Есть обширные области сознания, о которых мы не подозреваем,
но прислушаемся к чуть слышному пению арф,
невидимых арф внутри нас.
Когда человек выберется за колючую проволоку
своих идей и своих механических конструкций,
ему откроется волшебный мир прикосновений, мир чистой текучей
красоты,
он бесстрашно взглянет в лицо обнаженной жизни,
моей и твоей, и множества мужчин и женщин,
и плодов, и духов, и зеленоватого лунного света,
и неведомых существ, чьи движения наполняют
воздух иных миров, он заметит смотрящие на него глаза,
едва различимые, нежнее межзвездной пыли,
он вглядится в предметность и пустоту, в бытие и небытие,
пульсирующие попеременно;
когда мы, наконец, освободимся от колючей проволоки
познанья себя, которого все равно никогда не достигнуть,
мы сможем осязать, изумляться, и мыслить, и напрягать силы,
и вибрировать в блаженстве предельного восторга,
как фуксия, беззаботно раскачивающая пурпурную сережку
после долгого и такого трудного пути к цветенью,
или как деревце, медленно поднимающееся к небу.
Terra incognita
There are vast realms of consciousness still undreamed of
vast ranges of experience, like the humming of unseen harps,
we know nothing of, within us.
Oh when man has escaped from the barbed-wire entanglement
of his own ideas and his own mechanical devices
there is a marvellous rich world of contact and sheer fluid beauty
and fearless face-to-face awareness of now-naked life
and me, and you, and other men and women
and grapes, and ghouls, and ghosts and green moonlight
and ruddy-orange limbs stirring the limbo
of the unknown air, and eyes so soft
softer than the space between the stars.
And all things, and nothing, and being and not-being
alternately palpitant;
when at last we escape the barbed-wire enclosure
of Know-Thyself, knowing we can never know,
we can but touch, and wonder, and ponder, and make our effort
and dangle in a last fastidious fine delight
as the fuchsia does, dangling her reckless drop
of purple after so much putting forth
and slow mounting marvel of a little tree.