адъ. адъ. черепашья поросль
сползает по потолку —
в отрасли перепросмолки
человечьего чю
скорости — ни к чему.
помочи — на вертела.
рожки мечутся в поисках
очередной,
выпотрошат —
и в адъ. в адъ.
да. да. да.
роговые пластины
подползают, о спины трут
тут
а там... там — да,
топ-топ-топ...
Гэсь! О-о-о!..
Робок ты, Миклуша,
Мамку — не слушал,
Не кушал — кашу...
Всё до Глаши, штоб её, всё до Глаши...
Дошебутил, падлёнок,
Довыскрёбывал себе на горбылёк —
Будет тебе урок.
(Да, похоже, не впрок).
Приходили к тебе?
Рабе в сутане?
Цыгане с крабами жареными?
Мыслии всякие заползали
Под шёлковый кушачок —
Вздыбливали крючок?
То черти были, Миклуша,
Бесята-охотники,
Охочие до милой сволочи —
За помочи
Душонку твою паскудину,
и — на черепашью посудину.
Миклуша, жди...
У сапожника логово
к восходу порогом,
к закату — притолокой;
по стенам — сыромятные голенища,
по полкам — молоточков с пол-дюжины,
да гвоздей по коробкам — две тыщи.
Хороша душа у сапожника,
не скрипит половицею по ночам,
за бобыльство его не жжёт.
Так и жил —
сапоги тачал от рассвета до ужина,
не радовался, но и не тужил.
Но однажды,
когда трижды на башне вОроны
хрипло и трубно, страшно —
грыжа пузырем из его души.
И вышел, и к храму пошёл,
и солнце слёзно упрашивал:
«Глаза мне выжги,
уши выпотроши — всё равно
не выживу. Слышишь?»
Но молчало солнце,
лишь слюною свинцовой капало,
да всё мимо — на кресты да на купола.
А на блюде лежало вымя,
прямо у алтаря —
вытекало в адъ...