Душою он был вольный пахарь,
По сути же Оливер Твист.
Дворовым мальчишкам, как знахарь,
Служил озорной его свист.
Поэтов такой светлой речи
Рождали дожди и ветра.
Мальчишек не время калечит,
Калечит их правда-сестра.
Став уличных весен поэтом,
Богемный он сброд презирал.
Трущоб и окраин рассветы
Воздвигли ему пьедестал.
Я много общался с бродягой.
Свели нас ветра перемен.
Воды гладь была нам бумагой,
Луч солнца же перьев взамен.
Голодное душами время
Из хлеба лепило богов.
Взошло недоверия семя
Волною из лжи берегов.
В стране родились мы огромной,
Но сердцу нет крепче границ.
Уйти здесь от лап силы темной
Возможно лишь стаями птиц.
Тоска, как сургуч на конверте,
Штампует сердца пустотой.
Бродягу судьбой били черти,
Но он не кричал, что святой.
Не ждал от судьбы он подарков.
Звенел его голос листвой.
А дух подворотен и парков
Кружился над всею землей.
В России он мог не родиться,
А в теплый нырять океан.
Но все, чем он мог бы гордиться,
Так песней героя всех стран.
Он жил средь Вселенной огромной,
Не видя духовных границ,
Мечтая от лап силы темной,
Вспорхнуть вверх со стаями птиц.