Воскресный день. Лежу, такой брутальный,
В одних трусах, забывши о делах.
Жена взяла билеты в Кафедральный,
Идём вдвоём. Сказали, будет БАХ!
Собор красив! Сплошные навороты!
Под свод небес взлетающий гигант!
В сторонке ржут накрашенные Готы.
В руке «косяк» (Ташкентский вариант)
Играл орган, вокалила капелла,
Накрыла слух музЫки пелена,
Девчушка сзади, слушать не хотела.
Просила пить (как видно — сбодуна)
Вначале были «Страсти по Матфею»,
Затем хорал, задрюченный на нет.
Сосед шепнул: «Милейший, я х@ею!»
«А где у них, не скажете, буфет?»
Я указал ему на воспитанье,
Раскрыв глаза на сущность бытия,
Достал пузырь, прикупленный заранЬе
Поскольку «книжки, школа и семья»
Мы обсудили толстого солиста,
Весь женский хор, поличностно, сполна.
Я даже думал взять ещё по триста,
Когда-б не Бах, культурность и жена.
Их дирижёр, похожий на циклопа,
Твердил, что Баху — триста двадцать пять!
В мозгу мелькнуло — Вот она, Европа!
Живут же суки! В век не обогнать.
Затих орган, хорал уже не слышен,
Лишь с потолка взирает Божий лик.
Апплодисменты. Бах-таки не вышел
Само-собой, в годах уже старик.
Спустилась ночь, до дому путь неблизкий,
Назавтра вновь мирская суета
А по ТВ — родная Жанна Фриске
Вот это титьки! Баху не чета