Тем, кто оставался собой...
Глава 3. ЕГО УЖЕ НЕТ
Свобода - в несоприкосновении,
Равенство - в унификации,
Независимость – в изоляции.
Братство обезличенности...
(Э.С.)
Он вышел из дома. Потянулись знакомые заборы, «окультуренные» наростами пропагандистских плакатов, призывавших «раздавить красную гадину». Все это жизнеутверждающее гадство, включая какие-то отчаянно-неопределенные выражения лиц редких прохожих, «железобетонный» свет, что, казалось, не льется, а с грохотом обрушивается с неба, расшибая в пыль то, что осталось от Берлина, а главное – ветер, неизменно дувший прямо в лицо, в какую бы сторону он ни поворачивал, - все говорило в пользу того, что финал у прогулки будет очень печальный. Он медленно шел вдоль забора, во всю длину которого чья-то рука вывела «Последняя битва немецкого народа будет сопровождаться проявлениями внимания к Ничто». Возможно, еще пару дней назад он бы рассмеялся…
Вновь завыла сирена, но она по-прежнему сидела в кресле, поджав ноги и завернувшись в пушистый алжирский плед – подарок свекра. Одна, здесь и сейчас, в третий и окончательный раз, - отражаясь, отразившись, внутри, в пространстве бездействия. «Настоящее время», - пока его еще можно удержать возле себя, как собаку, чьи годы уже подходят к концу, ощетинившись пледом, заблаговременно скомпенсировав агрессию внешней среды проклеиванием, закрыванием, самоустранением из распадающейся равноценности «там-здесь» в смущение, раздражение… Не делая ничего, молча ожидая, с корнем вырывая собственные интенции с истекшим сроком давности.
Дискретность: молчания, ожидания, связей, не выходящих за пределы комнаты, дискретность происходящего, прерываемого провалами в дрему.
Письмо, фрагментирующее их маршруты: ее – внутри себя самой, его… Его, скорее всего, уже раскатали по мостовой гусеницы русского танка или превратил в живой факел зажигательный снаряд… Что написать в графе «причина смерти», - поражение в войне, капитуляция, позор, смена культурных кодов, проигранная раздача в постмодернистской карточной игре «фрагменты военной карты»?
Жалость: к нему, к себе, к тем, кто не просил их жалеть и даже к тем, кто не заслуживал жалости... Било, трясло мелкой дрожью, стучалось в окна, - майским вечером, плавно переходящим – с ознобом, но уже беспричинным – в осеннюю слякоть.
А он... Его уже нет. Он продолжает свое траурное движение.