Рассекает акулий плавник
Пляску волн над безлунною бездной.
Из обветренной бронзы старик
Травит басни для внуков прелестных.
Как холодною девой струя,
Сжав в руках своих льдины и звезды,
Обтекала его корабля
Киль, до рёбер железных промерзший.
Как скрывались один за другим
Свёртки грубой для паруса ткани
В волнах алчущих падали рыбы
С орошенными солью глазами.
Как кидали за борт и отца,
Что не будет оплакан над гробом,
И безусого юнгу-мальца,
Повидавшего с ними три моря.
Затаив в сердце палубы стон,
Скрежет мачты, грызущей канаты,
И звенящий от бурь медный гонг,
Предвещающий гнев океана,
Старый боцман глядит на закат,
Омываемый кровью прибоя,
И в висках его эхом стучат
Крики чаек, дрожащих над морем.
Он возьмет с чердака патефон,
Что привез из далекого порта,
И, пластинку одев, шумом волн
Будет тешить себя одиноко.
Пусть шипит и снимает игла
Пену с черных бурунов зловещих.
В этих звуках морских нимф-наяд
Будет пляской и тризной последней.