Он искал перекрестки на линиях рук,
Безнадежно пытаясь пробраться в подкорку.
По ночам тихий хохот, примешанный в стук
Его пульса, рубил на цветные осколки
Память, словно мозаику пьяных зеркал,
Искажающих всё отражённое, кроме,
Воспоминаний, крошащихся в тальк,
Об одной очень милой снаружи особе…
В это мутное утро - ещё не курив -
По холодному кафелю кухонной плитки
Занемевшие ступни просеменив
Обнаружили тапочки, кофе и сливки…
“Вторник… двадцать седьмое число…”
(Ей вот-вот девятнадцать). Зажженная спичка -
Где-то очень внутри… А пока – домино:
И немного богиня, слегка истеричка.
Он лакает коньяк, мысли заволокло
Задаётся всё утро ненужным вопросом.
“Эта странная девочка, как домино…
На сегодня - богиня с веснушчатым носом
Завтра - снова исчезнет в тоннелях метро
С обнаженной до косточки вишни душою,
Послезавтра с какой-нибудь новой игрой:
Может быть – в поддавки…
или что-то с любовью?
“Вторник . Двадцать седьмое число
Постояла под дверью, подергала ручку.
Он совсем не умеет играть в домино.
И его это вечное: “Женские штучки!”
Да. Она безнадежно в него влюблена
И в него, и, конечно, в Алена Делона
Так доверчиво-детски обнажена
Вся до косточки вишни… Пасмурно- сонный
Город рано проснулся, забрался под дождь
Так немного полегче и мысли трезвее.
И глазами бензиново-радужных луж
Обнаружил двоих на безлюдной алее:
(Утро. Двадцать восьмое число.)
Но для них эта ночь пронеслась незаметно
Время - эта цепочка из домино,
Не волнует влюблённых этой планеты…