Тревога металася чёрной грозою...
Но стёкла души не могла
Ветрами разбить... и предчувствия мглою,
Как лунной тропой, пролегла.
В окошко, и по полу змейкой - к кровати...
А в сердце - милльонами жал
Вонзилась... испугом, бессонницы гатью -
Зачем ты меня не искал?...
А после беда отворила окошко,
Влилась чернотою в зрачки.
Надежду и радость бездонною ложкой
Жрала, и рвала на куски
Терпенье и душу; а светлую память
Чернила, чернила тоской....
Наелась... напилась... решила оставить -
Остывший тот дом и пустой.
В разбитые стёкла летела, белила
Смерть - тихой пургою виски.
На тризне волчица облезшая выла
Над мёрзлым теченьем реки.
Так дом был разрушен! Беспомощно рамы
Кричали в холодных ветрах.
А двери на петлях, похожих на раны, -
Как гимн запустению, крах!
"Не годен вовек! Подлежит разрушенью!" -
Таков приговор палача.
И память рассыпалась пыльною тенью,
Одеждой с чужого плеча
Сползла и исчезла во мгле сожаленья...
Истаяла жизнь, как свеча!
Грозою последней тот дом был разрушен
Мгновенно, как пулей в висок...
Весной же, из пепла, забвенье нарушив,
Пробился зелёный росток!