Он умирал у самого Берлина,
В конце войны. Вставал сырой рассвет.
Не больно было – было так обидно!
Друзья дойдут, а он теперь уж нет.
Он был солдатом. В грозном сорок первом
Он верил, что придёт сюда, придёт.
Четыре года был у самой смерти
И у берлинских умирал ворот.
Как было умирать им неохота,
Больней, чем на своей родной земле.
…В последний, главный штурм пошла пехота,
В последний бой в великой той войне.
1972