В детстве ему, мальчишке, на съемной даче
поручали соседских топить котят.
...Мать, спотыкаясь, на ватных ногах прибегает, плачет,
все еще надеясь, что не ее дитя.
Боже, пусть не она, пусть не она, слышишь,
это ошибка, это неправда, это обман,
пусть проснется, пусть закричит, пусть дышит,
да уберите же птиц, умоляю, тише,
тише, вдруг очнется сама?
...А он ее, оказывается, помыл, чтобы следов не осталось,
запаковал (только ноги слегка торчали) в мешок,
нес долго, под нос бормоча что-то там про усталость
и про то, как в апреле - гляди ты - в лесу хорошо,
а он, оказывается, лишь ее и считал виноватой -
длинноволосой, двенадцатилетней, худощавой в костИ,
и четыре дня не пускал, а на пятый
уже не смог отпустить.
А когда на исходе шестого дня обнаружил ее лесничий,
он поверить той страшной находке не мог,
и надолго остался в ушах оглушительный гомон птичий,
а в глазах - белизна ее детских ног,
еще теплых, еще неостывших, изумительно белых ног...
17 апреля 2011г