Это вы говорили, что счастье бывает
В снежно-белых перчатках, столь свято и чисто,
Что поют херувимы в изголовье кровати...
Это вы говорили, глупцы, утописты!
Не летят голубки, славя мир и утеху,
Пахнет ложе лекарством и горькой полынью,
У него не играют пажи на коленях,
Не резвятся котята под оком ревнивым.
И мятущийся дух обретает в страданье
То особое счастье, ту пряную горечь.
И глухие потери, как фениксы страсти,
Нам наперстников дарят в апрельские ночи.
Есть сладчайшая радость - век быть несчастливым,
Тешить ум напускным благородством натуры,
Повергать ниц всем видом и гордых, и диких,
Чтоб пронзенным стрелой проклинать злых амуров.
Восхитительно ставить далекие цели,
Зная точно, что слаб и они нереальны,
Чтоб потом в переписке с друзьями из детства
Называть мир жестоким и жизнь безотрадной.
В каждом есть любопытство, что равно пороку,
Вопросительный взгляд приравняв к злодеянью,
Ненасытность умов правит в русле недобром,
Порождая, наследуя и восхищаясь.
Есть у каждого лес, где смолистые ели
Говорят о лиричных ему отступленьях,
Где былые печали на листьях опрелых
Говорят, не стесняясь, о пыле и вере.
Есть у каждого замок потерянных истин,
Что подстрижены были по меркам минутным.
И ларец с лоскутами несгораемых писем,
Старой кожей обтянут и скреплен поцелуем.
Всё на старость, на память, как миф для музея,
Им набиты чердак и глубины подвалов.
Год за годом пыл чувств незаметно слабеет
И былые победы вдруг станут отрадой.
Но не будет в том счастья, ведь пламя огарков
Не несет в себе ровных спокойных движений.
Кровь разбитых стремлений замарает перчатки,
Херувимы состарятся в сотнях сражений.