Эзра Паунд. Переводы

Александр Рытов
Приближение войны: Актеон

Образ Леты и поля',
они полны слабеющего света,
но с золотом, сверкающим внутри,
из глины ска'лы, и под ними море,
оно грубее, жестче, чем гранит,
оно волнуется, и никогда
его волнение не стихает.
Аспект опасный форм высоких движения богов.
И мне сказали: "Это - Актеон". Проносится в доспехах золотых
Там над красивыми лугами и над лицом холодным поля
без отдыха в полете вечном
его кортеж безмолвный
везет людей из древности античной.

Прощание с другом

Горы голубые к северу от стен,
белая река там стоит в покое,
здесь пора расстаться и после пересечь
тысячу миль полей с мертвою травою.
Мозг, как будто облако по небу плывет,
и закат - "прощай" всем знакомствам старым.
Издали нам, смертным, шлют они поклон,
наклонившись над
скрещенными руками.
Наши кони ржут и чувствуют разлуку.

Приветствие

Поколение тщательно чопорных и тщательно неудобных,
я видел рыбака, он жарил рыбу в солнечных лучах,
я видел их среди семей нелепо-неопрятных,
я видел их улыбки, полные зубов,
и искривленный рот
и слышал неуклюжий смех.
И я счастливее, чем ты,
они счастливее, чем я...
И без одежды рыба в озере плывет.

Франческа

Ты выходила ко мне из ночи
с цветами нежными в руках.
Сейчас выходишь ты из бурного смятения людей
и шума слов, к тебе лишь обращенных.
Я, кто созерцал тебя в том изначальном естесстве твоем,
был зол, что люди произносят твое имя
так легко в местах обычных.
О, если б волны мне своей прохладой
смогли бы голову на время охладить,
и мир бы стал сухим, как мертвый лист
иль как семянка одуванчика
порывом ветра унесенная, так,
чтобы я нашел тебя опять,
и ты была свободна и ни с кем.

Пан умер

"Пан умер. Пан великий мертв.
Склоните головы, все девушки пред ним,
сплетите для него венок".
"Нет лета в листьях,
высохла осока.
Как нам венок сплести
или собрать цветочные дары?"
"Я мог бы промолчать, о, Леди,
ведь смерть всегда груба.
Я мог бы промолчать...
Как смог он отыскать резон,
чтобы оставить нас без Бога
в такой пустой сезон?".

Post mortem conspectu

Коричневое толстое дитя,
сидящее на перине лотоса,
и ты была так рада и смеялась,
но смех был словно из другого мира.
Как хорошо в  воде плескаться,
а смех есть окончание всего на свете.

Прощание у Се-ку
"Сан-Со, правитель Се-ку, построил горные дороги"

Говорят, дороги Сан-со отличаются крутизной,
как сами горы,
стены встают, перед глазами бродят,
и облака вырастают из холма,
пристраиваясь к поводьям
лошади.
Сладкие деревья растут вдоль дороги,
проложенной в период Син,
их стволы проросли сквозь дорожные камни
и внутри потока
приносят лед в центр гордого города се-ку.
Судьбы людей давно известны,
нет смысла слушать слова пророка.

Прекрасные одежды

Синяя, синяя трава вдоль реки,
и ивы переполнили закрытый сад.
И там внутри хозяйка дома
в самом расцвете юности
с белым, белым лицом, колеблясь,
входит в дверь.
Сама роскошная,
она протягивает роскошную руку;
она была когда-то куртизанкой,
потом стал пьяница ее законным мужем,
и ныне пьяный постоянно он редко посещает дом,
и очень часто там она одна.

Ballatetta

Свет превратился в грацию ее и жил
средь глаз слепых и средь теней, похожих на мужчин;
Ло, как свет мог растопить нас и превратить нас в песню:
твой шлем раскалывает свет,
повелевая моим сердцем.
Там, в диких чащах никогда
ни молодой олень, ни лань не появлялись,
лишь тихий свет;
и нет такой на свете паутины, способной так вращаться,
как она, когда жар солнца гонит
капли чистых изумрудов из тела трав склоненных,
чтобы они не высохли мгновенно там,
где она пройдет своей тропою.

Пакт

Я пакт заключаю с тобой, Уолт Уитман -
я ненавижу тебя слишком долго.
Я пришел к тебе в образе взрослого ребенка,
чей отец был всегда с головой свиньи;
я слишком стар, чтоб с кем-нибудь дружить.
Ты под топор пустил лес большой и новый.
Вот, наступает время для раздела.
У нас корни одни, у нас одна кровь,
давай же начнем наше общее дело!

Три поэта

У Кандидии новый любовник,
и скорбят три поэта, и плачут.
Первый создал элегию длинную,
посвятив ее "Хлорис, девственной и холодной",
его "единственной Хлорис".
Второй написал сонет о женских изменах,
а третий пишет на Кандидию эпиграмму...

Прирученный кот

Мне нравится в обществе женщин красивых,
Почему же об этом боятся сказать или врут?
Я повторяю:
мне приятно общаться в обществе женщин красивых,
пусть мы и болтаем про всякую чушь неизменно.
Мурлыкание невидимой антенны -
одновременно восхитительно и вдохновенно.

Чайная

Продавщица чайной
не так прекрасна, как раньше,
август ее утомил, и по ступеням
взбегает она не так стремительно и вдохновенно.
Да, девушка эта, как и все станет женщиной средних лет,
и юности сияние, свет, который нам она дарила,
пышные маффины разнося,
не посетит нас, увы, больше нет.
Она станет женщиной средних лет.

Апрель

Три духа подошли ко мне
и отвели меня в сторону,
к ободранным ветвям оливы,
лежащим на земле:
бледная кровь под яркой дымкой...

Вереск

Черная пантера топчется рядом,
и над пальцами моими плывут огни
в форме лепестков.

Молочно-белые девушки
расслабляются на остролисте,
и их свирепый снежно-белый леопард
следит за тем, куда ведет наш след.

Coitus

Позолоченные фаллосы крокусов
пронзают весенний ветер.
Это не шоу мертвых богов,
а процессия фестиваля,
процессия, о, Джулио Романо!
Так соответствуй духу своему,
чтоб в нем существовать.
Зевс, все твои ночи высятся над нами.
Роса сверкает на листе.
Ночь не стихает вокруг нас.

Баллада шелковичной дороги

Солнце восходит на юго-востоке,
чтобы взглянуть на высокий дворец
семьи Син, где живет их дочь
(симпатичная девушка)по имени Рафу.
Она себе придумала имя:
"Гауза Вейл", ведь кормит Рафа
шелковицей тутовых шелкопрядов.
Она их находит у южной стены.
Из веревок зеленых
плетет она ручку корзины,
из японского багряника - тесемку,
чтобы носить ее через плечо,
Она собирает волосы в темный пучок слева,
ее сережки из жемчуга,
ее нижняя юбка из зеленого шелка в узорах,
ее вехняя юбка из того же шелка,
окрашенного в пурпурный.
и, когда мужчины, проходя мимо,
бросают на Рафу взгляд,
они останавливаются, ставят на землю свои ноши
и крутят пышные усы.

Фавн

Ха, Сэр! Тебя видел средь моих цветов,
и что же ты, о, боже, козлоногий,
способен знать о сути садоводства?!
Скорей сюда, Эстер и Апельота!
На фавна посмотрите!
Он сам пришел в наш сад.
Но, если потревожат это существо
движения иль звуки,
оно мгновенно устремится к нам
и задрожит в смятении и испуге.

После Цуй Юаня

Себя доставлю в лес,
там, где гуляют в гирляндах
из глициний боги.
И вдоль серебрянно-голубого потока
других везут машины, окрашенные
в цвет слоновой кости.
И много девушек идут процессией,
чтобы собрать для леопардов виноград, мой друг,
ведь леопарды есть такие на земле,
что тянут за собой автомобили.
Я прогуляюсь мирно по поляне,
из новой чащи выйду на опушку
и поприветствую процессию девиц.

Sub Mare

Да, оно и есть и нет, и я в своем уме,
лишь ты пришла, зависло небо надо мной,
и эта ложь, что создана из роз осенних,
затем сменила цвет, став золотой.
И тот, кто движется наощупь средь этих вещей,
на водоросли нежные похожих,
протягивает руку вверх,
под весом бледных медленных зеленых колебаний волн.
Этих вещей не меньше половины намного старше,
чем их имена,
они друзья и близкие для Бога.

Дорическое

Так будь во мне дыханьем вечных настроений
бесцветного густого ветра, не мимолетностями
вроде всегда веселой внешности цветов.
Возьми меня с собою в одиночество тяжелое
лишенных солнца скал и серых вод.
Пусть боги мягко говорят о нас в грядущем дне.
И средь садов тенистых Орка
тебя я буду помнить.

Весна

О, Сидонийская Весна,
с ее кортежем, яблонями, нимфами воды,
шагающими под неистовым фракийским ветром.
Он сквозь места эти лесные
разносит яркие касания,
и виноградная лоза сверкает, как бриллиант.
И дикое желание обрушивается черной молнией
на испуганное сердце, хоть к веткам всем
вернулись все их прошлогодние потери.
Весна, скользящая меж цикламен,
сейчас в движении, как легкий обволакивающий призрак.

Нью-Йорк

Мой город, мой любимый, белый!
Ах, хрупкий, слушай!
Слушай же меня и вдохну в твои аллеи душу,
изысканно, свирелью, так будь со мной!
Осознаю ли я сейчас, что стал безумцем,
здесь миллион людей озлоблены на жизнь.
И мне не до красавиц...
И на свирели мне уж не сыграть.
Мой город, мой любимый,
твое искусство - девушка с мальчишьим торсом,
твое искусство тонкое - свирель из серебра,
так слушай же меня, и будь со мной!
И я вдохну в твои аллеи душу,
и ты, конечно, будешь жить всегда.

Albatre

Эта леди в белом халате,
который считает она пеньюаром,
ныне - возлюбленная моего друга.
А элегантные ножки ее маленькой белой собачки
не элегантней ее самой.
И сам Готье вряд ли презирал их контрасты в белизне,
когда бы созерцал ее сидящей в глубине
большого кресла, меж двух свечей ленивых.

Ион уж год долгий год, как умер

Пусты дороги,
пусты в этих местах дороги.
И цветы склонили головы тяжелые свои,
склонили их напрасно.
Пусты в этих местах дороги,
тут шел Ион однажды, но не идет сейчас.
Но, кажется, что человек исчез лишь миг тому назад.

Южные люди в холодной стране

Лошади Дай ржут, встретив суровый ветер Эцу,
Птицы Эцу не любят птиц Эн, на севере.
Эмоция рождается из привычки.
Вчера выходили из ворот Дикого Гуся,
сегодня из ворот Пера Дракона.
Удивленные. В пустыне неспокойно. Морское солнце.
Летящий снег приводит в смятение варварские небеса.
Вши роятся, как муравьи, на наших мундирах.
Дух и разум проносят перистые знамена.
Победа в тяжелой битве не приносит счастья.
И верность практически необъяснима.
Кто погрустит о генерале Ришогу, о быстром маневре...
Чью белую голову мы потеряли, сражаясь за эту область?

Элегия пограничника

У Северных ворот дует ветер, полный песка,
одинокий с начала времен по сегодняшний день!
Деревья падают, желтеет осенью трава.
Я забираюсь на разные башни,
наблюдаю за землями варваров.
Там безлюдные замки, небо, пустыня без края.
И в этой деревне давно уж нет стен.
Кости, белые от морозов, холмы высокие с деревьями и травой.
Кто выдумал это?
Кто смог принести сюда пламя имперского гнева?
Кто смог привести сюда войско с его барабанами и литаврами?
Цари варваров.
Весна грациозная превратилась в кровожадную осень.
В движении воины, разбросанные по среднему королевству,
триста шестьдесят тысяч,
и скорбь, скорбь, как дождь.
Скорбь уйдет, и скорбь, скорбь вернется.
Заброшенные поля, нет там детей войны, нет
людей для наступления и обороны.
О, как узнаешь ты о страшной грусти Северных Ворот,
когда забыто имя Рибоку,
и нас, охранников границы, скормили тиграм.

Осень

Холодное касание осенней ночи -
я оказался вне своих владений,
и красное лицо луны увидел,
она на изгородь облокотилась,
как красномордый фемер.
И я не замолчал, ее заметив,
но мне пришлось кивнуть ответно ей,
вокруг тоскливые висели звезды.
И были лица их белы,
как лица городских детей.

Над причалом

Там над причалом тихим, в полночь,
запутавшись в снастях канатных
длинных мачт,
висит луна.
И кажется издалека, что это мяч,
после игры детьми забытый.

Набережная

Однажды, услышав скрипки звук искусный,
я испытал восторг,
сияли пятки золотые на твердом тротуаре.
Сейчас я вижу, что теплота как раз и есть поэзии
среда и суть.
О, Господи, уменьши небо-одеяло,
старое проеденное звездами,
чтоб я смог им уютно обернуться
и в радостном спокойствии уснуть.

Рихаку
***
Легкий поезд на легкой пыли,
ивы во дворе отеля
зеленее с каждым днем.
Только, Сэр, до отправления
вам вином лучше всего
закупиться, ведь не будет
вокруг вас друзей к моменту,
когда поезд ваш застынет,
подойдя к воротам Го.

Преображение

Я с легким сердцем шел к лесам долины
во время чудное цветения гиацинтов,
пока красавица, как ароматная сверкающая ткань
не опустилась и не начала меня душить.
И я был связан, без движения, без сознания
и без дыхания, я очарован ею был,
как будто евнух собственный ее.
Уйду ка я сейчас к реке последней
униженным, в пальто,
не издавая звуков, как турок рядовой,
что всматривается в глубину,
в простор Босфора.