Тянет кровь за леса, где дремучий колдует отец,
раздвигает челном злые ряски мещерских болот,
в Сандармохе истлевший лежит, на пути в Повенец,
засыпает во мне, как к коряге приткнувшийся плот.
Что желаешь ты, отче, за кровь свою волчьих мастей?
Может воя славянского сухо распяленных губ?
Или моха могильного, старых сыновних костей,
в темном коробе мира дуды моей Божий погуд?
Машешь ветхим веслом, промысловые дебри торишь,
холодны твои топкие чащи, да воздух родим.
Где ты, отче, осклизлый мой плот притулишь,
чтобы стал я подобно тебе неживуч, нелюдим?