А что такое драматизм вообще? Что-то нелёгкое, что-то гнетущее или, по крайней мере, напряжённое, вызванное какими-нибудь внешними обстоятельствами. Да и сами эти обстоятельства нередко называют драматическими. "Не надо драматизировать!" - частенько поговаривает известный современный политик. Судя по всему, человек лёгкий, он и мир вокруг себя воспринимает достаточно просто и незатейливо.
Не таков был Ф.И.Тютчев. Хотя и он имел некоторое отношение к политике - и по казённой своей должности, и в качестве автора целого ряда "злободневных" политических высказываний, запечатленных в стихах. Оставь он после себя это, публицистическое, наследие - глядишь, и не узнали бы мы с вами поэта, по мощи лирического и философского проникновения не уступающего самому Александру Сергеевичу! Не вспомнили бы, что другой великий - Гейне - был признательным собеседником и другом этого русского чиновника средней руки. Чиновника, который, по свидетельству многих своих современников и знакомых, по собственным его же откровениям, относился к своим прямым обязанностям халатно, если не сказать - преступно халатно. Те же современники сообщают нам, что Ф.И.Тютчев был не весьма трудолюбив, не вполне собран внутренне, что немедленно сказывалось и на его внешнем поведении. Что-то в нём было недостроенное, а может быть, - разрушенное? Какой-то храм, загадочный, обомшелый, молча говорящий - как будто руины ещё тех, античных времён, как будто невнятные отголоски конского топа и храпа, скифского свиста и визга, что-то, что позже чуть более внятно прозвучит - или отзовётся? - в сердце и строке Блока, а чуть раньше Блока - в промысле Владимира Соловьёва.
А с другой стороны, этот пожалованный, разжалованный и вновь пожалованный в камергеры российский чиновник, получивший приличное домашнее и университетское образование и в расцвете лет оказавшийся за границей на целых двадцать с лишним лет, этот пылкий любовник, этот отец нескольких семейств, обременённый кучей детей от своих официальных и неофициальных жён, - удостоился близкой дружбы известнейших своих современников и самых высоких оценок выдающихся умов того времени - от Некрасова и Тургенева до Достоевского и Толстого! Поэт, которого русская публика узнала в этом качестве довольно поздно. Поэт, который сам не считал свои стихотворные опыты серьёзным занятием, который в один из драматических моментов своей необыкновенной жизни легкомысленно уничтожил огромное количество наверняка гениальных плодов юношеского вдохновения! Именно легкомысленно - в отличие от того же Гоголя, предавшего огню второй том "Мертвых душ" в состоянии мучительно болезненном. Тютчев же просто избавился от "ненужных" старых записок, от вороха "бумажек" - и мало об этом сожалел. Что это? Величественная щедрость гения или опрометчивость человека, ещё не нашедшего себя?
Могла ли быть странная судьба и жизнь такого человека лишённой постоянного напряжения, бесконечного драматизма? Могла ли не быть драматичной и муза его? Могла ли звучать без надрыва, без грозы и бури, без весны и осени, без освежающего ливня и жёлтого безотрадного листопада такая лира? По крайней мере, три струны этой трагической лиры звенят для меня отзвуком великой судьбы поэта: та, что тянется от весны молодости до осени старости; та, что грохочет, постепенно и безнадёжно затихая вослед за разочарованием сына отечества в государственной мудрости "отцов" и "мужей"; та, наконец, что дала миру и родине немеркнущие шедевры его философской и любовной лирики. Драма стремительного, хотя и долгого возраста ("…И сладко жизни быстротечной Над нами пролетала тень…"), драма любви к родине ("…Край родной долготерпенья, Край ты русского народа!.."), драма любви к женщине ("…Но и в избытке упоенья Нет упоения сильней Одной улыбки умиленья Измученной души твоей…") - вот что слилось в один величественный и трагический аккорд вершины и финала, аккорд, бесконечно длящийся и для нас и для многих поколений после нас. Прислушайтесь: не теми ли звуками исполнена и наша драматическая эпоха? Не те ли же душевные муки и звуки рождает мир сегодня, обещая нам новых тютчевых, снова и снова повторяя ту сложную мелодию - от весенних гроз и до "всепоглощающей и миротворной бездны", которая запечатлена в языке давно ушедшего человека и навечно оставшегося среди нас поэта?
Что ещё добавить об этом человеке, который смолоду и до осеннего заката поражал всех, кто его знал, вопиющим несоответствием внешней гражданской инертности, а подчас и некоторой светской суетливости даже и - внезапной мощи внутренних, душевных сил, излитых в гениальные строки?
О нём самом можно было бы выразиться его же словами:
О, бурь уснувших не буди:
Под ними хаос шевелится…