Птица.
Белая футболка с надписью BOSS на груди, заправленная в потёртые джинсы, отданные братом – всё на пару размеров больше. На ногах «шанхайки» - тапочки на мягкой подошве, считавшиеся очень модными. Худощавая, без выраженных женских прелестей. Тонкие волосы, не оформленные стрижкой, нависающая на глаза чёлка. Прямой, немного удлинённый нос. Улыбка, не сходящая с лица…и глаза – огромные глаза серого цвета, с голубыми вкраплениями, обрамлённые длинными, тёмными, пушистыми ресницами.
Её звали Птица. Нет, конечно, у неё было нормальное, хорошее даже имя – Светлана – светлая, свет…, но никто и никогда не называл её по имени. Птица - и всё.
Жила она на последнем этаже девятиэтажного блока. Какое точное название – блок. Дом словно собирали из них, прилепляя один к другому. Сначала на пустыре вырос один блок, который построили для приглашённых работников нового Пивобезалкогольного Комбината. Немного позже к нему приклеили блок – для трудящихся Спиртобъединения.
Дальше всё вырастали и вырастали новые блоки, их ставили то слева, то справа; поворачивали фасадом то в одну, то в другую сторону; присоединяли друг к другу то боковыми стенами, то углами. В конечном итоге получились самые настоящие каменные джунгли, состоящие из шестнадцати блоков. Птица жила в десятом. К нему примыкал, как ни странно, седьмой. Подъездная сторона десятого и фасадная седьмого, образовывали прямой угол. В седьмом блоке жила, тоже на девятом этаже, Милана.
Милана поселилась в этом доме одной из первых. На её глазах вырастала эта «китайская стена», обзаводилась двориками, подъездными дорожками, площадками для игр. Приезжали новые люди, обустраивали свои квартиры.
***
Двор шептался о какой-то странной девочке-мальчике, Мила не понимала:
- Так, девочка, или мальчик?
- Не понятно, вроде девочка, а одевается – как мальчик. В футбол с пацанами гоняет, - отвечали дети.
Мила слушала с открытым ртом. Она была самой настоящей девочкой: в платьице, красивых туфельках, с туго-заплетёнными косичками, и играла в обычные девчачьи игры.
Её раздирало любопытство, хотелось увидеть этого чудо-ребёнка – не то девочку, не то мальчика.
Жаркое июньское солнце загнало детей под своды арки. Играть не очень-то хотелось, но на речку, о которой все мечтали, идти было запрещено. Немного прохладная, мирная всегда горная река, превратилась в ревущего, сносящего всё на своём пути монстра.
Девочки лениво «стучали мячом», передавая его друг другу. Скукотища. Вдруг, в этом почти сонном царстве появилась она?...или он?
Действительно, было очень трудно понять – кто перед ними. Девчонки, как-то сразу подались назад. Мила не шелохнулась, хоть и стояла ближе всех к этому непонятному созданию. Наоборот, она разглядывала девочку-мальчика с нескрываемым интересом.
- Привет! Тебя, как зовут? – спросила она.
- Птица.
- Ты девочка или мальчик?
- Догадайся.
***
Звёзды почти рядом, дух захватывает. Одновременно страшно и здорово. Закрыть глаза и шагнуть в небо. Ночью, с высоты девятого этажа, не видно земли – возникает ощущение парения, будто нет этой бетонной громадины, будто только ты и небо. Мила стояла на балконе, глядя на мерцающие в вышине точки.
- Привет, - услышала она откуда-то слева. Повернула голову и увидела в открытом окне площадки соседнего подъезда чей-то едва различимый силуэт.
- Приве-е-е-т.
Мила вглядывалась в темноту до боли в глазах, силясь рассмотреть или хотя бы угадать говорившего.
- Не спится? – прозвучал снова чей-то не знакомый, кажется, голос.
- Ты, кто? - не выдержала Мила.
- Не узнала? Птица, я.
После знакомства, под аркой, прошло уже недели две. С Птицей никто не захотел общаться и она это почувствовала. Мила, удовлетворив своё любопытство, тоже потеряла к ней всякий интерес.
- Ты, что не дома, поздно ведь? – спросила она у Птицы.
- Мать ушла куда-то, а я ключи потеряла, - ответила та.
- И, когда она придёт?
- Может, завтра.
***
Мама Птицы была своеобразным человеком. Вышла замуж, родила двоих детей и, как-то быстро устала от семейного быта. Развод с мужем произошёл почти молниеносно.
Он – муж, толи чтобы не страдать рядом, толи ещё по какой причине, сразу уехал из этого города. Мать пустилась во все тяжкие. Какой- то из её мужчин занимался бальными танцами, она начала танцевать с ним. Стройная, симпатичная, гибкая от природы – мама Птицы очень быстро стала своей в мире танца. Начались бесконечные гастроли, конкурсы, репетиции, но…
Со временем её потеснили молодые красавицы. Незаметно она осталась не у дел. Сначала негодовала, вопрошала вскидывая руки к потолку «Как же так?», но вскоре нашла себе новое занятие - начала посещать какую-то секту. Целыми днями ходила проповедовать, ездила на собрания, конгрессы, нигде не работала, жила тем – что подадут.
Дети, можно сказать, выросли без неё. Птица один день мать любила, один день ненавидела. Старший брат Птицы к матери относился НИКАК, даже поколачивал иногда.
У Милы тоже был брат, только младший. Их отец покинул семью, когда дети были маленькими, воспитывал их отчим. Родители Милы работали на одном производстве,
мама начальником, отчим у неё в подчинении – что часто являлось причиной для скандалов. Иногда за ними приезжала серого цвета Волга, значит, случилось ЧП. Неважно, какое было время суток, они быстро собирались и уезжали, всегда вместе.
***
Ночевать одной страшно. Мила не могла уснуть, включала свет в комнатах, коридорах, на кухне, даже в ванной и туалете. Ничего не помогало, страх не уходил. Немного отвлекал включенный телевизор, но легче всего было переживать такие ночи на балконе.
- Хочешь, переночуй у меня, я одна сегодня, - предложила Мила.
- Какая у тебя квартира? – спросила та.
- 272.
- Сейчас приду.
Через несколько минут Птица уже осматривала с любопытством ярко освещённые комнаты.
- Хорошо живёте, - заключила она.
Мила, успокоенная присутствием дома живой души, была добродушна и весела. Она накормила ужином гостью, расстелила для неё постель родителей. Птица не захотела сразу ложиться спать.
- Давай поиграем, - предложила она.
- Во что поиграем?
Птица сказала, что играть они будут в семью, что она будет папой, Мила мамой и ещё у них будет ребёнок. В ребёнка превратили любимца всей семьи, пёсика по кличке Цезарь. Он безропотно дал завернуть себя в какие-то тряпицы и послушно уснул, уложенный заботливыми «родителями» в кровать.
- Нам тоже нужно ложиться, завтра на работу, - заявила Птица и легла , призывно отогнув край одеяла. Мила немного смутилась, но последовала её примеру: «Ведь, это игра» - подумала она.
Какое-то время они лежали, делая вид – что спят. Вдруг, Мила почувствовала руку на своей ноге. Рука тихонько ползла вверх:
- Ты чего, - отпрянула она.
- Ты ведь, как будто, жена. Не знаешь – что муж с женой делает? – засмеялась Птица.
- Я не хочу так играть, пойдём лучше с собакой погуляем, совсем забыла его вечером выгулять, - засобиралась Мила.
Птица охотно согласилась. Девочки размотали Цезаря, и пошли на улицу. Они ходили по ночным тихим дворикам и молчали. Цезарь, обрадованный внезапной прогулкой, носился в зад – в перёд и звонко лаял. Мила иногда незаметно поглядывала на Птицу, силясь понять – что она за человек, зачем она так себя повела. Птица чему-то улыбалась.
Небо стало светлеть, поднялся прохладный ветерок. Миле хотелось пойти домой, но она боялась, что эта странная девочка пойдёт с ней.
- У нас свет в окне, - произнесла, вдруг, Птица.
Они, как раз подходили к своей «китайской стене». Мила проследила взглядом туда, куда смотрела Птица, действительно, на девятом этаже тускло светилось одно окно.
- По домам? – обрадовалась Мила.
- По домам, - согласилась Птица.
***
Май выдался на редкость жарким, хотелось на речку, поближе к воде. Купальный сезон, конечно, открывать рановато, но хоть подышать прохладой горной реки. Нельзя - в полном разгаре была подготовка к экзаменам. Мила решила перенести учебники на крышу, чтобы загорать и зубрить одновременно. Быстренько собралась и покинула душную квартиру.
На раскалённой крыше был кто-то ещё. Мила не узнала лежащего чуть поодаль человека, она даже сперва не поняла, парень это или девушка, и пошла в сторону от видневшейся фигуры. Выбрав местечко, разложила полотенце, побросала тетради, учебники рядом и легла.
Знания в голову просто не лезли. Через полчаса Мила поняла: подняться на крышу было не самым удачным решением. Она захлопнула учебник и села. Скука. Встала, потянулась и снова обратила внимание на лежащую вдалеке фигуру. «Кто там, интересно?» - подумала она и решительно направилась в ту сторону.
Всё-таки это была девушка. Видимо, уловив краем взгляда или слухом какое-то движение, она обернулась.
Мила узнала её – это была Птица. С той странной ночи прошло два года. Они ни разу не виделись больше. Мила слышала иногда хихиканья девочек и рассказы о Птице, но теряясь в ощущениях, предпочитала уходить не дослушав.
- Привет, - произнесла давняя знакомая, не оставляя возможности по-тихому уйти.
- Привет, - ответила Мила, не решаясь, приблизиться.
- Пива хочешь? - спросила Птица.
- Нет, я его не люблю, - отказалась Мила.
Голову жгло от желания убежать, но ноги упорно не хотели двигаться. Мила стояла и, не мигая, смотрела на Птицу. «Вот, вляпалась» - ругала она себя. Оцепенение тихонько стало проходить. Птица, продолжая лежать, облокотившись на левую руку, правой сделала приглашающий жест.
Мила присела на безопасном расстоянии. Ветерок перелистывал страницы лежащей рядом с Птицей книжки.
- Что читаешь? – поинтересовалась она.
- Тебе, наверно, не интересно будет – это философия.
«Удивительно, а говорили, что Птица – круглая дура» - пронеслось в голове у Милы.
- А ты сама что-то в этом понимаешь? – спросила она.
- Так…размышляю.
Мила потянулась за книгой, взяла, пробежала глазами несколько строчек, и отложила в сторону. Птица таинственно улыбалась чему-то своему. Некоторое время они сидели молча.
- Может, спустимся на улицу, прогуляемся, - нарушила тишину Птица.
- Пойдём, - согласилась Мила, мечтающая поскорее уйти с крыши.
***
С этого дня и началась их долгая-долгая дружба. Птица оказалось очень интересной собеседницей, с чувством юмора. Никто бы, никогда не поверил - скажи им, какой умной она была на самом деле. Всякий раз при приближении местной публики, она «включала дурочку».
- С дуры - меньше спрос, - объясняла она потом возмущающейся Миле.
Во дворе никто не понимал – что их связывало. Птица, по общему убеждению, была конченой лесбиянкой, да ещё без мозгов. Милана, напротив, девушка вполне современная, развитая, обращающая внимание на мальчиков, к тому же не глупая. Некоторые открыто спрашивали:»Что у вас общего?». Мила тихонько злилась, но не торопилась отвечать: в конце концов, кому какое дело?
По большому счёту, она и сама не могла понять: что её тянет к Птице. Не жалость – точно. Птица не была жертвой, она могла постоять за себя, даже драться умела по-настоящему, не как девчонки: вцепляясь в волосы, кусаясь и визжа. Она дралась, как мальчишка: смело, точно нанося удары сжатым кулаком. Только пользовалась своим умением Птица крайне редко.
***
Однажды, глубокой ночью, Мила проснулась от протяжного «дззззззззззззз» дверного звонка.
- Кто, там? – спросила она и услышала за дверью голос Птицы.
- Пустишь переночевать?
Мила повернула ключ в замке, открыла и увидела, бледную, словно раздавленную Птицу. Подруга вошла и сразу села на подставку для обуви.
- Дома просто кошмар какой-то. Мать иконы жжёт. Я сама сразу глазам своим не поверила, а потом реально испугалась, - пробормотала Птица.
- Ты прямо, как побитая, - сказала Мила.
- Гардины дрожат, нет, не дрожат даже – ходуном ходят, будто их трясёт кто-то со страшной силой. Никогда такого не видела, - не слыша её, продолжала Птица.
- Может, показалось?
- Нет, точно не показалось, - помотала головой подруга.
Милана напоила Птицу чаем с мятой, расстелили кровать брата, лежавшего на тот момент в больнице. Птица не могла уснуть. Она ворочалась, вставала и подходила к окну покурить, опять ложилась. Мила не находила – что сказать, и молча наблюдала за подругой.
- Мразь, - услышала вдруг она злой шёпот Птицы.
- Ты чего? – спросила Мила.
Птица молчала недолго, потом её словно прорвало
***
. Это был страшный рассказ. Мила узнала тайну, которая всё объясняла. В пору, когда Птица училась в первом классе и называли её вовсе не Птицей, а просто Светой, матушка увлечённо отплясывала в очередном гастрольном городе. За ними – детьми – приглядывал брат матери. Он приходил, готовил какую-то еду, немного прибирал дома, но чаще давал «ценные указания», перекладывая всю тяжесть сиротливого быта на их детские плечи, и уходил по каким-то своим делам.
В тот день она не пошла в школу: сильно, до судорог, заболел живот. Пришедший дядя поинтересовался, почему она дома, и девочка объяснила. Дядя присел на краешек её кровати:
- Давай, посмотрю.
Света, разогнулась и повернулась на спину. Он потрогал её живот, поднял халатик, потрогал ещё раз. Опустил руку чуть ниже. Она спокойно наблюдала за его действиями.
- Подожди, сейчас я тебя полечу, - сказал он и вышел из комнаты. Некоторое время спустя дядя вернулся с какой-то баночкой в руках.
- Сними трусики, - услышала Света.
Девочка удивлённо посмотрела на него.
- Так, обычно папы своих дочек лечат, но у тебя папы нет, значит, буду я, вместо него,- успокаивающим тоном произнёс дядя.
Птица рассказала, как он смазал нужное место вазелином, как медленно двигался над ней, постепенно покрываясь потом и закатывая глаза. Она не испытала никакой боли. Когда всё закончилось, он сам вымыл её. Только потом было ощущение, словно она сделала что-то нехорошее.
На следующий день дядя снова пришёл её лечить, потом опять. Это продолжалось больше года. Матушка в дорогу - братец спешит приглядеть за детишками. Светка интуитивно чувствовала: что-то не так. Когда Света узнала, что на самом деле вытворял с ней дядя, её затошнило. Вызвали «скорую», увезли в Инфекционную больницу.
Лечили долго. Причину рвоты никто не знал, а рассказывать Светка не решалась.
После больницы было страшно возвращаться домой, в школу. Казалось, все сразу поймут – что с ней произошло. Матери она всё же рассказала, но та не поверила, ещё и отлупила – «за враньё».
***
- Вот, скажи, она человек? – спрашивала Птица.
Мила, ошарашенная услышанным, молча, мотала головой. Чувство жалости и отчаяния – переполняло.
- В ней всё – гниль, она вся не настоящая. Иконы, видишь, жжёт. Мы, мол, не правильно Богу верим, а она- то, она? Мрааааазь, - заскулила Птица.
Она не пошла на завтра домой, не пошла и на следующий день. Прожив недели две у Милы, Птица решила всё же вернуться и начать новую жизнь. Носить платья, юбки, стать обыкновенной девушкой.
***
В дверь кто-то тихонько стучал, словно ребёнок пинал ножкой. Милана открыла и увидела в тусклом свете лестничной клетки Нинку-зассыху. Белобрысая, стриженная клочками, как объясняла её сумасшедшая мамочка: «Во избежание вшивости». Сопливый, вечно шмыгающий нос. Одета в застиранное, давно потерявшее цвет, нечто. Нинка жила в соседней квартире. Зассыхой её называли потому, что не смотря на свои 7 или 8 лет, она каждую ночь заливала матрац (стелить ей простыни мать давно перестала). Утром Нинка открывала окно своей комнаты и выкладывала матрац сушиться на подоконник – так сказать, вящему удовольствию всех соседей…
- Чего, тебе? – рявкнула Милана.
- Там…это…Птица твоя…за лифтом, - промямлила Нинка.
Мила непонимающе уставилась на неё. Девочка махнула рукой, будто уточняя – где именно. Милана прикрыла дверь и пошла в ту сторону.
За лифтом, прямо напротив мусоропровода, в углу сидела Птица, уткнув голову в колени.
Она была абсолютно голой. Мила остановилась, будто наткнувшись на невидимую стену.
- Что здесь случилось? – спросила она.
Птица не реагировала.
– Кто это сделал? – допытывалась Милана.
- Это Оксанка с Ингой, - услышала она за спиной голос Нинки.
- Ты, видела, что ли? – резко повернулась в её сторону Мила.
- Нет,… слышала… они смеялись, рвали на ней всё, говорили «чо это мужик в юбку вырядился»… а потом в мусоропровод одежду выкинули.
- Твари, - закричала Милана и бросилась к лифту. Вдавила кнопку вызова так, что побелел палец. Лифт, где-то внизу жил своей жизнью, не собираясь реагировать на вызов с восьмого этажа. Девушка не выдержала и побежала по лестнице.
Седьмой…шестой…пятый…Мила летела, перескакивая через несколько ступенек сразу. Второй… первый…выход. Она на бегу ударила вытянутыми вперёд руками в дверь. Выскочила на улицу и увидев сидящих напротив подъезда Ингу и Оксану, решительно направилась в их сторону. Подруги довольно ухмылялись. Милу захлёстывали эмоции, хотелось раздавить, уничтожить их. Она подошла широкими шагами и со всей силы толкнула оказавшуюся ближе Ингу. Та, от неожиданности, потеряла равновесие и опрокинулась на спину.
- Суки, - зло прошипела Милана и пошла в сторону открытых дверей шахты мусоропровода. Сгребла обрывки одежды Птицы, лежащие поверх мусора, и направилась обратно в подъезд.
Птица, закутавшись в плед, курила у открытого окна. Мила села на кровать. Птица не обернулась, лишь сделала глубокую затяжку. Она никогда не плакала.
- Шмоткам конец, - сказала Мила.
- Ерунда, - отмахнулась Птица.
***
Птица была старше Миланы на два года. Приближалось её восемнадцатилетие. Мила решила: Птицу нужно выводить в люди. То есть нужно воскрешать в ней женщину и потом выводить в люди.
- В твой день рождения мы пойдём на дискотеку, на остров Юности,- сказала она Птице, как о чём-то давно решённом.
- Ага, с ума, что ли сошла. Опять из-за меня тебя мальчики приглашать не будут, - невесело засмеялась Птица.
- Ты не поняла меня. Приоденем, причёску сделаем, макияж. Мужики на тебя только смотреть будут.
- Бесполезно. Они за километр чувствуют – подделка.
- Ты же не подделка.
- Чушь.
Мила была настроена решительно. Они с мамой подобрали подходящую одежду, чтобы скрыть маленькую грудь Птицы, но подчеркнуть тонкую талию, открыть красивые стройные ноги. Придумали, какую сделают ей причёску, какой макияж. Дело осталось за малым – уговорить подругу.
В тот день Птица пришла очень рано.
- Ты, кажется, хотела меня в девушку нарядить? – спросила с порога она.
- Да. Ты согласна? – Мила сразу забыла про сон.
- Давай, ты нарядишь, но на дискотеку мы не поедем? – попросила Птица.
- Не поняла, - закрывая за подругой дверь, удивилась Мила.
Птица рассказала, что познакомилась с парнем, что он ей показался хорошим человеком, что они договорились сегодня встретиться… А вдруг с этой встречей всё в её жизни измениться? Мила радостно хлопала в ладоши, искренне радуясь за подругу.
***
Над Птицей колдовали долго, но труды стоили того. Она превратилась в эффектную, даже красивую девушку. Сама, не узнавая своё отражение в зеркале, Птица едва сдерживала слёзы.
Мила торжественно проводила подругу до двери и пожелала удачи.
Когда на город опустились сумерки, Мила услышала за дверью громогласный голос соседки:
- Эй, Милка, убирай отсюда свою «не пойми – кто».
Мила тут же открыла дверь и увидела Птицу. Та лежала на сундуке, стоявшем возле квартиры соседей. Одежда на ней была грязной. Ноги исцарапаны. Причёска превратилась в копну склеенных лаком волос, в которых застряли листья, хвойные иголки и всякий мелкий мусор. От Птицы невыносимо пахло спиртным. Мила растрясла её и заставила встать, потащила в квартиру, крикнув маме:
- Помоги!
Вдвоём они заволокли Птицу в ванную, кое-как умыли и увели спать. Ночью Милана увидела подругу, как всегда, застывшую у открытого окна с сигаретой в руках:
- Ты зачем напилась-то так? – спросила она.
- А, тошно просто.
- Не понравилась что ли?
- Он мне предложил в парке погулять, я согласилась. Сначала говорили о чём-то, так хорошо было. Потом от людей, как-то незаметно ушли, он стал приставать. Не грубо, а так понемногу. Мне не хотелось, конечно, сразу, но – не буду, думаю, брыкаться…..
Потом меня вырвало, потом опять, я кричу ему «уйди», а он бить меня начал. На землю повалил и… короче, с днём рождения, Света.
***
Птица умела быстро отходить, брать себя в руки. Вообще она была очень жизнерадостным и увлечённым человеком, не смотря на своё страшное прошлое. Её увлекало чтение: Птица проглатывала книгу за книгой. Бывало, после бессонной ночи, проведённой с очередным внушительным томиком, она приходила рано утром к Миле в футболке, одетой шиворот-навыворот. Начинала громким шопотом рассказывать прочитанное, время от времени легонько касаясь плеча полусонной Милы.
Птица уморительно, но беззлобно копировала людей: их жесты, движение, мимику. Она отлично пела, причём с лёгкостью брала самые высокие ноты.
- Зацветает синий зурба-ган…оуо оуо ,- неожиданно запевала Птица несколько раз на день.
- Что тебе дался этот зурбаган? – злилась Милана.
- А, не знаю. Нравится почему-то.
Но её настоящей стихией были танцы. Не иначе, от матушки передались какие-то «танцевальные гены». Птице достаточно было один раз увидеть новое движение, и она сразу точно его повторяла. Танцевать, как Майкл Джексон – запросто. Нижний брейк – пожалуйста. Бальный танец – да, любой.
Короче говоря, с ней невозможно было заскучать.
***
Однажды она пришла к Миле в костюме самого настоящего клоуна, с размалёванным лицом, с нацепленным красным круглым носом-пищалкой.
- Откуда у тебя это? – удивилась Милана.
- От отца. Он всегда на праздники наряжался, чтобы нас порадовать. Мать оставленные им вещи к бабушке увезла, велела сжечь. Я этот костюм тихонько стащила и спрятала. Уже столько лет храню…
- А у меня ничего нет от отца. Я всё вспомнить его стараюсь… Не получается. Только руки его помню на руле и запах бензина от курточки.
Из магнитофона неслись чьи-то стоны о неразделённой любви. Птица сменила «траурную» песню на что-то забойное и начала уморительно изгибаться всем телом. Милана равнодушно махнула рукой и пошла в свою комнату. Птица тут же последовала за ней:
- Ну, что с тобой?
Мила легла и отвернулась лицом к стене. Что-то менялось в ней, вызывало беспокойство. Симпатичный мальчик Витя Антошкин, по которому сходили с ума девчонки, обратил внимание на неё. Вчера, после дискотеки, на лестничной клетке, он жарко шептал в ухо о прелестях секса. Мила остудила его пыл твёрдым «Нет». Сегодня Антошкин друг Андрей прижал её к стене в подъезде и заорал:
- Ты к пацанам относишься, как к животным, – резко отпустил Милу и медленно пошёл вниз по лестнице.
В голове всё путалось. Она не понимала, за что наорал на неё Андрей. Уверяла себя, что вчера поступила правильно, сказав «нет».
- Я, наверно, дура?! – прошептала Милана.
Птица молчала.
- Он теперь не подойдёт больше, - заплакала Мила.
- И, что? – неожиданно грубо спросили Птица. Жизнь кончилась? Забудь!
Птица нервно закурила. С ней тоже последнее время что-то происходило. Миле даже казалось иногда, что Птица её ревнует. Это пугало, но и возбуждало одновременно.
- Ты вырядилась-то зачем?
Птица поднялась и направляясь к дверям пробурчала:
- Тебя хотела развеселить.
***
В тот самый вечер, после дискотеки, Витьку убили. Ему снесли пол головы лопатой. Потом обезобразили лицо. Мила была последней, видевшей его в живых.
Сообщил об этом всё тот же Андрей, друг Витьки. Он пришёл извиниться и сказать, когда будут похороны:
- Ты сходи. Проводи его, - промямлил он еле слышно.
Мила не хотела туда идти. Витька ведь не был другом, проводил только раз до дома. Её охватывал страх. Смерть всегда будила внутри это чувство.
За ней зашли девчонки:
- Ты, что? Все пойдут! Вы тем более встречались!
- Да, один раз только, - слабо сопротивлялась Мила. Она не смогла отвертеться, пришлось идти вместе со всеми.
Это было страшное зрелище. Человек, лежащий в гробу, не был похож на Витьку. Голова перебинтована – словно на него одели какой-то дурацкий чепчик. Лицо синее, распухшее, в кровоподтёках.
Подойти ближе не давал ужас, охвативший Милу. Она уже знала, что её ждёт. Ей нельзя было всё это видеть. «Птица, где ты?» - проносилось в голове, «Уведи меня отсюда». Пошла траурная процессия, а она всё стояла, не в силах двинуться с места.
- Пойдём домой, - услышала, вдруг, Мила голос Птицы. Обернулась:
- Слава, Богу – ты, здесь!
- Он же одноклассник, всё-таки, мой…был.
Домой возвращались молча. Птица тревожно поглядывала на Милу:
- Зря ты туда ходила, - не выдержала она.
- Возможно.
***
Днём ещё ничего – терпимо, а вот ночью совсем плохо. Мила не могла спать. Лежала с включённым светом, боясь закрыть глаза. Только закроешь – перед глазами Витька, в чепчике из бинта и (почему-то) с лопатой в руках. Прошло несколько дней, но легче не становилось.
- Всё, хватит, - произнесла с порога Птица. Жизнь всегда приходит к завершению: у кого-то раньше, у кого-то позже.
Мила молча наблюдала, как подруга проследовала на кухню и начала выставлять что-то на стол.
- Что за праздник? – без особого интереса спросила она.
- Праздник жизни. Вот, говорят, лучшее лекарство от хандры, - ответила Птица, подняв над головой и тут же поставив на стол бутылку водки.
- Я не хочу пить.
- И я не хочу. Надо! – сказала она.
Птица не умела готовить. Даже просто, нарезать овощи, колбаску, сыр – было непосильным заданием для неё. Мила недолго наблюдала, как подруга сооружает закуску, кромсая нещадно продукты.
- Дай, я сама, - выхватывая нож, прикрикнула она, быстро нарезала ассорти, выложила красиво на тарелочки. Накрыла сервировочный столик и покатила его в комнату.
- Вот, видишь, какая ты умница?! – сказала, довольно улыбаясь, Птица.
Первая же рюмка водки подействовала почти исцеляюще. После второй притупилось чувство страха, не покидавшее Милану последние дни.
- Так, третья и тебе хватит, - сказала, как отрезала, Птица.
- Да, ладно. Мы же дома. Можно и превысить норму, - возразила Мила.
***
Воспользовавшись отсутствием родителей, девчонки расположились в их спальной комнате. Допили оставшуюся водку и повалились спать на «царское ложе». Глубокой ночью Мила проснулась от непонятных ощущений, похожих на возбуждение. Она напряглась, прислушиваясь к происходящему внутри и вокруг неё. Почувствовала прикосновение к обнажённой (почему-то) спине. Замерла. Птица осторожно ласкала её тело руками. Наклонилась, щекотнув волосами по коже и еле уловимо, очень медленно, провела губами по спине, вниз. Горячее дыхание на обнажённом теле. Обжигающее, отключающее разум возбуждение. Страх – продолжать. Нежелание – остановить. Мила тонула в ощущениях, продолжая делать вид, что спит. Птица завелась: она тяжело дышала, еле сдерживая стоны. Её ласки становились сильнее, требовательнее.
«Стоп. Стоп. Стоп», - думала Мила, даже не пытаясь остановить разгорячённую подругу. Претворяться было бессмысленно, Птица уже понимала, что она не спит. Это придало ей уверенности, и Птица попробовала снять с Милы всё - что мешало, что ещё останавливало:
- Дура, - закричала Мила и кубарем скатилась с кровати. Она словно мгновенно очнулась. Вскочила, кинулась в ванную комнату, закрылась на защёлку и, для верности, продёрнула через ручку двери молоток.
- Я не хотела ничего плохого, - ныла под дверью Птица. Прости меня, я сама от себя не ожидала. Я не знаю, как это произошло.
- Убирайся, - кричала сквозь рыдания Мила.
Вскоре хлопнула входная дверь, Птица ушла.
***
Прошло несколько тяжёлых, нескончаемо длинных дней. Мила не находила себе места, вспоминая ту ночь и свои ощущения. Она много думала, размышляла, понимая – ничего неожиданного не случилось.
Птица никогда не была простой и предсказуемой. В ней сталкивались океаны, образуя воронку таких гигантских размеров, что не попасть туда рядом стоящему было невозможно.
Дружить с ней всегда было в какой-то степени опасно. Мила замечала приступы ревности, возникавшие у Птицы. Если она просила - оценить новый наряд, то никогда не могла понять - что оценивает Птица: обновку или Милу. Что-то в её взгляде смущало – будто обнажало.
В то же время нельзя было сказать однозначно, что Птица – лесбиянка. Из каких-то мелочей, маленьких событий складывалось ощущение, что Птица сама не может понять – кто она. Будто внутри неё идёт борьба: мучительная и бесконечная. Собственно, она никогда и не скрывала, что потерялась в этом мире.
Конечно, Птица была настоящей подругой. Ей можно было смело доверять. Она подставляла не только плечо в трудную минуту, но и лицо для удара, предназначавшегося Миле. Да, было и такое в их жизни. Птица подкупала своей искренностью и добротой. Всё так. Но…
Ясно было и то, что Птица не от мира сего. Она другая. Это завораживало, вызывало жгучий интерес. Когда знаешь: каждый последующий шаг, опаснее предыдущего, но продолжаешь идти.
Мила не могла ненавидеть подругу, понимая: в случившемся есть и её вина. Пережитые ощущения захлестнули и опустошили на какое-то время - что напугало Милу. Но, постепенно она успокоилась, ведь к женщинам её не потянуло после той ночи. Всё нормально, всего лишь жизненный опыт.
Птица пришла через несколько дней, одетая в длинную чёрную юбку, спадающую мягкими складками, курточку из кожи тёмно-бордового цвета и туфли на каблуках. Выглядела она сногсшибательно, но…
Отпечатком переживаний последних дней на её бледном лице, легли тёмные круги под глазами. Птица казалось подавленной. Видимо её страдания были сильнее и мучительнее. Она сказала, не поднимая головы:
- Я извиниться пришла… я, правда, не хотела ничего плохого…просто жалко тебя, было,…гладила-гладила,…потом проверить захотела… свои ощущения,…надеялась, что ты крепко спишь. Прости.
Мила молчала.
- Да, кстати…,и Птица смешно, по-мальчишески тряхнула отросшими кудрями. – Я замуж выхожу.
Мила, не мигая, уставилась на Птицу. Она не могла произнести ни одного слова, как будто в горле застрял комок. Птица ушла, так и не дождавшись, когда Мила заговорит.
***
Уже месяц никто не знал – где находится Птица. Да, никто и не интересовался. Даже её мамаша не особенно переживала:
- Тебе же сказали, вышла замуж, что ходишь? – выговаривала она Миле.
Однако, Милане всё же было не по себе. Она постоянно думала о подруге: как там сложилась её семейная жизнь?
Однажды, возвращаясь с работы, Мила издалека увидела на крыше девятиэтажки чей-то силуэт. Подойдя ближе, она с ужасом поняла: это Птица. Подруга стояла на самом краю крыши, повернувшись к нему спиной и широко расставив руки.
- Птица, - прошептала Мила.
Она понимала, кричать сейчас нельзя, подруга на самом краю, одно неверное движение и…
Она бежала, не отрывая взгляда от фигуры в высоте, на фоне пронзительно синего неба. Промчалась вверх по лестнице, не дожидаясь лифта. Вскарабкалась на чердак, преодолела ещё одну лестницу и, выскочив на смотровую площадку, стала озираться по сторонам.
Птица курила сигарету, прислонившись спиной к перекрытию. Увидев Милу, она улыбнулась. Мила, почувствовав вмиг навалившуюся усталость, села там, где стояла – будто ноги подкосились.
Птица, по вздрагивающим плечам подруги, поняла, что она плачет, и подошла ближе. Мила всей ладонью хлестнула её по лицу:
- Ненавижу тебя, - сказала она.
Птица молча потирала вмиг покрасневшую щёку. Потом закурила, повернувшись спиной к подруге.
- Я бы может, смогла с ним жить, если не эти супружеские обязанности. Врала, оттягивала всё, я, мол, ещё девственница, боюсь. А он чуткий такой, с пониманием. Сегодня решилась, рассказала ему всё. Он меня отпустил. Не готова я ещё, видимо.
- А, с крыши-то зачем? – прошептала Мила.
- Да я и не сбросилась бы. Так, дурила.
***
Птица стала другой. Внешне она казалась спокойной, но спокойствие было «звенящее», натянутое - через силу. Она выкуривала сигарету в две-три затяжки и немного погодя снова тянулась к пачке. Внезапно вставала и уходила, ссылаясь на какие-то дела. Да и вообще, появляться у Милы Птица стала гораздо реже. Потом совсем пропала. Подождав с неделю, Мила забеспокоилась и пришла к подруге:
- Заболела, что ли, не приходишь? – спросила она открывшую дверь Птицу.
- Заходи.
Птица, не отвечая на вопрос, побрела в свою комнату, Мила пошла следом. На кровати были разложены платья на девочку семи-восьми лет. Очень красивые, украшенные кружевами и рюшами – они казались воздушными, почти невесомыми:
- Ух, ты, - воскликнула Мила. Откуда у тебя эта красота?
- Из детства. Они бальные, для выступлений.
- Ты училась танцевать?
- Да. Потом бросила, матери назло. Платья вот остались. Я, пока не выросла из них, всё наряжалась и танцевала дома возле зеркала.
- Здорово. Родится у тебя когда-нибудь дочка и её пода…
- Не родится, - оборвала Милу Птица. Она сгребла платья в охапку и унесла из комнаты.
Через пару минут вернулась. Открыла форточку, достала сигарету из пачки, помяла и убрала обратно.
- Всё изменилось, - сказала, вдруг, она, не поворачиваясь.
- Что? – спросила Мила.
- Я, теперь знаю – кто я. Понимаешь? Мне тогда было хорошо. Ничего подобного со мной раньше не случалось. Если бы ты меня не остановила, я довела бы всё до конца.
- Ерунда. Ты ошибаешься. Ты делаешь не правильные выводы, - возмутилась Мила.
- Нет. С мужчинами я такого не испытывала.
- Мне тоже было хорошо, - призналась Мила. Меня, ведь, к женщинам после этого не тянет. Я бы, может, не сказала тебе никогда, но ты не права. Жизнь обязательно всё расставит по своим местам.
- Уже расставила, - невесело засмеялась Птица.
***
Мила, вскоре уехала из этого города, навсегда. Птица, провожая её на вокзале, сказала: «Как жить-то теперь буду?» Она ушла, не дожидаясь прихода поезда.
Через месяц, после отъезда, Милана получила письмо от подруги. Оно было наполнено болью, отчаяньем и любовью. Не сведущий человек мог подумать, что письмо пишет влюблённый парень. Заканчивалось это послание из прошлой жизни словами: «Теперь, прощай» и стояла странная подпись – «Я».