с каждым днем в глазах мутнее и мутнее.
доем этот апельсин сейчас - схожу, помою голову,
обкусанные губы - символ нового поколения,
как Грегор Замза на футболке, как тоска по новому.
чищу зубы, а в зеркале бешеный псих -
рвется наружу, вращает зрачками неистово, кусает губы.
и так каждое утро, притворяясь одним из них,
иду на работу. а вечером? вечером я не чищу зубы.
шло время, мало помалу колесо сансары стало кубом,
и я - то ли на кубу, то ли в тайгу, то ли в мекку.
мне, как и каждому человеку - нужно то всего: нежности, творога,
похоти; сестренка в соседней комнате плачет, зовет бога.
ну разве ей смогут помочь мои познания в литературе XX века?
дорога к богу вмещает восемь пуль, или вдыхается с зеркала.
не так ли, диего? почему я открываю глаза, а там пусто?
является ли кино интеллектуальным искусством?
считается ли переходом на темную сторону вступление в секту
любителей собирать лего? скажи, диего,
у меня кроме тебя ни одного близкого человека,
а ты - всего лишь мой поставщик снега.
и вроде как даже во благо - какая разница
умереть от спида или от рака,
будь ты наркоман или пьяница,
даже избавившись от старых привычек,
мне не избавиться от побочек -
каждый второй прожитый час вычеркнуть,
поменять пасту, выровнять почерк.
два часа ночи - и стыдно даже
от нежелания подрочить, от сверх-лени,
асексуальность нового времени
выражена во мне в высшей степени.
я бы хотел жить в другой вселенной -
где хоть кто из друзей знал бы, кто такой грегор замза
где мой кот чаще бы улыбался,
и мир забылся в бешеном танце,
а рваная рана на сердце
заросла.
за гранью стекла
ночь смывает к чертям улицу,
за стенкой сестренка кричит: где же ты, боже?
лежу, человек себе, и остро чувствуется
только как одежда трется о кожу.