Неслышной поступью, слегка перил касаясь
Спускается любовь, Боль за собой ведя.
А я навстречу ей несмело поднимаюсь,
Боясь обжечься вновь о краешек огня.
Как осторожен ты – движенья так точны,
Но сердце не стучит, дыхание не рвет.
Да, было у меня с тобой три ярких ночи,
Но ты боялся: «Вдруг к чему-то приведет?»
Не бойся! Твой покой нарушить я не смею.
Я в пламени сгорю, а ты останься жив,
Я все равно твой лед дыханьем не согрею,
И потому уйду, ничем не навредив.
Быть может ты и прав. Зачем нам вместе падать?
Уж лучше я одна о бездну разобьюсь.
И лишь на миг, забыв смешное слово «надо»,
Я из твоих озер своей беды напьюсь.
Но обернуться мне, отравленной, не стоит;
Я не хочу узнать той черной пустоты,
Что из твоих очей безличием проводит
И видеть, как легко меня отпустишь ты.
И я, закрыв глаза, раскину ветру крылья,
Всего один лишь шаг и все, душа, держись!
Ведь даже ради звезд, что в пропасти увижу,
Мне стоило прожить пустую эту жизнь.
Взаимная любовь откроет двери Рая,
А безответной боль спускает в пасть огня
А ты зависнешь между… Любви, беды не зная
И мне, разбитой в кровь, всего лишь жаль тебя.
Мне жаль, что ты ничтожно, бесцельно дни проводишь,
И жизнь твоя имеет всего лишь плотский смысл,
Что ты любые чувства жестоко в сердце гонишь.
Ты хоть на миг кого-то кроме себя любил?
Один мудрец назвал, не думая, отважно,
Грехом людскую трусость. Одним из страшных всех.
Но ты не верь, я знаю, что трусость самый страшный
И самый глупый, пошлый и самый смертный грех!
Но если не смогла я твое затронуть сердце,
И если равнодушьем привык ты все казнить
Тогда живи и дальше. Ведь скуке, безразличью
Гореть в гиене ада ни сколько не грозит.
Но я сказать хотела, увы, совсем не это –
Пускай не я, так кто-то твою взволнует кровь,
И ты поймешь, что в жизни другого счастья нету,
Чем чувствовать, вздыхать, дарить свою любовь!