Что будет ещё? Я стану бить по рукам.
Пока не напьюсь, не потеряв все контроли.
Пока не соскучусь так по твоим берегам,
Что наплюю на всех, кто до них потонет.
Что будет ещё? Я разрежу все связи, узлы,
Сухожилия – тоже. Тонкие вязкие шрамы.
Я забуду предложный и дательный падежи,
Я забуду местоимение МЫ. Так надо?
Я совру всей себе, я придумаю новый финал,
Напишу пару книг, подавлюсь километрами драмы.
В привычку введу обострённо-циничный оскал,
Чтоб никто не завёлся по случайности близко иль рядом.
Разгоню голубей и друзей, раздразню кликух и врагов,
Подерусь в модном клубе под блеянье странных тенденций,
Позабуду все сроки, разбавлю запретными кровь
И по венам пойду вдоль Парижа, Рима, Венеции.
…
Если всё отсекать, мне хотелось бы с Крымского, где
Та сторона, и мечется бликами купол. Там река похожа слегка на постель
И разодрана пухом голубеющей бездны наружу.
Я б вонзилась в неё под триумфы художеств и снов.
Под Петра поднырнув, подвыв под его караоке.
Я, конечно, не та. Не достигну твоих берегов.
И себя уж едва ли узнаю в том грязном потоке.
Ты, конечно, свята. Мироточит твой сладкий елЕй.
Скоро Пасха, ты пахнешь большими хлебами.
Красишь яйца ему. Лаком для острых ногтей.
Даёшь имя всем нам. Не лгущими больше губами.