Этюды деревенской жизни.. этюд второй

Антон Шумак
 

 

     Её звали Нюрка. Более ласково - Нюся, Нюсенька... Я обожаю собак, но безумно люблю кошек. Да, я кошатник. По моей небольшой жизни у меня и было их всего-то две. Первого звали необычно: Шнурок. Он чуть ли не повсюду был со мною. Кот семенил следом за мною по вечернему городу, когда мне надо было сходить в магазин за продуктами. Его не пугали проезжающие рядом автомобили. И улицу он переходил на зелёный свет, семеня лапками по асфальту. Он даже в горы ходил в поход с ребятнёй, когда я работал ещё учителем. Но не о нём сейчас. А о том милом пушистом существе, что лежит сейчас на протопленной печи, растянувшись от неги и тепла.

     Совсем крохотной мне подарили Нюську на мой день рождения. Её и не звали ещё никак. Только на следующий день имя придумала моя дочурка. Брать котёночка на руки дочери было строго-настрого запрещено. Играть ребёнку с кошечкой приходилось на четвереньках. Нельзя было перекармливать малышку. Та не знала меры в еде и иногда превращалась в круглого пушистого ёжика. Автомобиль она освоила быстро. Кошечке очень нравились поездки, особенно дальние. Расхаживала по всему салону. Спала на соседнем с водителем, то есть со мною, месте, свернувшись в клубочек. Терпеть не могла пробки на улицах столицы. Сразу пыталась вылезти в окно и навести порядок на дороге... Вот так начинала свою маленькую жизнь Нюрочка в нашей семье.

     До Нового года оставалось чуть более суток. Нюрка уже пятый день не приходила домой. И это при всём притом, что за окнами были морозы за 30 градусов. Скучно и одиноко мне было тогда. Всё-таки рядом всегда было живое существо. Тем более, что почти десять лет Нюська была всегда рядом. Она была не просто "членом семьи". Это была настоящая подруга, которой я всегда и всё доверял. Человек и обманет, и предаст. А Нюрка — нет, она была очень надёжной. Почти никогда не мяукала, только вроде бы бормотала что-то, когда я к ней обращался. Человеческий язык, сам удивляюсь, кошка понимала дословно. Я объяснял себе это тем, что постоянно с нею находился в одном биополе. И милая зверушка понимала все вибрации моих мыслей, не говоря уже про интонации голоса. Говорят ведь, что собака похожа характером на своего хозяина. Так и тут объяснение то же самое.

     Вспомнилось, как только началась зима, я хорошенько протопил печь и, не дождавшись, пока полностью погаснут угли, закрыл задвижку трубы... Очнулся на полу от дикой боли. На моей спине устроилось любимое существо и очень старательно впивалось всеми когтями передних лап в мою кожу. От этой боли я и вернулся в сознание. Немалых сил мне стоило в буквальном смысле доползти до входной двери и распахнуть её. Вновь я потерял сознание и, конечно, простыл. Остаток ночи меня мутило, а нестерпимая головная боль не давала мне уснуть. Угарный газ проник, казалось, во все клеточки тела. Сильное отравление и простуда вывели меня из строя на две недели. А в деревне на зиму оставались только две старухи. И сотовых телефонов тогда не было ещё. До "большой земли" не докричаться было никак. Так и выхаживался травяными чаями, мёдом да банькой. А Нюрка, вытащив меня тогда на свет Божий, ушла по своим делам в ночь в открытую мною из последних сил дверь. Вот такая была кошка!

     И вот я, который уж день молюсь о возвращении любимой кошки в избу, в тепло. Миленькая, пищу на воле Нюрка найдёт, а снег ведь кошки не едят, как собаки. Птицы и те клюют снег, утоляя так жажду... Мольбы мои были не напрасны. Сидя вечером за столом у тёплой печи, я услышал, нет — даже не услышал, а скорее почувствовал свою Нюсеньку за дверью в сенях. Приоткрываю осторожно дверь. О ужас! Тощая, похудевшая донельзя, вся в инее на пороге лежала Нюрка. Она, как и я когда-то отравившись угарным газом, из последних сил доползла до родного очага и упала без сил. Как потом оказалось, кошка отравилась, съев пойманную мышку. Старухи-соседки всегда травили грызунов каким-то очень ядовитым порошком. Был даже в деревне случай, когда две женщины отравились чищеной картошкой, которую в подполье погрызли мыши. Было бы дело летом, кошка нашла бы полезную травку и вылечилась бы. Но была лютая зима и где пропадала Нюрка, одному Богу известно. Умирать она вернулась домой, ища спасение у меня...

     Я осторожно взял на руки почти невесомую кошку, завернул её в плед. Согревал вначале на коленях. Боялся положить на печь. Слишком большой бы был перепад температур. Как сейчас помню, на термометре в сенях было минус 37 градусов. А на печи? Такой термоудар человеческому организму не выдержать...

     Часа через полтора Нюрка стала шевелиться, приоткрыла чуть-чуть глаза. И вновь впала в забытье. Я был в отчаянии, я не мог ничего сделать. Жизнь покидала это крохотное существо. Кошка смогла меня спасти, а я был бессилен...

     В мольбах прошли ещё несколько часов. Радость переполнила меня, когда Нюрка освободилась от пледа. Помню, и всегда буду помнить её глаза. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами и, казалось, просила помощи. Я поднёс ослабевшую Нюсеньку к миске с водой. Та уже стояла на лапках, хотя её сильно ещё качало. Стала медленно пить тёплую воду. Еда была рядом, но Нюрка только пила и пила. Очень медленно и долго. Наверное, минут пятнадцать... Напившись, повернула ко мне голову. Я подхватил уже падающую кошечку. Уложил её в тепло. На душе стало легче. Значит, выживет... Глубокой ночью я уснул крепко, настрадавшись вволю. Шли последние сутки уходящего года...

     Утром я обнаружил, что часы мои остановились ровно в шесть утра. "Плохой знак", - подумал я. Заглянув на печь, где завернутую в плед Нюрку я оставил ночью, я обнаружил, что кошка, моя милая и преданная Нюська, умерла...