Никем не воплощенный ни в камне, ни в литье,
в Париже жил ученый – Гильом Галиматье.
Врачи лечили чинно микстуровой бурдой,
а он неизлечимых лечил белибердой.
Трость, бабочка и скрипка, и шляпа конотье,
входил, дверями скрипнув, Гильом Галиматье.
Удача – чет и нечет, но мир оторопев,
следил за тем, как лечит, великий терапевт.
Что это там за давка? Наверно—дерижабль.
--Мсье!
-Пардон!
- Однако!
-Хм! Какой-то дилижанс.
У парижан последний шанс мигрени одолеть.
Подагры – даром –хоть сейчас – и больше не болеть.
Он из футляра – скрипочку, а трость вместо смычка.
Он курочку, он цыпочку – из шляпы – котелка.
И запорхает бабочка, сорвавшись с кадыка.
И все к нему бочком, бочком, поближе, но – никак.
Аншлаг, как флаг. Полиция. Помятые мусье.
Растерянные лица. Префект строчит досье.
Блокнотики газетчиков исписаны без меры.
Судья найдет ответчика. Гризетка – ковалера.
Мир изнывает в скуке, в угаре дележа,
но дребезжит в проулке трескучий дилижанс.
Но вертится на втулке земное колесо.
Но смеха грохот гулкий проходит полосой.
Томск-Новосибирск,1978,1999