а Он меня не щадил ничуть:
писал сюжеты. Сжигал при случае.
Когда погасло моё «хочу»,
угрозы слов его жадно мучили
мой мир, наполненный до конца взаимно нежными промежутками.
Я не могла без его лица в своих ладонях. Такого жуткого
финала не было никогда, ни с кем: он метко стрелял апострофом
и растекалась по проводам волна насквозь обоюдоострая,
как кровь. Солёное колдовство. Меж ног и губ раскрывались мидии.
И так хотелось любить его, чтобы другие во мне увидели, -
как он психически нездоров, как он обучен чертовски-ноюще,
в меня, макая своё перо, писать меня же. Моё чудовище,
чьи сны я выдала за свои, в чьих снах всё ради игры придумано.
Тоска скользила вдоль чешуи аккордом тихих мелодий Шумана.
Он был на ощупь – морской песок. Он был на привкус – как мед из сот.
Он так старательно был красив, что впору под сердцем его носить.
Я принимала его, как боль, как яд, горячий церковный воск.
И в каждой капле Шато Тальбо я ощутила его,
Всего…