Кто осмелится к вам опоздать, если вас даже время боится? Вас не зря называют орлицей, как по мне – вы большая звезда, а за вами легенд вереница и ушедших годов поезда… Дом похож на обжитый музей, и с манерами две камеристки - аккуратны, скромны по-английски, но всё меньше бывает друзей, и потери растут в обелиски…
Я для вас выбираю презент, мой запал израсходован весь. Продавец удивительно робко произносит – вот ваша коробка. А в апреле осенняя взвесь… курит девочка в юбке короткой… Приезжаю без четверти шесть. Пунктуальный пижон – высший сорт! – церемонных гостей привечаю, развлекаю беседами… К чаю подаётся внушительный торт, поутыканный густо свечами и кондитер упитанный горд.
А на пальце хозяйки сапфир чертит в воздухе призрачный мостик: «Посмотрите, расходятся гости, задержитесь, прошу вас, мон сир, вы в известной среде диагностик – как, по-вашему, выживет мир?.. Если души живущих - в войне, им привычны осколки и риски... Продавались на вёдра очистки от картошки, на пищу свинье, ровно в цену тягучей ириски на ладони, протянутой мне… Он из памяти, стёртой до дыр – загорелый, веснушчатый, в кепке, пальцы сбиты, но ловки и цепки, голубятник, из местных задир. Для худющей хористки – конфетки он таскал…
Знаешь, выживет мир…»