УГРОЗА САРЕЗА.
ТАДЖИКИСТАН. Душанбе — это бурлящие восточные базары, неухоженные гостиницы, прекрасные книжные магазины с дешёвыми раритетными изданиями в букинистических отделах; это благословенная тень чинар, спасающая от жгучего ока животворящего и испепеляющего солнца.
Это ещё и близость с Афганистаном и, следовательно, объективный разносчик наркотической чумы.
А ещё это Памир - та самая «крыша мира» в тени которой швейцарский Монблан смотрится жалким замухрышкой, но с Европейским апломбом.
Ах, не всегда в роковом слиянии с природой человек чувствует себя властелином, победителем стихий. Памир, возвеличиваясь над суетой, чётко расставляет акценты.
Надёжным помощником человеку в нередких схватках с природными катаклизмами призваны быть разработки нашего НИИГМП, что вследствии политических и антинародных игр трусливого и корыстолюбивого руководства страны, сдавшего СССР торгашескому произволу и беспределу паразитирующих на социалистических завоеваниях набобов и акул бизнеса, превратился сначала в придаток НИИ приборостроения, а потом во пшик. Радиометеорологические автоматы последних разработок включали в себя и датчики уровня, благодаря чему были востребованы Тадж. УГМС для мониторинга уровня воды на Сарезе. Вода в Таджикистане и есть тот волшебный эликсир, что может сделать этот солнечный край Эдемом.
Нехватку влаги остро ощущают поля и сады республики.
На Памире вода есть...
***
Рождаясь от лебедей талого снега,
От солнечной ласки и лежбища льдов,
Бегу, и приятнее не было бега,
С хрустальных вершин до зелёных лугов.
Сначала шепчу извиненья в сближеньи
С уступами скал, но по мере пути,
Я быстро взрослею в процессе движенья,
И тут уже, скалы, со мной не шути.
Я барсом бросаюсь на эти уступы
И грозен разящей десницы полёт.
Бороться со мной бесполезно и глупо,
Мне сопротивление сил предаёт.
Вода на Памире – летящее чудо.
Куда улетает? Слетает откуда?
Кто ведает, в чём назначенье воды?
Дарить наслажденье? Спасать от беды?
Чабан и учитель в суровом краю
Встречают почтительно эту струю.
К воде припадая дымящимся ртом,
Лежит молодая на склоне крутом
Памирка, и влажные губы её
Целуют целебное это питьё.
Под звуки дутара и трепет кнута
Стекают устало отары скота.
И, влагой налившись до самых рогов,
Уйти не спешат от её берегов.
Шепчу и во сне я:
«Менгя су берды».
Нет в мире вкуснее памирской воды.
САРЕЗ ; слово сказано, и это требует хотя бы незначительного углубления в суть проблемы. В северо западной части Памира горы относительно молоды;
здесь сплошные скалы, много глубоких и узких ущелий. По мнению известного Памирского исследователя Ивана Дорофеева, эти скалы, в силу тектонических и климатических процессов, разрушаются и от них отделяются громадные глыбы, что, как рок, нависают над живым.
Ожидая даже незначительных сейсмоподвижек, эти махины готовы смешать с прахом всё, что дышит и растёт внизу.
Буквально на днях календарь зафиксировал юбилейную дату трагического события.
В средине февраля ровно сто лет назад в 1911 году близ посёлка Сарез и прямо на кишлак Усой в ущелье Лянгар с высоты 750 метров обрушилась огромная масса пород, перепрудив реку Мургаб завалом высотой в 700 метров.
Усой и всё живое в нём мгновенно перестали существовать.
Вода в ущелье стала быстро прибывать и в несколько дней затопила посёлок Сарез, именем которого и названо молодое озеро.
На сегодня длина его равняется 75 километрам, с общей площадью порядка 90 квадратных километров и с глубиной в нижней части до 700 и 800 метров. Сегодня колебания уровня озера не превышают одного метра. Пополняющие озеро река Мургаб и таяние ледников почти уравновешиваются испарением и фильтрацией через Усойскую плотину, верхний гребень которой возвышается над водной гладью озера почти на 50 метров.
Существует реальная опасность размыва этого завала.
Его породы выносятся на противоположную сторону (здесь видны многочисленные селевые потёки), образуя в образовавшейся плотине карстовые пустоты, которые со временем продавливаются, снижая гребень.
Результирующий вектор давления водяной массы ёмкостью в 17 миллиардов кубических метров, остриём своим упирается в Усойский завал, который вследствии фильтрации, всё более теряет устойчивость.
Прутья клетки этого прекрасного зверя дрожат от напряжения и при малейшем колебании почвы, могут рухнуть в любой момент.
И это ещё не всё.
Не прибавляет оптимизма огромный массив правобережнего оползня, что навис над озером и ждёт своего часа. В случае сейсмоудара, он, с большой долей вероятности, рухнет в озеро.
Волна от него, взлетев на 200 — 250 метров разрушит стену завала.
Результат компьютерного моделирования выявил страшную картину апокалипсиса. Огромный грязекаменный вал со скоростью более 80-ти километров в час пронесётся, сметая всё на своём пути по руслам рек Бартанг и Пяндж, ворвётся в Амударью и через несколько дней достигнет Аральского моря. Пробежав порядка 2000 километров, этот смертельный вал погребёт на громадной площади всё живое. В зоне бедствия окажутся порядка шести миллионов человек.
Зубцы пилы плезиозавров
Заиндевелых облаков,
Как мост из каменных веков
Через сегодня в послезавтра.
Вот из неведомого праха
Дорического полусна,
Столетьями озарена,
Чудовищная черепаха
Скребёт когтями синеву,
Нацелив клюв и выгнув шею,
И чайки блеклую траву
Сплетают саваном над нею.
Колодцы срезов – веко ока
Сареза, ждущего поры,
Пока расчетливо, жестоко
Не дрогнет мантия коры.
И на туманные долины,
На кишлаки и города
Как рок, обрушится беда,
Прорвав Усойскую плотину.
Армагедоном в жуткой драме
Падёт гигантское цунами.
Сметёт деревья и строенья,
Откроет гибельный излом,
Очертит яростным крылом
Размеры адского творенья.
Учёные мирового экологического сообщества предлагают решения ( и очень интересные) этой проблемы. Но это выходит за рамки моего обозрения. Заинтересовавшихся судьбой Сарезского озера отсылаю к исследованиям и выводам доктора географических наук КАЗНИИМОС профессора Бориса Степанова.
Пока же, в составе группы НИИГМП я лечу над Памиром и сквозь него
к Сарезу, со своей соломинкой призрачной надежды на спасение от возможного разгула стихии если не городов и строений, то, хотя бы людей.
Надежда эта ; датчик уровня нашего АРМСа и его предупредительный сигнал ; оповещение всех, кто живёт ниже 3300 метров (уровень озера) о необходимости немедленной эвакуации.
За иллюминатором проплывает пик Москвы-вершина хребта Петра Первого. Величественное и безжизненное безмолвие. С высоты 5000 метров едва просматриваются узкие полоски растительности в слиянии Вахша и Сурхоба, откуда, уже в одиночестве, вольный Вахш несёт бешеные воды, чтобы наполнить силой генераторы Нурекской ГЭС и, обнявшись с Пянджем, образовать Амударью. Налево — СССР, направо — Афганистан.
Два крохотных строения внизу — одна из самых высокогорных метеостанций. Привет вам, собратья.
Пирамиды гор, от которых веет вечностью, смотрятся в бескрайнюю синь неба, проплывая по сторонам самолёта. Торжественно и страшновато.
Слева — пик Коммунизма — высочайшая вершина СССР, рухнувшего, увы, как Усойский завал.
Что сделали за тридцать лет с великой страной гнусые политиканы, что натворили!
Но проблема Сареза всё так же далека от разрешения; всё копит вопросы,
всё выжидает...
Вот и ущелье реки Пяндж, и он - бескомпромиссный «Рушанский коридор».
Массивные каменные стены по обеим сторонам "кукурузника" жмутся к нему чуть не вплотную. Малейшее неверное движение и «поцелуй» с горой обеспечен.
Лица пилотов напряжены и серьёзны. Стены холодны и равнодушны, как лицо палача.
Предельно ясно, почему летающим здесь необходима видимость миллион на миллион.
Под нами Рушан - земляная утрамбованная площадка чуть больше футбольного поля. По другую сторону реки - Афганистан.
Ещё один авиабросок - на вертолёте уже - и мы на метеобазе Ирхт, моющей ноги в Сарезе.
В составе экспедиционной группы института мне довелось побывать на Сарезе дважды и оба раза не обошлось без приключений, запомнившихся на всю жизнь.
Я не отношусь к людям осторожным и свято соблюдающим инструкции по технике безопасности. Чувствуя себя подготовленным к экстремальным условиям, действую порой, сообразуясь с собственным видением ситуации и ни разу ещё не пожалел об этом.
Первый приезд на базу Ирхт был обусловлен необходимостью подбора площадки под будущую автоматическую станцию и, по возможности, выполнения нулевого цикла. Дело не сложное и достаточно привычное.
Времени с избытком и на работу, и на удовлетворение страсти к исследованию неведомого, как Марс, и не менее загадочного мира.
Ну как не опробовать, как не пропальпировать грозящий озеру правобережный оползень? Как удержаться от соблазна взглянуть на сказочный водоём с высоты 3-х километров, не почествовать гордый Памир, прильнув всей грудью к его каменной мощи? А там и до вершины Северо-Аличурского хребта - рукой подать.
Никого из сотоварищей соблазнить этой идеей не удалось, так что сбегал на вершину в одиночку. Навыки горнолаза у меня были. В юности ещё изрядно походил по древним отрогам Тянь-Шаня и Памиро-Алая в Узбекистане и Киргизии.
Так что знал, куда шёл...
Сложными были последние 300-400 метров по стенкам заснеженных скал уже близ вершины. Очень мешал, выдувая жизнь из тела, ледяной и порывистый ветер. Запомнилась одна из критических точек подъёма.
Завис, как однажды в Магадане (об этом сказ впереди), на крохотном заснеженном уступе - и ни вперёд, ни, боже упаси, назад.
Вниз лучше не смотреть...Ближайшие трещины, куда бы можно вогнать замёрзшие пальцы, в двух метрах надо мною и в полутора метрах справа.
Вдруг из-за гребня выметнулись и заплясали перед глазами две дерущиеся птицы — чёрная, чисто грач, и белая, как чайка. В сознании, искушением судьбе, чётко пронеслось: «победит белая, значит - жить...» Смотрю на их смертную пляску неотрывно, но судьба посмеялась...Не увидел я эпилога. Скрылись драчуньи за леденелой хребтиной. Оставили решение мне, стало быть...
Не замерзать же... и рванулся вправо остервенело от безысходности.
Скользнув ногтями по гладкому, пальцы вдавились в щель.
А там и ноги обрели устойчивость, найдя малую опору,и дрожь прошла...
А там и дальше...Это была кризисная точка, потом пошло положе, полегче.
Ветер вот только, душа из него вон. Глаз выхватил, однако, моренную осыпь справа, как путь возможного возвращения.
К закату уже, потоптавшись на вершине, с возможной осторожностью, но и не мешкая, начал спуск. Люди, знающие горы, поймут, как непросто делать это на скальном участке в обрушившейся темноте.
К двум часам ночи, не чая уж, добрался таки до нашего лагеря, до кружки горячего чая, до спальника на собачьем меху в глинобитном домике лагеря Ирхт.
Следующее посещение озера — через два года. Задача - подключение датчика уровня на смонтированную уже станцию на Южно-Аличурской стороне озера. Датчик уровня - по сути - датчик изменяющегося давления водяного столба, которое он преобразует в сигнальные импульсы, понятные блоку автоматики. Устанавливается этот датчик на глубине в сорок метров.
Группа наша предварительно прошла обучение на водолазных курсах при Химкинском речном клубе и аттестовалась, пройдя теоретический курс аквалангиста и осуществив практические погружения в 12-ти метровой водяной башне с использованием аквалангов АВО-1 и АВО-5.
Вот и настал момент истины. В водолазном снаряжении, с двумя запрессованными воздухом баллонами и металлическими грузами на поясе, в промытых очках, с готовым загубником и в ластах стою на берегу зеленовато- голубого дива. Озеро заманивает, подмигивая бликами солнца на нервной ряби, о чём-то секретничает с каменным крошевом.
Володя Казанцев - страхующий - абсолютно спокоен и уверен во мне, как и я в нём, и оба мы вполне доверяем не раз уже проверенным аквалангам.
Шагнул раз, другой...и дно исчезло. Работая ластами неторопливо и с оглядкой проваливаюсь в черноту обрыва. Тут тебе не башня. Посматриваю на светящийся глубиномер и опускаюсь на заданный уровень. Неуютно в подводном царстве Сареза, грозяще как-то, черно... Призраками теснятся чёрные сколы камней, с застрявшими там и тут обломками деревьев, причудливых корневищ.
Вот и намеченные сорок метров. Выполнив необходимую работу, начинаю неторопливый подъём, придерживаясь направления кабеля, что протянулся от датчика к поверхности.
Тут Сарез и схватил меня за горло. Воздух первого баллона иссяк, а рычажок регулятора, включающего в систему дыхания резервный баллон, жёстко заело. Повернуть его так и не удалось. Эти сорок метров удушья вспоминаются и сейчас, как выход из преисподней. Необходимость декомпрессии не позволяла спешить.
По возможности сдерживая дыхание, изо всех сил добирая остатки воздуха главного баллона, начал всплывать.
Носом пошла кровь. Отчётливо понял смысл идиомы - небо с овчинку - когда совсем уж без сил вырвал голову из водяного плена и сорвал маску.
В лёгкие вместе с воздухом рванулась вода, грузы тянули вниз.
Выбарахтался ещё раз и успел крикнуть Володе: «По-мо-ги».
Он настолько увлёкся чтением, что не вдруг понял, что к чему, а разобравшись, прыгнул в лодку... Сознание щёлкнуло и отключилось.
Очнулся уже на берегу, когда страхующий перевалив меня как куль через колено, делал псевдошевеления, выбивая из лёгких воду. Спас, однако, и акваланг не утопил.
Что это было?
Новые лица, для живущих в отрыве от всего привычного, ставшего натурой - всегда событие. Робинзон знает. Весь день у нас гостили топографы, чей лагерь на противоположной стороне коварного Сареза, в непосредственной близости от Усоя. Вечерело. К утреннему сеансу связи ребятам необходимо быть в своём лагере, до которого по прямой где-то 14 километров, а по Южно- Аличурскому хребту - бог весть.
В нашем распоряжении моторная лодка и с бензином проблем нет.
Как не порадеть родным человечкам? По эдакой глади — мухой долетим.
До плотины добрались без приключений, но уже глубоким вечером.
На обратном пути, выгребая вёслами на глубину, уже перемигивался со звёздами, громадными и яркими на этой высоте. Озёрный окоём был во власти чёрной ночи. Запустил «Вихрь» и, не газуя особо, чтоб вдруг не налететь на твёрдое, таящееся в абсолютной темноте, ориентируясь по звёздам, поплыл, благословясь, к родному Ирхту. Периодически посвечивал фонариком по курсу, надеясь, что его слабенький луч отразится таки от нежданного препятствия.
Как вдруг ночь кончилась.
Со стороны завала неторопко поднимался жёлтый светящийся шар размером в три луны. Перемещаясь вперёд и вверх прямо по моему курсу, он, всё увеличиваясь в размерах, погасил звёзды. Мотор заглох. Помню свою оторопь - ждал ударной волны. Явление длилось не более минуты. Затем плазменный шар, быстро уменьшаясь в размерах, рванулся вверх и исчез. Дёгтевая чернь ночи обрушилась на горы и озеро. Вновь вспыхнули лампионы звёзд. Луны не было. Долго сидел неподвижно, пропитываясь увиденным, пытаясь понять, принять, объяснить.
Не с первой попытки, но удалось таки запустить двигатель и, смиряя тремоло напряжённой руки вырулить по звёздам на курс к базе. Глубоко вдыхая и медленно выдыхая, нормализовал восприятие света, тьмы, звука.
Вот и родной залив к Ирхту, вот и огонёк костра.
Разбудил местного наблюдателя Ису ; куражистого парня лет тридцати, который любил приговаривать: «Тот не Памирец, кто не сидел в тюрьме и кто не выпьет единым духом две бутылки водки, зажав их горлышки в правой и левой половинке рта» и рассказал ему о непонятном явлении.
Что это было?
«ЭЭЭЭ -э...зачем будиль? У нас эти часта бывает...» И снова захрапел.
Назавтра — привычная зеленоватая голубизна таинственного озера, работы с датчиками АРМСа, рыбалка, охота и шашлык из добытого козла, чья шкура и рога и сейчас висят на стене квартиры, напоминая о уже далёком, но прекрасном времени экспедиций и походов.