Ударить в литавры да выпростать спину!
Ту крышу под мхами навек я покину.
И голос мой станет как зверь осторожен,
Дорогу вплетая; как меч в ножны сложен.
Веди меня в Лес, да и брось произволам,
Я ими растерзан, но ими был вскормлен.
Там видно как кошка ступает с опаской
По мокрой траве, отряхнув бархат лапок…
Круги на ладонях к брегам разовьются,
Из снов вырываясь в овраг промежутков,
За каплей тяжелой последовав зыбко,
Качаясь, плескаясь, ткань сребряных ниток…
Средь ветхих убежищ, в расщелинах камня,
Ютятся желтеющих скорбные взоры.
Стволы узловатых приземистых яблонь
Взвалили на плечи крест старого дома.
И солнце, как маятник, в грустном экстазе
Направо и влево стучится о своды.
На небо смотрю. Оно кажется грязным.
Но хлёстким, расширенным, давящим в рёбра!
Мне весело, эхо в груди заиграло:
Как лица усталых дриад вглубь аллеи,
Блеск волчьих и черных пронзительных ягод…
Накрыло пером, наказало: «Смелее!»
Я встретил прохожих. Они все молчали.
И даже теней не видал после полдня
У этих живых со скрипящими ртами.
Нам с кленами было не до посторонних…
И вдруг воробьи крикнули по-французски,
В кармане наткнулись голодные пальцы
На пуговицу… Горло стало вдруг узким!
Оно не вмещало сухого шуршанья
И запаха светлых косиц на заборах;
Оно лишь умело молчать так счастливо,
Что в омут и в тучи, и в радость, и в горе.
Мы были как в сказке, с ветрами в петлице…