они тебе кафтан-то порвали?..
У д а л о в (смутился) Да что ж, братцы вы мои, вот не сдержался я, сердце-то моё взыграло, не потерпело обиды (Демьян потряс в воздухе своим огромным кулаком.) Сунул я одному вору в рыло, дак они все в драку полезли. Да не на того напали... Скулы-то я многим посворачивал... Ну, а что кафтан мой малость порвали, так на это наплевать! (послышались голоса из толпы)
П е р в ы й Молодец! молодец, Демьян!..
В т о р о й Да что же это, братцы, деется? Нам уже и в своём доме житья не стало? Понапустили в Москву выхристов на погибель нашу!..
Т р е т и й Бить их, мерзавцев надо, крепко бить!..
К о р ж а й Как раз теперь самое время...
П е р в ы й В самый раз теперь! Свадьба нынче у царя-то нашего самозваного... Ляхи-то все перепились на радостях...
К о р ж а й (неожиданно прервал разговор) Смолкнем, братцы, идёт сюда боярин Клешнин. Не напрасно ведь люди-то говорят, что он и Гришка расстриженный и есть те самые убийцы малолетнего царевича Дмитрия... Недаром же Клешнин теперь в большой милости у самозванца-расстриги... (Все сразу смолкли и стали расходиться; Клешнин подошёл к посадским людям.)
К л е ш н и н (дружелюбно поздоровался) Желаю добрым людям доброго дня!..
К о р ж а й (говорит не очень радушно в ответ на приветствие боярина) Да, уж денёк нынче, слава Богу, знатный (повернулся спиной к Клешнину)
К л е ш н и н (обращаясь к Удалову) Слыхивал я тут, Демьян, что у тебя поляки домишко отняли...
У д а л о в (ответил холодно) А тебе что за кручина в том, боярин знатный?..
К л е ш н и н (крякнул; колючие его глаза сузились, но ссориться он не пожелал, ударил себя ладонями по полам кафтана, воскликнул) Ну и ершистые вы, ребята-молодцы!.. Любо видеть таких на Москве (повернул Коржая за рукав к себе лицом, подтолкнул его вплотную к Демьяну и, низко наклоняясь к обоим, сказал) Ох, крамольные вы речи тут ведёте, но я не потяну вас в приказ. Сам тако же, как и вы мыслю (нагнулся к ним ещё ниже, что-то прошептал, а потом выпрямился и сказал громко) Да смотрите, не суньтесь по ошибке в другие ворота во тьме ночи... (Клешнин поспешно пошёл от своих собеседников прочь, трусовато оглядываясь)
К о р ж а й (произнёс негромко ему вслед) Чёрта два лысого – я к тебе приду...
У д а л о в А я пойду, Коржай, с ними на это дело. В другое время я бы этого Клешнина самого вот этими бы руками задушил, а теперь чую, что надо быть с ними заодно... Всё равно с кем, только бы согнать с родимой земли проклятых шляхтичей и эту набитую ими кремлёвскую куклу – расстригу... Тошно мне, Коржай!..
К о р ж а й (сочувственно) Эх, милый, кому теперь на Руси не тошно? Подожди малость, точно тебе говорю, всё перемелется, мука добрая будет! Пирогов напечём горячих!.. (выбрал из своего лукошка самый румяный пирог, подал Демьяну) Ешь, Демьяныч. Жизнь плоха – до пер- вого пирога!.. А после пирога – нам врага бы - за рога!..
У д а л о в (взял пирог с доброй, благодарной улыбкой) Весёлый ты, добрый, Коржай, на таких-то и вся Москва держится!..
К о р ж а й А нынче иначе нельзя. Уныние плохой нам попутчик. Без веселья жизнь наша, что тесто без дрожжей, не поднимется (Поправил своё лукошко с пирогами, заговорил нараспев громко, увлечённо.) Пирожки горячие-прегорячие! Хватай, покупай! Продаю недорого: с русского – полденьги, со шляхи – по-разному: за пирог с требухой – воеводу со шляхой! за пирог с кашею – царя не нашего! Моими бы пирогами с грибами – надавать бы по губам да по носам им!.. за пирог с калиною – из Москвы гнать шляхов – под зад коленами!..
Демьян дёрнул Коржая за рукав. Коржай умолк и оглянулся. К ним бежал отряд вооружённых поляков. Начальник их – худой и кривоногий бежал впереди, часто спотыкаясь и на бегу орал пьяно и злобно
П о л я к А Цо то есть пся крев? Не можно так мувить!.. (Коржай смешался с толпой, поляк остановился перед Демьяном.) Куда он есть задевался? Который тут непотребно лаял, чей будет человек?
Д е м ь я н (Ответил не сразу, яростно впиваясь глазами в поляка.) Богов он человек и Бог его унёс – куда следует...
П о л я к (говорит нагло, хамовато) Дать бы тебе за дерзость по морде, да пану Будзило негоже руци марать... Знай нашу пощаду!..
Демьян спокойно переложил свой надкусанный пирог из правой руки в левую руку, и покачал в воздухе своим кулачищем, величиной с ядро от Царь-пушки; поляк попятился назад, решил уйти от греха подальше, так как вокруг них собралось множество людей.
П о л я к (злобно воскликнул) Быдло! Хам Московицкий!.. (Резко повернулся и побрёл к оружейному ларю вместе со своим отрядом и обратился к Ярославу Пушкарёву.) Пороху мне, по пять дюжин зарядов на каждого!..
П у ш к а р ё в (Демонстративно снял мешочек с порохом со своего прилавка и поставил его к себе вниз под прилавок, спокойно ответил поляку.) Пороху у меня для панов нет...
П о л я к Брешешь, свинух! Мигом продавай для мине порох!..
П у ш к а р ё в (невозмутимо) Сказано тебе русским языком: нету у меня пороху...
П о л я к (понижая голос) Послухай, Москаль, ты должен зауважать польское шляхство и продавать мне порох, сколько моя душа забожае...
П у ш к а р ё в (тоже понижая голос) Это за что же мне вас уважать
прикажете, а? За какие такие добрые дела?..
П о л я к (задумался, сверкая очами) А что мы вам царя кращего задали!..
П у ш к а р ё в (насмешливо улыбнулся) За такого кращего царя спасибо вам огромное в обе руки, но пороха у меня для вас всё-таки нет, понял?..
П о л я к (Озлобившись, обратился к своему отряду.) Это поруха чести, панове... Руби его, хама!.. (Поляк уже наполовину вытащил свою саблю из ножен, но, увидев, что московские люди вплотную подошли к полякам сплошной стеной, опустил саблю обратно в ножны; перед поляками появился юродивый Сенька, босой, в лохмотьях, с тяжёлыми веригами на теле. Вид его был столь ужасный, что поляки невольно попятились назад.)
С е н ь к а (Не давая ляхам опомниться, юродивый пронзительно закричал, разрывая у себя на груди лохмотья.) На, руби меня, польская шляха!.. Зарежь и положи рядом с зарезанным царевичем Дмитрием (Сенька вдруг захохотал неистово, глаза его налились кровью, пена выступила на губах, всё его тело затряслось, как в лихорадке, вериги на нём пронзительно зазвенели... Послышался треск сучьев,- посадские люди выламывали деревянные колья из изгороди. Поляки вначале просто пятились назад, а потом весь польский отряд в панике побежал, не соблюдая строя. Они спотыкались, падали, вскакивали и снова бежали с возгласами: «Чума! Чума москвитная!» Послышались дальние выстрелы и топот копыт кремлёвской конницы. Люди быстро разошлись. Юродивый Сенька Горлов остался у оружейного лотка один.)
С е н ь к а (Поправил на своей груди вериги, удобно уселся на землю и запел, безмятежно улыбаясь, поглаживая себя по голове.)
Над столицей занимается
Вечерняя заря,
Ночевать мне разрешается
Под стенами Кремля:
Широко спать разрешается,
Грязь здесь вовсе не марается,
И собаки не кусаются -
Тут - под стенами кремля...
Пой, Сенька, пой!
Пой, милый, пой!
Пой, сердце, пой!
Господь с тобой...
У бояр и панов шляхтичей
Златы-пуговки блестят,
Боже, Боже, что Отрёпьевцы
Неразумные творят...
Где та русская верёвочка,
Семихвостая бечёвочка?..
Повязать бы всех кромешников,
Да примерно отстегать...
Пой, Сенька, пой!
Пой, милый, пой!
Пой, сердце, пой!
Господь с тобой...
Занавес опускается
КАРТИНА ВТОРАЯ
Занавес опущен. Вдоль авансцены проходят с остановками гусляр и баян. Исполняют песню «Взгляд икон», слова С. Савицкой
Взгляд икон и скорбит, и судит.
Боль в том взоре, укор и грусть.
Бог испытывает, кого любит.
Не сдавайся! Святая Русь!
Может, хватит скорбеть и каяться?
Кто сказал, что на смерть тебе?!!
Всё иудам простить старается
Русь, Распятая на кресте.
Опозоренную, неотпетую,
Вновь терзают её враги.
Душу русскую, душу светлую,
Душу, Господи, убереги!..
Бог испытывает, кого любит.
Не сдавайся! Святая Русь!
Взгляд икон и скорбит, и судит.
Боль в том взоре, укор и грусть...
Певцы уходят за кулисы. Занавес открывается
Царская опочивальня в старом теремном дворце Кремля. Лжедмитрий только что справил свадьбу с польской красавицей Мариной Мнишек и она стала царицей Всея Руси.
Во дворце громко играет музыка, слышна нерусская речь, раздаются взрывы хохота, топанье множества сапог, звоны бокалов, бряцанье сабель...
В опочивальне уютный полумрак. Шумно вошли хмельные и радостные Вишневецкий, иезуит Лавицкий, Юрий Мнишек, Ян Бучинский. Адам Вишневецкий ведёт себя развязано, небрежно плюхнулся на длинную скамью из красного дерева с тонкой резьбой;
В и ш н е в е ц к и й (Удовлетворённо вздыхая, вытер платком вспотевшее лицо, говорит с нескрываемой завистью.) Какая роскошь здесь, какие яркие краски в росписях стен! И всё это у русских-то варваров?.. (Рядом с Вишневецким присел иезуит Лавицкий, а сбоку на другой скамье разместились Юрий Мнишек и Ян Бучинский.) Кто бы из нас, панове, не согласился играть роль московского царя, чтобы иметь счастье владеть всеми этими сокровищами (Поднял обе руки, словно взвешивая ими и оценивая сокровища Московского Кремля; все присутствующие, в знак согласия, ответили ему вежливыми улыбками.)
Л а в и ц к и й (говорит с оттенком многозначительности) Я несомненно согласился бы, но при одном условии, чтобы эта роль не оказалась трагичной...
М н и ш е к (с тревогой в голосе обратился к Лавицкому) Разве Марине и её супругу Дмитрию грозит какая-нибудь опасность?
В и ш н е в е ц к и й (желая сгладить тревогу Мнишека) Успокойтесь воевода, вовсе нет причин для тревоги. Мы твёрдо стоим на этой земле. Намерения у нас серьёзные и долговременные (Перевёл взгляд от Мнишека к окну, сквозь цветные стёкла которого полыхал багрянец зарева от пожара; Мнишек тоже посмотрел на окно.)
М н и ш е к (тягостно вздыхая) Опять полыхает пожар где-то рядом...
Л а в и ц к и й Эта дикая страна всегда объята пожаром, ваша светлость... (Мнишек встал, его тучное тело на коротеньких ножках всколыхнулось. Во всём его облике выразился откровенный страх.)
М н и ш е к (Говорит взволнованно, с опаской озираясь на отблески пожара на стёклах окон.) Я ещё так плохо знаю эту странную страну и её дикие нравы... Признаться, я ехал сюда не испытывая большого удовольствия... И комната эта напоминает мне мрачную темницу. Марине, наверное, будет страшно тут жить...
Б у ч и н с к и й (старается улыбаться) Перестаньте, пан Мнишек. Вы напрасно боитесь за Марину. Наш царь Дмитрий не глуп и я уверен, что он сумеет обезопасить Марину. А вы ведь всё равно скоро уедете отсюда...
М н и ш е к (говорит решительно) Несомненно, я здесь долго не задержусь (взволнованно зашагал по опочивальне). Как только получу грамоты на воеводство в Новгородских и Псковских землях, незамедлительно уеду из Москвы... (Дверь неожиданно распахнулась, вошёл Григорий Отрёпьев, окинул всех присутствующих вопросительным взглядом, провёл рукой по рыжим волосам.)
Б у ч и н с к и й Мы сочли удобным подождать вас тут, государь, поскольку в других палатах очень многолюдно...
О т р ё п ь е в (Погасил свою улыбку и насторожился.) Я же просил вас не тревожить меня сегодня серьёзными делами, Ян Бучинский... (поднялся Адам Вишневецкий)
В и ш н е в е ц к и й (говорит настойчиво и громко) Нам хотелось бы, государь, именно сейчас, в момент вашего торжества, получить вещественные подтверждения вашей благосклонности к своим верным друзьям (Подошёл к Отрёпьеву вплотную и заговорил тише.) Его величество король Сигизмунд недоволен вашим недостаточным к нему вниманием.
О т р ё п ь е в (Возмущённый выпрямился, отступил от него на шаг и отошел в сторону.) Как мне нужно понимать это недовольство? Я отослал ему невероятно богатые, ценные дары... Одних золотых слитков, сколько к нему перевезли!..
В и ш н е в е ц к и й (ехидно улыбаясь) Его величеству королю Сигиз- мунду доподлинно известно, что вы отлили себе царский трон из чистого золота. Такие, ничем неоправданные затраты, ущемляют интересы нашего общего дела...
О т р ё п ь е в (с возмущением) Я настаиваю, чтобы вы оставили меня одного, сюда сейчас должна войти царица...(Поляки, явно недовольные, переглянулись, помолчали и с важным видом направились к выходу, давая ему понять, что это лишь временная уступка царскому капризу в день его свадьбы... Отрёпьев, оставшись один, напряженно всматривается в окно, в котором с новой силой заиграли сполохи зарева от пожара.)
О т р ё п ь е в (перекрестившись) Господи, Боже мой, опять неподалёку от Кремля полыхает пожар. Языки пламя поднимается до самых небес... И что это вороны всё кружатся над Кремлём, будто их кто-то потревожил... (Вошла Марина Мнишек, неслышно подошла к нему.)
М а р и н а (говорит вкрадчивым голосом) Что тебя тревожит, мой государь?..
О т р ё п ь е в (Взял её руку и прижал к своему сердцу.) Ты знаешь, как я люблю тебя, моя царица. Но ты лишь терзаешь моё сердце, притворяясь любящей, но оставаясь недоступной и холодной ко мне. Пообещала, что будешь принадлежать мне, как только станешь русской царицей... Вот сегодня ты стала царицей, но всё также холодна и безразлична ко мне...
М а р и н а (Спокойно и пытливо вглядывается в своего супруга, освободила свою руку и заговорила с холодной укоризной.) Я имею основание быть недовольной тобой... Зачем ты пригласил Василия Шуйского на нашу с тобой свадьбу? Это хитрая лиса и коварный зверь! Всё ходит и присматривается ко всем, будто выбирает свои жертвы и оценивает: кого нужно в первую очередь убить... Лавицкий прослышал о нём кое-что очень опасное для нас...
О т р ё п ь е в Не стоит так драматизировать, Марина. Шуйский абсолютно безвреден, он трусливый, да и положиться ему на Москве не на кого. А нам надо помаленьку заводить дружбу с боярами, а вот твоего иезуита Лавицкого я брошу в темницу. Он ведёт себя вызывающе...
М а р и н а (улыбаясь) Ревнуешь?.. Лучше брось за решётку Шуйского, пока не поздно... (Отрёпьев не ответил. Марина подошла к окну, вглядываясь в зарево пожара.) Боже, сколько ещё может полыхать пожар неподалёку от Кремля? (Негромко исполняет песню «На чужбине», слова Л. Нелидовой.)
Спой мне, ветер, песню тихо под сурдинку,
О краях нездешних, о далёком счастье...
Отогрей мне душу. Что замёрзла в льдинку,
Осуши мне слёзы горькие в ненастье.
(Отрёпьев, обнимая за плечи Марину, поёт вместе с ней дуэтом)
Ты везде по свету белому гуляешь,
Песни распевая, вольный и могучий!
Многое ты видишь, многое ты знаешь
И всегда в ненастье прогоняешь тучи.
(Марина, освободилась от объятий Отрёпьева, поёт одна)
Отчего, скажи мне, средь людского шума
Я так одинока, будто всем чужая?..
Будто бы иные грусть моя и думы,
И в огромном мире будто бы одна я...
Не могу открыть я всё, о чём тоскую;
Я на дне души всё спрятала глубоко.
Полюбить так трудно мне страну чужую,
Не могу забыть я о стране далёкой...
Спой мне, ветер, песню о стране родимой,
О стране далёкой спой мне под сурдинку;
Где была счастливой, где была любимой...
Отогрей мне душу, что замёрзла в льдинку...
О т р ё п ь е в (успокаивая Марину) Не печалься, моя царица, всё наладится. Ты не беспокойся ни о чём. У всех теремных дверей стоит надёжная стража... (Марина ничего не ответила, погасила свечи.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Занавес опущен. Вдоль авансцены неторопливо с остановками проходят гусляр и баян, исполняют песню «В старину живали деды», (р.н.п.)
В старину живали деды
Веселей своих внучат;
Как простую пили воду
Мёд и крепкое вино:
Веселились, потешались,
Пировали круглый год!
Вот как жили при Аскольде
Наши деды и отцы!
Ну, вот слышите ль, ребята,
Как живали в старину!
Люди ратные не смели
Брать всё даром на торгу,
И лишь греков обижали
И заезжих поморян;
В пояс кланялись народу
И честили горожан.
Вот как жили при Аскольде
Наши деды и отцы!
Ну, вот слышите ль, ребята,
Как живали в старину!
Без варягов управлялись
С печенежской мы страной.
И Византию громили,
И с косогов брали дань,
И всех били киевлян,
Как нас бьют теперь самих!
Вот как жили при Аскольде
Наши деды и отцы!
Ну, вот слышите ль, ребята,
Как живали в старину!
Ну-тка, братцы, поскорее
Забирайте невода!
Мы при помощи Перуна
Лодку рыбой нагрузим,
И наловим для продажи
Золотистых осетров...
Ну-тка, братцы, поскорее
Забирайте невода!
Ну, вот слышите ль, ребята,
Забирайте невода!..
Певцы уходят за кулисы. Занавес открывается. В обширных, богатых хоромах набольшего московского боярина Василия Шуйского за большим столом сидят шестеро бояр. На столе горят свечи в подсвечниках. Перед ликами икон мерцают лампады. В глубине сцены иногда проходят на цыпочках родня и челядь.
К и р и л л (Говорит взволнованно приглушённым голосом, иногда переходит на шёпот.) Богом наказуема земля наша, господа бояры, за то, что возвели мы на престол царя не от ветви Рюриков. Мы возвеличили проклятого вора и расстригу из низменной челяди. Из него такой же царь Дмитрий, как из меня апостол Павел. Мы своими руками возвеличили грабителя и разбойника, а вот теперь попробуйте расхлебать эту кашу?!
Щ е л к а л о в (Дьяк государев нарушил наступившее молчание; встал, поправил на своей груди большой крест.) Не лютуй дюже, отче. Этот расстрига, Гришка Отрёпьев сыграл для нас добрую роль... Он потребен был нам в нужное время и в нужном месте... Разве не через него удалось свалить нам ненавистного Бориса Годунова?!
К и р и л л (гневно, неистово закричал на Щелкалова) Не перебивай меня, казуист и греховодник!.. Знаю, что тебе особенно не люба моя правда. Едва ли не всем на Москве ведомо, какими почестями, наградами и дарами тебя отмечает самозванец-расстрига. Сиди уж лучше да помалкивай...
Щ е л к а л о в (Также повысил голос на Кирилла, митрополита ростовского.) Одначе же, и ты не пренебрёг благословением на русское царствование вора и пройдоху Лжедмитрия. Ты возвеличивал его в своих проповедях до тех пор, пока он не спихнул тебя с московского митрополичьего престола, да не усадил в Ростов, подальше от себя с глаз долой... (Кирилл вскочил с места, словно его облили крутым кипятком, Телятевский вовремя стал между ними.)
Т е л я т е в с к и й (прерывая спорящих) Перестаньте лаяться!.. Не забывайте, для чего мы здесь собрались (обращается Кириллу) Не по сану твои речи Кирилл... Все мы повинны в деле воцарения расстриги, когда он был нам потребен. Надо нам признаться в этом и раскаяться, а не лаяться. Ныне нам надо не искать виновного, а решать вопрос о том, как нам быть?..
Б е з о б р а з о в (в тон Телятевскому) Он, поди, нежится с полячкой в царских чертогах и думает: Ну, теперь-то я всех московских бояр так в своём кулаке зажму, что они и не пикнут (хрипло смеётся)
Т е л я т е в с к и й (Нервно постучал себе ладонями по коленям.) Не-е-ет, брат, шалишь!.. Мы крепко радеем о своей пользе, и всем обидам нашим исправно счёт ведём...
Щ е л к а л о в (говорит сердито) Мы не стали бы вспоминать обиды, ежели бы этот самозванец не перечил нашей боярской воле. Так ведь он пошёл супротив нас всех набольших бояр московских. Ведь это что?.. мы теперь к нему своим посольством подойти не смеем...
К и р и л л (язвительно засмеялся) Это ты что ли, плут-Васька, самый набольший боярин московский?.. Ну, насмешил, ай, насмешил!..
Ш е л к а л о в (Гневно взглянул на этого зловредного старика, не стал отвечать на его неуместные колкости, продолжал говорить, повысив свой голос.) Холопий наших мутит самозванец, стравливает всех против всех. Земли наши исконные боярские и нашего воеводства отдаёт польским панам, это каково!.. На Москве полякам честь и хвала, и прибытки великие, а нам боярам - только поруха чести и разор?..
К и р и л л (Перестал ехидно улыбаться, говорит озлобленно.) Он, окаянный, не побрезгал с Троице-Сергиева монастыря взять тридцать тысяч золотом в свою казну, это каково?.. Иноком себя считал, бо-го-ху-льник... (Резко распахнулась дверь, и в горницу быстро вошёл Василий Шуйский.)
Ш у й с к и й (Педупреждая вопросы, поднял обе руки ладонями вперёд и, потрясая ими в воздухе, быстро заговорил.) Ведаю, ведаю, что заждались вы меня, бояры. Так ведь и я не пир пировал со шляхетными панами!.. Дело сделано, как надо, бояры... Уж такое дело сделано, что, Господи ты, Боже мой!.. Всё высмотрел до мелочей: где, какой сановный шляхтич прилёг на ночь, и где, какая охрана стоит, - всё знаю, всё ведаю... Накроем и передавим их сонных, как курят; они и опомниться не успеют... (обратился к Безобразову) ты уже поведал боярам про свой разговор с королём Сигизмундом?
Б е з о б р а з о в (встал из-за стола) Нет, Василий Иванович, тебя ждал...
Ш у й с к и й (присаживаясь на скамью) Молви теперь, но немногоречиво...
Б е з о б р а з о в (Разгладил пальцами свою узкую бородку, стал рассказывать склонившимся к нему боярам.) Когда московское посольство вышло, остался я с королём Сигизмундом один и молвил ему напрямик: недовольны, мол, все московские бояры царём Дмитрием... Желают бояры, чтобы на московском престоле, сел польский королевич Владислав... Король вначале осердился, одначе, для виду только, а потом и спрашивает: «А как бояры мыслят это сделать?» Стало быть, как мы думаем посадить на московский престол его сына?.. Ну, тут я ему уже прямо-то ничего не сказал. Не ведаю, мол, досконально...Сами мы ещё этого дела не обдумали, как следует с нашими боярами... С тем и ушёл...
Т е л я т е в с к и й (нарушил наступившее молчание смехом) Ах-ха-ха!.. Ну-у, дела!.. Ай, гоже! Мы турнём расстригу со всеми шляхтичами, а польский король и пальцем не пошелохнёт, чтобы им помочь?! И войско своё на нас не пошлёт... Добре, добре, зело борзо!..
Б е з о б р а з о в (Вслед за Телятевским заливается свистящим и шипящим смехом.) Ай, гоже! Ай, гоже!.. Мы тут три раза своего царя на московский престол посадим, пока он нашего особого любезного приглащения ожидать станет...
Ш у й с к и й (говорит настороженно) Только теперь же, бояры, нам надобно решить: кого на царский престол выберем, чтобы потом, при всём народе, промеж нас спору не вышло (Шуйский окинул всех присутствующих прищуриным взглядом своих колючих, пронырливых глаз. Стало тихо. Лица застыли, все смотрели искоса друг на друга. Недоверчивые, напряженные взгляды бояр скрещиваясь, сверкали жутким блеском)
К л е ш н и н (Прервал тягостное молчание, встал из-за стола, сказал негромко.) Тебя, Василий Иванович... Ты наибольший на Москве из всех бояр (Произнёс и отступил в темный угол, подальше от стола; бояры молчали.)
М с т и с л а в с к и й (Заговорил, уставившись глазами в пол.) По своему родословию Боярин Шуйский достоин московского престола (Снова воцарилась тишина, Шуйский кашлянул от удушливого молчания бояр.)
В о р о т ы н с к и й (заговорил хрипло) По коленству своему от Рюрикового корня Шуйский ведёт свой род...
К и р и л л (Неторопливо поднялся и торжественно произнёс, обращаясь к Василию Шуйскому.) Благословляю, сыне, Богом возлюбленный! Да прославишься ты навеки мудростью и благочестием (перекрестил Шуйского) Благословляю на царствие тебя, во славу нашего Отечества, на процветание Православия и боярства московского (Все присутствующие вздохнули с облегчением, глаза Шуйского засверкали, руки заметно задрожали, не сдерживая своей радости, Шуйский хлопнул дружески Кирилла по тощему животу, сказал с оживлением.)
Ш у й с к и й Стало быть, нам, боярам на пользу явился самозванец Лжедмитрий. То-то и оно, что на пользу нам... Не напрасны были наши труды, когда мы его заквашивали-то в Москве да испекли в польской печке, так что Годунов-то враз этим бубликом подавился. А мы вот скушаем его нынче, как нечего делать!.. (В сенях послышался шум, Клешни выглянул за дверь и сообщил боярам.)
К л е ш н и н (говорит торопливо) Явился этот... краснорядец Демьян Удалов с дружками своими...
Ш у й с к и й (говорит решительно) Вот кстати. Вели ему начинать, Да упреди, чтобы они с умом помечали крестами ворота. Упаси Бог, чтобы они не наставили крестов там, где нет шляхов... Больше нам ждать нельзя... Если промедлим, то чернь одна без нас подымится против самозванца и ляхов, это нам с вами вовсе нежелательно. У всех двенадцати московских ворот ждут с оружием наготове отряды наших ратников. Итак, с Богом!.. Пора выступать... позовите моего слугу за дверью (Вошёл слуга, Шуйский обратился к нему.) Иван, беги на Ильинку к храму Николая Угодника, бей в колокол, что есть духу. Мы тебя известим, когда надо закончить бить в набат... (Шуйский перекрестился, уходит, все уходят вслед за ним.)
Занавес опускается.
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Занавес подымается. В глубине сцены на киноэкране появляется изображение Царь-колокола, освещённого лунным светом. К колоколу подошли гусляр и баян, исполнили песню «Звонарь», слова И. Лысцова, А. Садкова
Сегодня он видел опять с колокольни:
Бездомная та же коза,
Кабак провонялый, базарное поле,
В разладицу голоса.
Всё тот же скандал из-за места у стойла
Обозника с бедняком,
И баба босая, несущая пойло,
И следом – сынок босиком...
Но праздничный благовест с белого храма
Подвластен ему – звонарю:
Он сходит с ума, но играет упрямо,
Играет Христову зарю.
Но вот он, слабея, одним подголоском
Введёт в неземной перезвон,
Мелодию ропота: больно и просто,
И скорбно – мотив похорон.
Всё чаще, мощнее – удар за ударом,
Как колокол - весь небосвод...
Дубинушку в том перезвоне недаром
Ясней различает народ!..
Певцы уходят за кулисы. Послышались удары колокола. Это звонили с колокольни храма Николая Угодника, что на Ильинке. Колокол ударил раздельно будто раздумывая: раз... другой... третий!.. Потом удары зачастили с неистовой поспешностью. Рокочущие звуки колокола слились в один гулкий поток. Зазвонили и другие колокола на Москве. После всех зазвонили колокола в Кремле.
Колокольный сполох поднял на ноги разом всех жителей Земляного и Белого города. Люди разом выбежали из своих домов и устремились к Кремлю. Улицы были заполнены народом в одно мгновенье. Всюду раздавались голоса: - Ляхи режут русских!.. – Бей панов, спасай Москву!.. – Смерть насильникам!.. – Секи злодеев!.. – Смерть врагам отечества!..
Лавина людей, вооружённых кольями, вилами, лопатами, камнями докатилась до Красной площади. Боярские ратники на Красной площади остановили народ целым лесом копий, сабель, топоров и мушкетов. Неистовый гул колоколов, выстрелы, топот сапог, призывные, воинственные крики людей, треск деревьев, звон сабель, вопли поляков, молящих о пощаде – слились в один страшный хаос звуков...
Посреди Красной площади на возвышение поднялся боярин Клешнин и митрополит Кирилл, успокаивая разгневанный народ. К возвышению пробрался юродивый Сенька Горлов
С е н ь к а (Обращается к боярам, стоявшим на возвышении.) Опять вы что-то не то хотите сотворить, бояры хорошие!.. Пошто, людям оружием преграждаете путь на Красную площадушку? Это вы, бояры, состряпали непутёвого Гришку Расстриженного, который теперь замыслил повен- чать Русь Православную с латинской инквизицией (Исполняет песню «Убийство царевича Дмитрия», музыкальный ркчитатив.)
Как в нонешнем году, у православных на виду
Доподлинная в народе правда-матка вывелась:
Не лютая змея на Москве возвевалася,
Возвевалось лукавство великое...
Упало лукавство не на воду и не на землю –
Упало лукавство царю Дмитрию на белу грудь.
Убили же царя Дмитрия в гулянье, на игрищах,
Убил же его Гришка Расстриженный...
Да, убил его Гришка Расстриженный,
Совместно с боярином Клешниным;
Вот убили Дмитрия, а Гришка на царство сел,
Он не столь царил, сколь Русь мутил...
К л е ш н и н (Заикаясь, закричал во всю мочь, во всю голову.) Люди мо-о-сковские, у-у-спокойтеся!.. Что с юродивого можно спросить? Больной он шибко на голву... Не время нам сейчас с ним лясы точить. Момент очень ответственный, надо зло на Руси с корнем вырывать... Спасибо вам и низкий поклон, люди добрые, за поддержку нашего выступления против Лжедмитрия... Многих польских супостатов вы одновременно накрыли сейчас в их гнездовищах и передушили всех стервятников. Но не надо нам лишних погромов и пожаров. Верные нам стрельцы и боярские дружины сейчас очищают Кремль от заматерелых шляхов. Ещё немного терпения и сюда, на Красную площадь, выволокут польских воевод и самозванца Лжедмитрия. Здесь же, на ваших глазах мы учиним им примерную расправу!..
Г о л о с и з т о л п ы Смерть шляхам!.. Ни одного живого не выпустим!.. (послышались голоса) Самозванца волокут!.. Смерть, смерть самозванцу!.. (Несколько человек волокут по Красной площади к Лобному месту окровавленное тело Отрёпьева, на лицо ему надели маску скомороха, в рот сунули берёзовую дудку. Лобное место вокруг было оцеплено стражей и ратниками. На лобном месте развели костёр, бросили в него труп самозванца.)
К л е ш н и н (Обратился к народу под треск и дым костра, заговорил громким голосом, соответствующим моменту.) Люди московские! Предлагаю пеплом от сгоревших останков Лжедмитрия забить пушку и выстрелить в ту сторону, откуда пришёл к нам в Москву самозванец!..
Г о л о с из т о л п ы Туда ему, собаке дорога, откуда он пришёл!.. (толпа ревела): «Туда, туда его, стервятника, откуда он явился!..»
К и р и л л (Поднял руку, ладонью от себя, требуя внимания.) Братья и сестры!..Обращаюсь к вам со словами, идущими от самого сердца. Велика и велика заслуга набольшего боярина Василия Ивановича Шуйского в великом деле освобождения Москвы от польских шляхов и самозванца Лжедмитрия... Премного сил, средств и умения затратил он на организацию победоносной борьбы с ними. Кому, как не ему и возглавить теперь святую Русь?..
Г о л о с и з т о л п ы Быть Шуйскому на Руси царём!..
К и р и л л (быстро подхватил) Братья и сестры! Глас от народа, глас Божий!.. Значит, так оно и станется, что быть на Руси царём Василию Ивановичу Шуйскому!.. (Под аккомпанемент колокольного перезвона хор исполняет песню «Матушка-Москва»), (р.н.п.)
Город чудный, город древний!
Ты вместил в свои концы
И посады, и деревни,
И палаты, и дворцы.
На твоих церквах старинных
Вырастают дерева,
Глаз не схватит улиц длинных,
Эх, ты, Матушка-Москва!..
Припев:
Гудят колокола святые –
Живое эхо старины, -
В них – кубков звоны золотые!
В них – стоны тяжкие страны...
Кто силач возьмёт в охапку
Холм Кремля-богатыря?
Кто собьёт златую шапку
У Ивана звонаря?
Кто Царь-колокол подымет?
Кто Царь-пушку повернёт?
Шапку кто, гордец не снимет
У святых в Кремле ворот?
Припев:
Гудят колокола святые –
Живое эхо старины:
В них – кубков звоны золотые!..
В них – стоны тяжкие страны...
С последним колокольным аккордом раздаётся выстрел из пушки с прахом Лжедмитрия в сторону Запада, откуда пришёл самозванец на святой град-Москву.
Конец спектакля