Книга. Поэт, говорящий на идиш

От автора

Многие герои моих стихов и поэм говорят с неистребимым еврейским акцентом. Оно и понятно – я сам еврей. Поэтому в бывшем Советском Союзе ничего напечатать я не мог. Приехав в Соединённые Штаты 25 лет назад, я получил возможность публиковаться в первых печатных изданиях третьей эмиграции. Третья эмиграция была, как известно, преимущественно еврейской, и мои опусы вызвали вполне положительную реакцию. Один из критиков даже назвал меня  “поэтом третьей эмиграции”.

С другой стороны, меня почему-то стали обвинять в антисемитизме, а мои стихи называли “петлюровскими частушками”. Такое противоречие пытался как-то объяснить мой приятель Сергей Довлатов. В своём письме ко мне от 28-го февраля 1984-го года он писал:

“…Проблема ещё и в другом. Я довольно много разговариваю с разными людьми о Ваших вещах, и выявляется какая-то странная картина, что-то вроде недоразумения, корни которого – в самой природе Вашего творчества. Есть какое-то противоречие, которое Вам явно вредит, и в котором Вы совершенно неповинны. Я сейчас не размахнусь на филологический трактат: “Главное противоречие творчества Сагаловского”, но в двух словах – происходит вот что. Ваши вещи по внешнему облику, по костюму, так сказать, абсолютно демократические, вроде бы – для народа, такой еврейский Демьян Бедный, то есть, фразеология, синтаксис и прочая внешняя атрибутика – народные, но! – оценить Ваши вещи, я уверен, способны только чрезвычайно интеллигентные люди. В результате, народ, условно – Брайтон Бич, удивляется – почему нет мата и смака, гдё тётя Хая с китайцами, яйцами и прочими делами, где антисоветские частушки и так далее, а интеллигенция (средняя, нормальная, не такая изысканная, как мы с Вами) смущена внешне народной формой, наличием если не тёти Хаи, то Рабиновичей, Кацев и некоторых фривольностей.

Есть и второе противоречие. Российские люди (Максимов, Некрасов, Толя Антохин) воспринимают Вас (иногда явно, иногда тайно и даже бессознательно) как жида с жидовской темой, а евреи (мрачные и тупые, вроде Перельмана), наверное, считают Вас антисемитом.

Но и это ещё не всё. Ваши вещи (в большинстве) рассчитаны на эмигрантскую аудиторию, а приличные люди (например, Владимов) возглавляют журналы, сориентированные на Союз, где не знают того материала, на котором построены Ваши истории, то есть, попросту говоря, не знают, что такое – фудстемпы.

Короче, пишите. Если можете заставить себя – пошлите что-то в журналы. Если нет – издайте через год-два ещё одну книжку. Герой Булгакова говорит: “Никогда слава не придёт к человеку, который пишет дурные стихи”. Эта фраза имеет и обратную силу. Рано или поздно всё состоится. Разве не чудо, что Булгаков и Платонов, выступавшие при жизни в третьих литературных ролях, стали безоговорочными лидерами новой русской прозы? Ведь всё нашли и откопали, мельчайшие газетные заметки Платонова вплоть до обработанных им писем в редакцию воронежской газеты за 24-й год.”

Прошу прощения за длинную цитату – я и при жизни Довлатова редко его перебивал.

Мои стихи вошли в несколько антологий русской поэзии, но я не знаю, кем себя считать – русским или еврейским поэтом? Впрочем, это, наверно, никакого значения не имеет.

Должен сказать, что в моём творчестве есть и произведения, не связанные с еврейской темой и без еврейской интонации. Но в этой книжке собраны именно “еврейские” вещи. Думаю, что у неё будет и соответствующий читатель.

А ид блайбт а ид. Еврей остаётся евреем.



ИЗ ЦИКЛА “БАЛЛАДЫ, ПЕРЕВЕДЕННЫЕ С РАЗНЫХ
ЯЗЫКОВ НОЧЬЮ, ВО ВРЕМЯ БЕССОННИЦЫ”

Еврейская баллада
(перевод с китайского)

Вам эта песня будет, как сюрприз,
она вас развлечёт, даю вам слово!..
Представьте, как-то в поезде сошлись
один китаец и еврей из Могилёва.

Прищурившись от света фонарей,
направив на китайца жёлтый палец,
”Скажите, вы еврей?” – спросил еврей.
”Я не еврей, – сказал китаец, – я китаец”.

Еврея не смутил такой ответ.
”А может, вы еврей?” – спросил он строго. 
Китаец отвечал на это: ”Нет,
я не еврей, и прекратите, ради Бога”.

Еврей потрогал ручку у дверей,
упрямый – хоть сажай за это на кол!..
”Но может, вы еврей?” – спросил еврей.
”Да, я еврей!..” – сказал китаец и заплакал.

А поезд мчался к чёрту на рога,
от радио летели звуки танца…
Еврей сказал задумчиво: ”Ага!..
Так почему же вы похожи на китайца?..”

          (…Я старый друг железной колеи,
          простой командировочный скиталец.
          Увы, молчат попутчики мои,
          и мне никто не говорит, что я китаец…)


ИЗ  МОТЛА  ЛЕЩИНЕРА

Песня о тяжести бытия

Куда ни посмотришь – большой прогресс,
нету ни ям, ни дыр.
Но трудно живётся на свете без
денег, вещей и др.

Нужен кларнет, саксофон, баян,
если ты музыкант.
Чтобы, к примеру, писать роман,
необходим талант.

Если жилплощадь тебя влечёт,
лишнего не греши,
всё заноси на текущий счёт –
медь, серебро, гроши.

Любовь постучалась – не прекословь,
но беззаботность – прочь.
Чтобы, простите, крутить любовь,
надо хотеть и мочь.

За всё в этой жизни – прямой расчёт.
Знает и стар, и млад,
что и за маленькой банкой шпрот
нужен хороший блат…

Трудно живётся, к чему слова?
Бедному нет пути.
Кругом, ах, кругом, идёт голова,
просто с ума сойти!

Но что там роман и любовь сама,
что серебро и медь?
Даже чтобы сойти с ума,
надо его иметь…


Добрый молодец

Ах, куда мне свой звонкий голос деть?
Я спою тебе – ты курей неси.
Ты не гой еси, добрый молодец,
ты другой еси – ты еврей еси.

Хоть ты моисси,
хоть ты бреисси,
ты не гой еси,
а ты еврей еси!

Ты узнай, дружок, хоть про сто миров,
пусть талант большой дал те Господи –
не возьмут тебя в ящик с номером,
не понравится там твой нос, поди.

Ты ногой меси
от дверей КИСИ,
ты не гой еси,
а ты еврей еси!

Был бы ты блондин, был бы я блондин,
да звезда твоя далеко еси!
Как сойдёт в саду с белых яблонь дым,
так и ты, мой друг, успокоисси.

Успокоисси,
отогреисси,
ты не гой еси,
а ты еврей еси…


Мотл видит сон

Жизнь моя идёт, как будто
маслом смазанный вагон.
Но представьте – вдруг под утро
снится мне ужасный сон.
Будто стал я чёрный-чёрный
(большей не было беды)
и в пустыне, обречённый,
умираю без воды.
И у Бога первым делом
я в сердцах прошу тогда:
“Боже, пусть я буду белым,
пусть по мне бежит вода!
И ещё всего одно лишь –
сделай милость, как родной:
пусть гражданка Рабинович
здесь окажется со мной!..”
Видит Бог моё томленье,
слышит мой тревожный глас,
и меня в одно мгновенье
превращает в …унитаз!..

…Весь фаянсовый отныне,
без печалей и обид,
я стою один в пустыне,
сверху крышкою прикрыт.
Белый-белый,
          новый-новый,
и вода журчит на дне.
И гражданка Рабинович
приближается ко мне…


ТРИ  ДНЯ  НА  КУРОРТЕ  ЗА  ГОДОВУЮ  ПОДПИСКУ

               Газета "Новый Аиериканец" за подписку на год      
               давала специальный купон, по которому можно
               было провести бесплатно три дня на одном из
               курортов Флориды или Калифорнии.

Я когда-нибудь лопну
от наших друзей-эмигрантов.
Ну, приехали мы
в этот Новый зачуханный Свет,
слава Богу, не слышим
любимых кремлёвских курантов,
и живи себе тихо,
и будь человеком –
так нет.

Всё чего-то они недослышали,
недоглядели,
всё им надо –
и кто, и кого, и зачем, и куда.
Всюду глаз или нос,
даже – я извиняюсь – в постели.
До такого доходит,
что просто и смех, и беда.

Я живу хорошо –
и жена молода и здорова,
и квартира – что надо,
снимаю, как водится, в рент.
А напротив живёт
мой знакомый по имени Лёва,
не скажу, чтобы очень,
но всё-таки интеллигент.

Мы встречаемся с ним,
он мне – здрасьте,
и я ему – здрасьте.
С этим Лёвой, признаться,
я больше наглядно знаком.
Я вам честно скажу –
не такое великое счастье,
если в доме напротив
маячит фигура с брюшком.

Пусть он будет здоров!
Но вчера, возле самого дома,
возвращаюсь с работы,
усталый, поесть – и в кровать,
этот Лёва подходит
и вежливо шепчет мне: “Рома,
подождите момент,
я имею вам что-то сказать”.

Он имеет сказать!..
– Так и что? – говорю с интересом.
– Понимаете, Рома, я мог бы и выдержать, но…
Но когда вы с женой,
так сказать,
занимаетесь сексом,
извините, конечно,
но мне это видно в окно.

Вы бы, Рома, хотя бы
на окна повесили шторы
или, знаете, просто
при этом гасили бы свет.
Тут же люди проходят,
увидят,
пойдут разговоры…
За меня не волнуйтесь,
поскольку я друг и сосед.

– Значит, видели секс? –
говорю я культурно соседу. –
А позвольте спросить вас,
когда это было, когда?
– Я вам точно скажу –
это было в минувшую среду.
– Значит, в среду?
– Конечно!
– Среда, говорите?
– Среда.

Тут я стал хохотать!
Я смеялся гомеровским смехом!
Я валялся в траве,
как последний заброшенный пёс!..
Мой сосед – юморист.
Даже больше,
чем Гоголь и Чехов!
Этой хохмой своей
он довёл меня просто до слёз.

Уходи, дорогой,
и оставь человека в покое!..
До сих пор я смеюсь,
ну и Лёва,
спасибо, родной!
Это ж надо уметь.
Это ж надо придумать такое!
Секс он видел!
А как же!
В минувшую среду!
С женой!..

Пусть потешится, пусть.
Он вам тоже расскажет –
не спорьте.
Я-то знаю, что в среду
жена оставалась одна!
Я во Флориде был!
Я три дня там провёл
на курорте!
Я нырял в океан,
и меня выносила волна.

Я в гостинице жил,
и притом совершенно бесплатно.
Чуть ступил на порог,
говорят – ю ар вэлкам,
и ша.
Я платил за еду,
за дорогу туда и обратно,
это да, но за номер –
представьте себе! –
ни гроша.

А спроси – почему?
Я на это отвечу без тягот:
подпишись на газету!
В подписке огромный резон.
Ты, во-первых, имеешь
прекрасного чтения на год,
во-вторых, получаешь
бесплатный курортный талон.

Приурочь свой курорт
к отпускной или праздничной дате,
а вернёшься назад
и увидишься с милой женой –
если в доме напротив
живёт эмигрант-наблюдатель,
будешь долго смеяться,
как это случилось
со мной…


ПОРУЧИК  ГОЛИЦЫН

                Посвящается М.Гулько               
               
Красиво живу я. Сижу в ресторане –
балык, помидоры, грибочки, икра.
А рядом со мною – сплошные дворяне,
корнеты, поручики и юнкера.

Погоны, кокарды, суровые лица,
труба заиграет – и с маршем на плац –
корнет Оболенский, поручик Голицын,
хорунжий Шапиро и вахмистр Кац…

Поручик Голицын изволит подняться
и так вопрошает, растерян и пьян:
”С каких это пор Блюменфельды и Кацы
присвоили звание русских дворян?..”

Я вижу – по нём уже плачет больница,
хорунжий Шапиро горит, как огонь:
”Закрой поддувало, поручик Голицын!
Корнет Оболенский, сиди, не сифонь!”

Схватились, друг друга берут на прицелы,
так тесно, что яблоку негде упасть.
А Кац говорит: ”Господа офицеры!
Ой, мало вас била советская власть!..

Не надо, не надо ругаться и злиться,
хорунжий Шапиро, не стоит трудов!
Все знают, что этот поручик Голицын –
такой же Голицын, как я – Иванов…”

Мы были, конечно, в дворянах когда-то,
но те времена далеко-далеко,
и всё это выдумки нашего брата,
любимца толпы – есаула Гулько.

А просто – красиво живут за границей,
и сколько захочется – смейся, паяц! –
таксист Оболенский, рабочий Голицын,
писатель Шапиро и вахмистр Кац…


ТРИ  БАЛЛАДЫ  ПРО  РАБИНОВИЧА

Баллада про адрес Рабиновича

Вы знаете Абрама Рапопорта?
Что значит – нет?
Видали хохмача?!..
Его жена приехала с курорта,
а младший сын кончает на врача.
Две дочери –
два счастья, две улыбки.
Одна недавно сделала аборт.
А внук – отличник.
Учится на скрипке.
Большой талант, и тоже Рапопорт.
Приехали – так дед его обрезал.
Гуляли, пили –
где хватает сил?
Сам Рапопорт – гэзынтэр, как железо,
мне до него – как вам до Бени Хил.
Мы раньше вместе жили на Шулявке.
Такой район.
Теперь Шулявки нет.
Теперь мы тут,
и крутимся,
и дафке –
всё хорошо, и куры на обед.
Вы спросите,
что я сегодня кушал?
Я кушал цымес.
Это значит – смесь…
Ах, Рабинович?
Здравствуйте!
А мушл.
Чтоб я не знал!..
Но он живёт не здесь.
Найти его?
За чем же дело стало?
Маршрут простой,
как танцн а фокстрот.
Идите прямо ровно два квартала.
Нет, не туда,
а пинькт наоборот!
По-моему,
у вас не всё в порядке.
Вы слушаете, что мы говорим?
Так вот,
идите прямо без оглядки,
там на углу сидит мой друг Рувим.
Не трогайте его,
он еле дышит,
весь похудел и тает, как свеча.
А справа – дом
с большой трубой на крыше.
Не знаю,
наверное, с кирпича.
Он там один,
на самом повороте,
красавец дом,
и это не обман.
Вы подойдёте,
станете напротив
и громко закричите:
“Куперман!!!”
Зачем кричать?
Приехали!
Так здрасьте ж!
Какой вы умный, просто благодать.
Все окна в доме
распахнутся настежь,
и в каждом кто-то будет выглядать.
Нет, я не лыгнэр,
я вам врать не стану, 
пусть обо мне рассказывают чушь,
на каждое окно – по Куперману!
У них, семья, нивроку, сорок душ.
А данькэн гот,
хватает колорита,
ир кэнт свободно шрайбн а роман!
Увидите – одно окно закрыто,
так значит –
там живёт НЕ Куперман!
А кто?
Ир вэйст нышт?
Ну, вот это новость!
Как говорится – просто нету слов.
Что значит – кто?
Ваш хавэр – Рабинович,
пускай он будет счастлив и здоров!
Как – почему?
Я что – агенство Рейтер?
Фарфалн,
всё,
сказал – и в стороне.
По-моему,
вы всё-таки цыдрэйтэр,
чего же вы цепляетесь ко мне?..


               Иностранные слова:

гэзынтэр – здоровый (евр.)
дафкэ – однако (евр.)
цымэс – компот (евр.)
а мушл – здесь: сказал тоже! (евр.)
танцн а фокстрот – танцевать фокстрот (евр.)
пинькт – точно (евр.)
лыгнэр – обманщик (евр.)
а данькэн гот – слава Богу (евр.)
ир кэнт – вы можете (англ.)
шрайбн а роман – писать роман (евр.)
ир вэйст нышт – вы не знаете (евр.)
хавэр – товарищ (евр.)
фарфалн – пропало (евр.)
цыдрэйтэр – сумасшедший (евр.)


Баллада про пиджак Рабиновича

Сижу я как-то в кнессете.               
Во рту от кофе горечь.
Жара.
Мозги расплавились,
и хочется пивка.
Вдруг слышу крик Менахема:         
–  Послушай, Рабинович,               
у нас тут всё правительство,
а ты без пиджака!
Растрёпанный, расхристанный,
а ну тебя к монахам!..
Бэзоим перед публикой,               
на что ты стал похож!
Да где же это видано?..
Я говорю:
– Менахем,
фармах зах на минуточку,               
сейчас ты всё поймёшь.
Вус шрайс ты, как мэшигэнэр?      
У нас тут не ешива.               
Ты с королевой Англии
знаком наверняка,
так вот,
чтоб ты не мучился –
она мне разрешила
в любимом нашем кнессете
сидеть без пиджака!
Я был недавно в Лондоне.
Зашёл до них в парламент.
Там лорды,
пэры,
спикеры,
народу – полный зал.
А я сижу на стульчике,
как жмеринский меламед,               
пиджак раздел,
естественно,
и туфли развязал.
Обмениваюсь майсами               
с соседним депутатом.
Смотрю:
Её Величество
встаёт из-за стола
и кикт аф мир внимательно,          
как Рябчик афн татн.               
Я говорю ей:
– Здравствуйте!
Вус эрцах?               
Как дела?

– Прошу у Рабиновича
минуточку вниманья! –
она мне очень вежливо
кричит издалека. –
Мой друг,
у нас тут всё-таки
парламент, а не баня,
у нас, мой друг, не принято
сидеть без пиджака!
Оденьтесь, как положено,
и лордов не сердите.
Британские традиции –
основа всех основ!
Там, у себя, в Израиле,
пожалуйста –
сидите
без пиджака,
без галстука
и даже без штанов!..

А я, Менахем, фэйгэлэ,               
не жлоб из Беер-Шевы.
Имею разрешение!
Что значит?
Только так.
А если недостаточно
английской королевы –
так я у Папы Римского
узнаю за пиджак!..


               Иностранные слова:

кнессет – израильский парламент (евр.)
Менахем – тогдашний премьер-министр Израиля Менахем Бегин
бэзоим – стыдно (евр.)
фармах зах – закройся (евр.)
вус шрайс ты – чего ты кричишь (евр.)
мэшигенэр – сумасшедший (евр.)
ешива – религиозная школа (евр.)
меламед – учитель начальной школы (евр.)
майсы – сказки (евр.)
как Рябчик афн татн – как собака по имени Рябчик на папу (евр.)
вус эрцах – что слышно (евр.)
фэйгэлэ – птичка (евр.)


Баллада про похороны Рабиновича

Смотрю – уже везут кого-то.
Рыданья, траур, слёзы, стон.
Такой хороший день – суббота,
а не прожить без похорон.
Плывут торжественные звуки...
Мы все не вечны,
мир такой.
Кому – страдания и муки,
кому – заслуженный покой.
Сидишь всю жизнь
в навозной жиже
и ждёшь вечернюю зарю...
Я подхожу к толпе поближе.
“Кого хороним?” – говорю.
Душа заходится от боли,
а мне в ответ,
как в сердце нож:
“Кого, кого...
Не видишь, что ли?
Да Рабиновича,
кого ж?..”
Мой старый друг,
один из лучших,
прощай,
закончена игра!..
Ещё вчера
пришёл, голубчик,
взял пять рублей,
ещё вчера...
Что человек?
Лишь раб и нолик.
Кто знает свой последний час?
Ушёл товарищ Рабинович,
светильник разума угас.
Теперь он в мире том,
особом,
откуда нет пути домой...
А я кричу,
бегу за гробом,
и что я вижу,
Боже мой!
Мой Рабинович,
друг родимый,
кусая нижнюю губу,
живой,
здоровый,
невредимый,
сидит, как ягодка, в гробу!
Я говорю:
“Аф майнэ соным!
Ты что тут делаешь?
Привет!
Шлэмазл, мы ж тебя хороним,
ты знаешь это или нет?”
Мой друг, наверно, обезумел –
он мне кивает головой!
“Но как же так?
Ведь ты не умер!
Ведь ты же, собственно, живой!..!
А он в ответ
не протестует,
в глазах –
усталость и печаль:
“Да,
но кого интересует
такая
мелкая
деталь?!..”


               Иностранные слова:

аф майнэ соным – моим врагам (евр.)
шлэмазл – неудачник, недотёпа (евр., прибл.)


К  ВОПРОСУ  О  ПРОИСХОЖДЕНИИ  ВИДОВ

Вчера мой внук по имени Давид
пришёл со школы, съел стакан сметаны,
утёрся рукавом и говорит,
что он произошёл от обезьяны.

Я говорю: ”Дурак ты или псих?
Сиди и полировку не царапай!
Не знаю, как и что насчёт других,
но ты произошёл от мамы с папой”.

”А мама с папой?” – спрашивает  внук.
Я тут же отвечаю без угрозы,
что мама – от семейства Левенбук,
а папа – от меня и бабы Розы.

”И между прочим, знаешь, в десять лет
он был немножко более послушен”.
А внук мне отвечает:
                ”Слушай, дед,
ты знаешь, что такое эволюшен?”               

Спросил бы, что болит у старика!
Жил, воевал, рожал, учился в спешке…
Конечно, я не знаю языка,
так этот мамзер строит мне насмешки!..      

А он себе ложится на диван!
Живи он там – ходил бы в пионеры…
          ”…Мы все произошли от обезьян,
          давным-давно, ещё до нашей эры…”

Ах, пионеры! Сизый дым костров,
компот, котлеты с гречневою кашей…
До нашей эры! Чтоб ты был здоров –
когда она была, простите, нашей?..

          ”Так говорится, дед, вил ю шарап?               
          Когда-то были джунгли и лианы,
          и не было ещё ни мам, ни пап,
          ни Браунс Чикен, только обезьяны…”   
               
Проклятый мир! Всегда чего-то нет.
Хотя, возможно, не было и денег…
          ”…Прошло, наверно, много тысяч лет,
          и обезьяна встала с четверенек…”

Фантазии, которым нет числа!
Читал бы лучше Чука или Гека…
          ”Она схватила палку и пошла,
          а позже превратилась в человека…”

И так уж повелось из века в век,
должно быть, со времён царя Гороха –
кто держит палку, тот и человек!
И это, согласитесь, очень плохо…
 
”Оратор, ты закончил свой доклад?
Уйди с дивана, он и так продавлен!”
          ”А что такое? Я не виноват!
          Так говорит учёный Чарльз Дарвин”.

Учёные! Не так уж страшен чёрт.
Такое сочинили, хулиганы!..
Я, Соломон Петрович Рапопорт,
и вдруг – произошёл от обезьяны!

Не для того я пёр за океан,
чтоб Дарвин обо мне писал чего-то!
Он сам произошёл от обезьян!
И даже, может быть, от бегемота.

Я просто жил, я шёл – за шагом шаг,
лишь чудом не имею геморроя,
хотя всю жизнь трудился, как ишак,
в системе Укрглавхимремжилстроя.

Давился непрожаренным куском,
когда бывало плохо с урожаем,
был даже избран пару раз в местком,
и был везде и всюду уважаем.

Что говорить! Имею ордена
(их в Чопе отобрал себе таможник) –
медаль за труд, когда была война,
и знак ”Почётный железнодорожник”!..

Я честный человек – и в этом суть,
я был всегда порядочным и тихим,
но попадись мне Дарвин где-нибудь –
он может смело шить себе тахрихим!..         

Наука! Для кого – для мёртвых душ?
Как говорил покойный маршал Жуков –
учёные придумывают чушь,
а паблик скул калечит наших внуков!..               
               
Но – тихо: вон идёт моя жена.
Её глаза печальны и суровы…
Вам не сдаётся часом, что она,
возможно, происходит от коровы?..


               Иностранные слова:

эволюшен (evolution) – эволюция (англ.)
мамзер – незаконорождённый (евр.)
вил ю шарап (will you shut up) – не можешь ли ты заткнуться (англ.)
Браунс Чикен  (Browns Chicken) – сеть ресторанов в США (англ.)
тахрихим – саван (евр.)
паблик скул (public school) – публичная школа (англ.)


ПЕСЕННИК

Русские  народные  песни
               
От автора:  Идя навстречу пожеланиям трудящихся, жалующихся на отсутствие простых, но в то же время задушевных песен  о нашей замечательной эмигрантской жизни, и имея незаконченное музыкальное образование, я аранжировал несколько русских народных песен для исполнения в широком семейном кругу. Эти песни можно исполнять на свадьбах, именинах, бармицвах и обрезаниях, а также в лесу и на лужайке, после хорошей выпивки и жареного мяса. Трудящиеся будут довольны, ибо не петь же им, в конце концов, ”Партия – наш рулевой” или ”Я шагаю по Москве”.
Вышеупомянутые народные песни приводятся ниже, причём каждая песня снабжена краткой аннотацией с изложением содержания, что даёт возможность исполнителям в той или иной мере догадываться, о чём они поют.
Ваши замечания, пожелания и предложения отправляйте по адресу.
Итак –            

               
Степь да степь кругом

                Песня, в которой поётся о том, как один
                несчастный еврей, купив у близкого това-
                рища подержанный автомобиль, замёрз на
                хайвее, потому что в автомобиле не рабо-
                тало отопление.

Степь да степь кругом,
а вдали – хайвей.
На хайвее том
замерзал еврей.

Замерзая, он
нажимал на газ
и товарищу
отдавал наказ:

”I would like to say
how smart you are.
Why you sold to me
such a broken car?

Take this car to junk,
there is no heat.
What you’ll say to me,
I don’t give a shit!..

А жене скажи,
что в пути замёрз,
а иншуренс свой
я с собой унёс…”

Степь да степь кругом,
а вдали – хайвей,
на хайвее том
замерзал еврей…


               Иностранные слова:
 
хайвей (highway) – скоростная дорога (англ.)
I would like to say how smart you are. Why you sold to me such a broken car? Take this car to junk, there is no heat. What you’ll say to me, I don’t give a shit. – Я хочу сказать, насколько ты умён. Почему ты продал мне поломанный автомобиль? Отдай его на свалку, в нём не работает отопление. Что бы ты мне ни сказал, мне наплевать (примерный перевод с англ.)
иншуренс (insurance) – страховка (англ.)


Грустная песня,

                в которой поётся о судьбе одной миловидной
                эмигрантской женщины, которая живёт в
                Бруклине, получает вэлфер и ест продукты из
                русского магазина, но при этом, однако, недо-
                вольна собой, что, между прочим, очень для
                всех нас характерно.

Сижу на вэлфере, жую травиночку.
Зачем послушала соседа Фимочку?
Зачем покинула родную Жмеринку,
зачем поехала к нему в Америку?

Сосед мой Фимочка за мной ухаживал,
на чай и пряники ко мне захаживал.
”Прощай, любимая, – сказал он просто мне, –
до встречи в Кливленде, а может, в Бостоне!”

Писал мне Фимочка: ”Куда уж выше нам!
Живу в апартменте со всем кондишеном,
сижу с компьютером и программирую,
но не забыл ещё подругу милую!”

Я от любви его совсем растаяла,
взяла поехала, друзей оставила,
но здесь, в Америке, мне тяжко дышится,
здесь не такая жизнь, как в письмах пишется…

Живёт мой миленький в подвальной комнате,
четвёртый год сидит на анэмплойменте,
совсем не в Бостоне, совсем на Брайтоне,
но только нет пути уже обратно мне…

Сварю картошечки, зажарю кролика,
а то от кур уже в желудке колика,
в желудке колика, в душе сумятица,
сижу на вэлфере, а слёзы катятся…


               Иностранные слова:

вэлфер (welfare) – система социальной помощи бедным в США (англ.)
апартмент (apartment) – квартира (англ.)
кондишен (air condition) – кондиционирование воздуха (англ.)
анэмплоймент (unemployment) – здесь: пособие по безработице (англ.)


Шумел камыш

                Песня, в которой поётся о красивой жизни
                одной супружеской пары – дяди Мони и тё-
                ти Хаи, но эти имена не имеют ни малей-
                шего значения, потому что, если заменить
                их , скажем, на дядю Лёву и тётю Розу или –
                ещё лучше – на Соломона Израилевича и
                Цилю Исааковну, смысл песни от этого ни в
                чём решительно не изменится.

Шумел камыш, деревья гнулись,
а ночка тёмная была.
А дядя Моня с тётей Хаей
всю ночь сидели у стола.

Они сидели, ели рыбу,
глотали кости, пили чай.
У дяди Мони – анэмплоймент,
у тёти Хаи – Эсэсай.

А поутру они заснули
и дружно дали храпака.
То не трава была помята –
помяты были их бока…


               Иностранные слова:

Эсэсай (SSI – Social Security Supplemental Income) – пособие для малоимущих в США (англ.)


Из-за Бруклина и мимо

                Песня, в которой описывается истинный случай,
                имевший место в городе Нью-Йорке в 1993 году
                и до сих пор леденящий душу всей эмигрантской
                общественности.

Из-за Бруклина и мимо,
на простор крутой волны
выплывает Коган Фима
вместе с матерью жены.

          На корме в потёртых джинсах
          голосят ни в склад, ни в лад
          два племянника из Квинса –
          Кацнельсон и Розенблат.

Мать жены – Матильда Львовна
восседает на носу
и глядит на них любовно,
словно кот на колбасу.

          Говорит: ”Вы что, с Луны ли?
          Поднимайтесь, алкаши!
          Что ж вы, братцы, приуныли?
          Эй ты, Фимка, чёрт, пляши!”

К ней племянники в объятья –
мол, у нас в семье урод,
мол, нашла такого зятя,
что не пляшет и не пьёт!

          В жилах кровь, а не заварка!
          Ой ты, море-океан,
          не видало ты подарка
          от нью-йоркских киевлян!

Тёща Фиму поднимает,
как персидскую княжну,
и за борт его бросает
в набежавшую волну!..

          …Мать жены – не мать родная,
          тёща – мужу, мать – жене,
          не заплачет, вспоминая
          Фиму Когана на дне…


Вот кто-то с горочки спустился

                Песня, в которой поётся о машине «Шевроле»,
                милом Васе и о высокой стоимости автомобиль-
                ного страхования.

Вот кто-то с горочки спустился –
видать, мой Вася в ”Шевроле”,
опять напился и разбился,
лежат запчасти на земле.

Мне с милым Васей просто цурес,
нам третий раз за этот год
повысят цену за иншуренс,
она с ума меня сведёт.

Сижу в машине, плачу горько.
Когда ж мой милый бросит пить?
На мне защитна гимнастёрка,
а юбку не на что купить…


          Иностранные слова:

цурес – горе (евр.)
иншуренс (insurance) – страховка (англ.)


Три дантиста

                Песня, в которой появляются Кацнельсон и
                Розенблат из бруклинской истории, хотя,
                возможно, это и не они, а их однофамильцы,
                тем более, что к ним присоединяется некто
                Берзон, нигде  ранее  не  упоминаемый.

На границе люди ходят хмуро,
не проскочит ни один карат.
У таможни, где комендатура,
часовые Родины стоят.

А вокруг – евреи и еврейки,
ждёт отъезда дружный коллектив,
бриллианты спрятав в батарейки,
золотые кольца проглотив.

          Не волнуясь, зная дело туго,
          уезжают к бабушке в Эйлат
          три дантиста, три весёлых друга –
          Кацнельсон, Берзон и Розенблат.

Но в лице сержанта Иванова
им страна сурово говорит:
”Не пропустим ничего спиртного,
потому что это дефицит!

Кто вывозит водку на продажу,
пусть сейчас отдаст её добром,
а не то возьмём его под стражу,
выездную визу отберём!”

          Но глядят на это без испуга
          и жуют спокойно сервилат
          три дантиста, три весёлых друга –
          Кацнельсон, Берзон и Розенблат.

И отдав бутылок батареи,
всю таможню матерно кляня,
приуныли бедные евреи
под напором стали и огня.

Лишь одни весёлые дантисты
всё, что было, выпили уже
и стоят, красивы и плечисты,
на своём последнем рубеже.

          Там, в Чикаго, где бушует вьюга,
          об отъезде сделают доклад
          три дантиста, три весёлых друга –
          Кацнельсон, Берзон и Розенблат.


А  где мне взять такие деньги

                Эту песню даже и объяснять не надо,
                поскольку речь в ней идёт о деньгах,
                а денег, как  известно, нам, в отличие
                от ума, всегда не хватает.
               
А где мне взять такие деньги,
чтоб мог я жить, как генерал,
и чтоб никто не догадался,
что я их попросту украл?                (2 раза)

Чтоб Циля Кац ко мне летела,
она добра и весела –
Абрама в рощу заманила,
Арона в поле увела!                (2 раза)

А где мне взять такие деньги,
чтоб, от соседей не таясь,
от этих денег замирая,
мне Циля дважды отдалась?                (2 раза)

Чтоб я сидел с ней в ресторане
в красивых брюках цвета беж,
но чтоб никто не догадался,
что я работаю на кеш…                (2 раза)


               Иностранные слова:

кеш (cash) – наличные деньги (англ.)


Крейсер Абрам

                Песня времён русско-японской войны 1905 года,
                когда жена Абрама Соломоновича Крейсера,
                некая Ревекка Израилевна, сварила мужу компот
                из сухофруктов, но муж от компота отказался,
                за что получил такую Цусиму, после которой
                уже не оправился.               

               
Наверх вы, товарищи! Все по местам!      
На мужа жена наступает.
Жене не сдаётся наш гордый Абрам
и кушать компот не желает.

Проклятья несутся, кастрюли гремят,
Абрам от волненья икает,
железных зубов ослепительный ряд
на солнце зловеще сверкает.

Абрам не уступит жене ни на цент,
с женою ни сладу, ни ладу,
и стал весь апартмент, снимаемый в рент,
подобен кромешному аду.

В предсмертных мученьях трепещет Абрам,
и слёзы, и дым, и стенанья!
Не будет он больше храпеть по утрам!..
Настала минута прощанья.

Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Нам всем помирать неохота.
Не думал Абрам ещё с нами вчера,
что нынче умрёт от компота.

Не скажут ни Генис, ни Вайль, как горька
такая житейская драма,
и лишь Сагаловский прославит в века
геройскую гибель Абрама.


ГОЛУБИНАЯ  ПОЧТА

Живу, друзья, не хуже всех,
спокоен, горд и независим.
А из Союза, как на грех,
уже полгода нету писем.

Увы, я знаю из газет –
дела там не похорошели,
ни мяса нет, ни рыбы нет,
ни колбасы, ни вермишели.

Картина, в общем, такова:
как ни крутись – пусты прилавки.
Реформы, митинги, слова –
как утонувшему пиявки.

А в Черновцах – моя родня.
Не получают писем, что ли?
Как им сказать, что у меня
душа заходится от боли?

Ну, нету писем, хоть убей,
по неразгаданной причине.
Я двух почтовых голубей
купил в соседнем магазине,

надел на лапки два кольца,
хоть это было страшной пыткой,
и два коротких письмеца
к ним привязал суровой ниткой.

Мол, так и так, родне привет,
не прошибить нам стенку лбами,
на почту, мол, надежды нет,
я шлю вам письма с голубями.

Пускай летят мои гонцы
с американского насеста
в далёкий город Черновцы,
бульвар Двадцатого партсъезда,

дом номер восемьдесят шесть,
семидесятая квартира,
на подоконнике присесть,
спросить Аркадия Шапиро!

И вот они уже летят,
как космонавты по орбите,
а им вослед  мой нежный взгляд –
летите, голуби, летите!..

…Проходит месяц, и другой,
и вдруг – письмо! Я счастлив, ибо
родня мне пишет: ”Дорогой,
за голубей тебе спасибо.

Они сегодня к нам в окно
каким-то чудом залетели!
Признаться, мы уже давно
такой вкуснятины не ели.

От нас одна осталась тень,
а рты покрылысь паутиной.
Пиши нам письма каждый день
и шли их почтой голубиной!..”

Другим евреям не в пример,
к родне внимателен и чуток,
для новых писем в СССР
я приручил двух диких уток.

С небес – родне деликатес!
Взяв этот лозунг за основу,
внесу свой скромный вклад в прогресс
и научу летать корову…


ПЕСНЬ О БУРЕВЕСТНИКЕ

Хаим Львович Буревестник –
революции ровесник.
Он всю жизнь шагал по вехам –
голод, войны, кукуруза,
и заслуженно уехал
из Советского Союза.
С этим фактом мы не спорим.
Он теперь живёт в Нью-Йорке,
между тучами и морем,
как сказал товарищ Горький.
Вот без цели и без проку,
как вельможа и наместник,
он шагает по бордвоку
с тётей Хаей Буревестник.
А вокруг гуляют пары –
серьги, кольца, бриллианты.
На бордвоке, как гагары –
эмигранты, эмигранты.
Тот смеётся, этот плачет,
кто-то курит папиросы,
кто, как пингвин, робко прячет
тело жирное в утёсы,
кто уже набрался с горя,
кто на солнце загорает…

Над седой равниной моря
ветер тучи собирает.
Вот уже и дождик льётся,
и погода козни строит!
Гром гремит, земля трясётся,
буря мглою небо кроет.
Гром гремит, не утихая!
Хаим Львович, брови хмуря,
вдруг кричит: ”Ты слышишь, Хая?
Пусть сильнее грянет буря!”
Стонет ветер, крики тонут,
дождь клокочет зло и крупно,
и гагары тоже стонут –
им, гагарам, недоступно…
На бордвоке мгла, хоть тресни.
Издавая крик утробный,
гордо реет Буревестник,
чёрной молнии подобный!
Хаим Львович еле дышит –
семь десятков горемыке,
он кричит – и тучи слышат
радость в Хаимовом крике.
В этом крике – жажда бури,
воля к жизни, боль тревоги,
эс-эс-ай, фуд-стэмпы, куры
и маца из синагоги,
все житейские напасти,
винегрет, что утром съеден,
сила гнева, пламя страсти
и уверенность в обеде…


               Иностранные слова:

бордвок (boardwalk) – здесь: набережная с деревянным покрытием в Бруклине, Нью-Йорк (англ.)
эс-эс-ай (SSI) – пособие для неимущих (англ.)
фуд-стэмпы (food stamps) – бесплатные талоны на продукты (англ.)


ТОЧКА ЗРЕНИЯ

                Критики П.Вайль и А,Генис в одной
                из статей заявили, что Брайтон-Бич –
                это кусок Одессы и нужен новый
                Бабель, чтобы достойно этот Брайтон-
                Бич воспеть.

Мне говорят – кусок Одессы,
ах, тётя Хая, ах, Привоз!
Но Брайтон-Бич не стоит мессы,
ни слова доброго, ни слёз.

Он вас унизил и ограбил,
и не бросайте громкий клич,
что нужен, дескать, новый Бабель,
дабы воспел ваш Брайтон-Бич.

Воздастся вам – где дайм, где никель!
Я лично думаю одно:
не Бабель нужен, а Деникин!
Ну, в крайнем случае – Махно…


ИЗ  ЦИКЛА  “ВЫБРАННЫЕ  МЕСТА  ИЗ  ПЕРЕПИСКИ  С  ДРУЗЬЯМИ”


ПЕРЕПИСКА  С  ТУРЕЦКИМ  СУЛТАНОМ

 1. ОТКРЫТОЕ  ПИСЬМО  БЫВШИХ  ЗАПОРОЖЦЕВ
ТУРЕЦКОМУ  СУЛТАНУ
(перевод с турецкого)


Истамбул (Константинополь).
До востребования.

     Уважаемый турецкий султан!

     Мы, 28 человек, все, как один – бывшие запорожцы, собрались в бейсменте у Зямы Грубинштейна для того, чтобы написать тебе это гневное и обличительное письмо. В тесноте, как говорится, но не в обиде, сидят лицом к лицу лучшие представители русской интеллигенции – подсобный рабочий кошерного маслозавода Абраша Кац, физик-ядерщик из химчистки Наум Соломонович Файбышенко, переводчик литературы Сёма Шеерзон, краснодеревщик по фарфору и фаянсу Гриша и много других, в том числе кандидат в лауреаты Нобелевской премии, безработный Ихиель Шапиро. И все мы громким голосом говорим: ”Нема дурных!”
     До каких пор это будет продолжаться? В то время, когда все свободолюбивые народы мира строят, кто как может, светлое будущее и зорко смотрят вперёд, женское население вверенной тебе Турции лишено человеческих прав и угнетается без зазрения совести. Сердце обливается кровью, глядя на то, как страдает женщина Востока. У Фимы Когана, например, уже кусок не лезет в горло. Что это за номера?
     Слава Богу, мы тоже грамотные и читаем русских и американских газет. Думаешь, если ты нам положишь палец в рот, так мы его не откусим? Сильно и глубоко ошибаешься. Моня Квашис, у которого трудовой стаж уже 55 лет, но вэлфера не дают, открыл нам на это дело большие глаза. Оказывается, у вас там такие порядки, что женщины сидят в гаремах и носят на лице чёрные шматы под названием «чадра», их не берут учиться в университет и не выбирают на руководящих постов. Аза юр аф дир! И это – в двадцатом веке, когда уже есть прогресс, летают космические штуки, а солнечной энергией можно греть воду для умывальника?!..
     Мы это хорошо понимаем, потому что сами до недавнего времени были в таком же интересном положении. Нам тоже закрывали все дороги, и не назначали, и не выдвигали, и не пускали за порог, и кричали нам ин пуным ”запорожская морда”, – если бы к тебе так относились, интересно посмотреть. А чтоб тебя уже выносили.
     Как говорил известный турецкий поэт Ингерман-Задэ: ”Ой, уж не жду от жизни ничего я, ой, я хотел бы лечь и умереть”.
     И ничего. Мы бросили вызов на стол начальнику ОВИРа и уехали в чём мать родила, то-есть, по два чемодана на каждого члена семьи, включая детей. Чтоб ты это понял, мы специально пишем на турецком языке, благодаря Мирона Ойленшпигеля, который свободно читает и пишет по-турецки со словарём.
     Салям алейкум!
     Конечно, тут не так хорошо, как ты думаешь. Если рассказать тебе за нашу жизнь, так у тебя волосы встанут дыбом и уже не лягут. Хотя есть всё-таки некоторые большие и радостные надежды.
     Незнакомый тебе сын племянника тёти Двойры из Мариуполя (ныне Осипенко), та, что была замужем за директором магазина, но от второго брака, который тоже умер и не оставил ей ничего, кроме цурэс и ены майсэ, Боря – так этот Боря заканчивает на зубного врача. Даже турку понятно, что зубной врач зарабатывает хороших денег.
     Дальше. Недавно Кузя Рапопорт, тот, что жил в Киеве на Мало-Васильковской улице, угол Саксаганского, совершенно случайно открыл всемирный закон сохранения энергии, материи и денег, который ещё до него пытались открыть Миша Ломоносов и Рувим Лавуазье, но не получилось. Ты, султан, человек технически неграмотный, поэтому нечего дураку рассказывать, как говорится по-турецки – ”зуг а гой а хохмэ”, но по-простому этот закон выражается так: А=В, то- есть: ”Что в одном месте убудет, в другом обязательно прибудет”. И наоборот.
     Это очень правильный закон, который каждый из нас может подтвердить на себе. Приведём пример.
     Некто Рабинович шёл себе по улице и потерял единственный кошелёк, где было 4 доллара денег, 6 фудстемпов и фотография, как он лежит на берегу Чёрного моря в городе Алушта. Как тебе это нравится? Этот малах даже не вспомнил, где он его потерял.
     Но!..
     Некто Зусман, он же по паспорту Холоденко, шёл следом за нектом Рабиновичем, конечно, увидел кошелёк, и он его таки да подобрал. Что ему, лень нагнуться?..
     Всё. Какой из этого дела вывод, другими словами – какой резюмэ? Кошелёк, который убыл в одном месте у Рабиновича, обязательно прибыл в другом месте, но уже у Зусмана, он же по паспорту Холоденко. И ты думаешь, что этот мешимед отдал Рабиновичу кошелёк? Чёрта с два. Но дело не в этом.
     Смотри – Кузя Рапопорт, у него образование – один железнодорожный техникум! – и открыл такой интересный закон. Теперь его надо зарегистрировать через лоера, и Кузя разбогатеет, как миллионер, но мы рады за него.
     Теперь – самое главное. Анэмплоймент обещают продлить до года! Правда, хорошо? Это радует. Жаловаться грех.
     Как говорит турецкая пословица и поговорка: ”Не плюй в колодец, а то хуже будет”.
     И после всего этого ты ещё имеешь нахальство угнетать турецких женщин?
     Не на тех напал.
     Свободу нашим борющимся подругам из Турции! Свободу Назыму Хикмету! Да здравствует нерушимая дружба мужчин и женщин всего земного шара!
     От азой. Твою турецкую мать.
     Бывшие запорожцы! Выше знамя пролетарского интернационализма, которое наш товарищ Митя Лапидус с честью пронёс через таможню в Чопе! Он пронёс его на груди своей жены – красавицы Нехамы, урождённой Зильберфарб, вместе с другими фамильными драгоценностями, не разрешёнными к вывозу.
     Уважаемый турецкий султан! Ну что?
     Рахат-лукум, Босфор, мечеть, аллах.
     В ответ на твои злопыхательские происки мы тут, в бейсменте, решили так: этот номер тебе не пройдёт. Нас душит гнев за любимых турецких женщин, и мы не находим себе места ни дома, ни на улице. Изя Халамейзер решил даже покончить с собой. Он уже написал предсмертную пояснительную записку, где возлагал всю ответственность на тебя, и хотел выброситься в окно с третьего этажа, но оказалось, что окна в его апартменте не открываются, так что тебе просто повезло.
     Гриша Шварц ушёл в партизаны в форест презерв, его нет уже 4 дня, и что он кушает – неизвестно. Он, правда, взял с собой трёх заложников, но они чёрные.
     А уважаемый Наум Соломонович Файбышенко в знак протеста на тебя объявил голодовку. Он голодает уже почти 3 часа и будет голодать ещё 20 минут. Так прописал ему американский доктор.
     Это всё не кончится добром, мы тебе предупреждаем. Как сказал другой, тоже известный турецкий поэт Либерзон-оглы-бей: ”Ой, когда поют солдаты, ой, спокойно дети спят!”
     Чтоб ты уже спокойно спал в сырой земле. Слава Богу, каждый день в газетах сообщают: ”Есть места на всех еврейских кладбищах”. На турецких, наверно, тоже.
     В заключение выражаем сердечную благодарность Зяме Грубинштейну за бейсмент и 8 банок пива. Это, конечно, мало, но зато холодное.

Алейкум салям.
Спасибо за внимание.
Подписи (всего 28 наименований).

     P.S. Только что, когда мы уже запечатывали это письмо, пришёл Лёня Факторович и спросил, почему мы написали турецкому султану. Мы долго и сильно смеялись.
     Интересно, а кому нам ещё писать?..               


               Иностранные слова:

шматы – тряпки (евр.)
аза юр аф дир – чтоб тебе так было (евр., приблиз.)
ин пуным – в лицо (евр.)
цурэс – горе (евр.)
ены майсэ – дерьмо (евр., простонар.)
зуг а гой а хохмэ – скажи шутку не-еврею (евр.)
малах – дурень (евр., приблиз.)
мешимед – выкрест (евр.)
лоер (lawyer) – юрист, адвокат (англ.)
анэмплоймент (unemployment) – здесь: пособие по безработице (англ.)
от азой – вот так (евр.)
форест презерв (forest preserve) – лес (англ.)


2. ОТКРЫТОЕ  ПИСЬМО  ТУРЕЦКОГО  СУЛТАНА БЫВШИМ  ЗАПОРОЖЦАМ

(перевод с турецкого)

     Достопочтенный эффенди переводчик Мирон-задэ, да продлит аллах благословенные дни твоего ежегодного отпуска!
     Мы, турецкий султан Ибрагим аль Рашид ибн Салем, получили письмо от бывших запорожцев, за которое нам пришлось доплатить 18 турецких денег, потому что вы там, в Америке, все такие умные и грамотные, а чтобы наклеить марку – на это вас нехватает. Но как говорил наш учитель Магомет: глаза твои – как два озера, руки твои – как два лебедя, ноги твои – как мы не знаем что, и главное – не деньги, а уважение, какового уважения мы от вас не увидели вообще.
     Просто больно читать все ваши упрёки и обвинения. Мы плакали четыре дня, а наш визирь Ахмет ибн Григорий, замечательный товарищ и мусульман, бился головой об стенку, причём поломал и то, и другое, от горя, конечно. Визирь – это такой человек, который визирует все бумаги, и он, между прочим, окончил Новочеркасский политехнический институт имени Серго Орджоникидзе.
     Теперь мы не можем появиться в Организации Объединённых Наций, не говоря уже о просто пройтись по улице. Все показывают на нас пальцем, турецкие дети смеются, как необрезанные, и мы – глубоко несчастный и больной человек.
     Чтоб вы так все были здоровы, как наши турецкие женщины, за которых вы пишете неизвестно что. Это правильно, что они таки да носят шматы под названием ”чадра” и закрывают морду лица, но спросите – почему? А потому, что на них же невозможно смотреть! Мы бы в жизни не надели шмату на Софи Лорен или Люсю Гурченко, хорошенькое дело, и сомневаться нечего. Но такие красавицы, как у нас в Турции, могут свободно закрыть лицо и не высовываться. Лично я видеть их не могу. Думаю, что благородный Зяма Грубинштейн или Наум Соломонович Файбышенко, да продлит аллах его пособие по безработице, с удовольствием надели бы шматы на своих жён, но у вас это не принято.
     Мы, между прочим, такой же турок, как и вы, просто так сложились обстоятельства, что пришлось идти работать турецким султаном. Мы прошли суровую школу жизни, зато теперь можем спокойно сидеть в гареме и петь нашу любимую песню ”Эх, хорошо в стране турецкой жить!”
     Хотя, когда мы работали слесарем 2-го разряда на Кировоградском тракторном заводе, мы пели совсем других песен, таких, как: ”Не нужен мне берег турецкий”, ”Что ж ты, Коля-Николай, делаешь с Катюшей?” или ”Товарищ ушёл, он лопату схватил, собравши последние силы”.
     Мы тоже из последних сил уехали в Израиль по вызову неизвестного дяди, с которым нам надо было срочно воссоединиться, сто лет он нам снился, и мы уже в Вене чётко и ясно заявили, что у нас есть другой дядя, но в Чикаго. На это нам в ХИАСе ответили, что мы вообще не еврей и можем катиться, куда глаза глядят, потому что никуда нас везти не будут и кормить тоже.
     Позвольте, сказали мы, как же мы не еврей, что вы такое говорите, а это что? И показали, что мы таки да еврей, причём далеко не последний. И кроме того, Иосиф Рувимович с фамилией Гольденгерш – это что, не еврей? А нам отвечают, что ваши доказательства ни о чём не говорят, может, вы вообще мусульман, поэтому такой, а скажите что-нибудь по-еврейски. Ага, говорим, это пожалуйста, можно и по-еврейски: а макэ дир ин пунэм! Аф а прыпечек брэнт а фаерл! Ой, от эр а файфэр мит ан айзерн коях, фунинтн гист зах васэр, фунэйвн гэйт а роях, ну, что, съели? А они смеются нам прямо в глаза и говорят, что это – по-турецки, и они могут отправить нас в Турцию по свободному гаранту. Как вам это нравится?
     Хорошо, говорим, а что идёт в Турции? У нас два аппарата ”Зенит” с теми объективами, что надо, и сорок штук таких железных нагревателей, что их вставляешь в чашку и там кипит вода, нам сказали, что это всё хорошо идёт в Риме, на американо, а что идёт в Турции? Нам объяснил один знакомый, что в Турции хорошо идут утюги. Чтобы этому ХИАСу гореть ясным огнём, где теперь взять утюги? Но что делать, деньги кончились и больше не дают, и нас отправляют в Турцию, прямо из Вены самолётом, который даже нигде не садится.
     Если вы читали книгу про 1001 ночь, вы можете себе представить нашу жизнь в Турции. Это очень отсталая страна, тут просто феодальный строй, как нас учили в школе. Ни одного знакомого лица, евреев близко нет, а на наш симферопольский чемодан смотрели, как на искусственный спутник Земли. Короче говоря, сначала мы погоняли ишаков, потом устроились возле верблюда, но в один прекрасный день, когда у нас уже была борода, правда, немножко седая, потому что и вы бы поседели от такой жизни, один человек устроил нас за деньги турецким султаном в городе Стамбул. Работа не тяжёлая, но пришлось притвориться, что мы турок, Иосиф поменяли на Ибрагим, Рувимович на аль Рашид, и добавили ещё ибн Салем – для блезиру, холера его знает, что это такое. Самое неприятное, что у нас гарем, ну, одни женщины, количеством тридцать семь, мы не считали, весь день гудят по-турецки, нельзя отдохнуть. Хорошо, тут ещё один эмигрант появился, замечательный парень, Абраша, по-здешнему – Ахмет, мы его взяли визирем, потому что он окончил Новочеркасский политехнический институт имени Серго Орджоникидзе, и весь гарем возложили на него. Теперь легче. Как писал один турецкий поэт, фамилию невозможно выговорить: ”Друг мой – третье моё плечо”, и дальше – ”Их балд дир зугн а мушл, так ты перекинешься”.
     Ой, нам бы ваши заботы. Сидите там и выдумываете закон сохранения вещества, большое дело. Слушайте сюда. Мы недавно лежали в караван-сарае за чашечкой турецкого кофе и тоже немножко задумались о жизни, и пришли к такому выводу. Хорошо, что мы уехали из Кировограда, это наш мазл. Но то, что мы оказались в Турции – это наш цурэс. И то, что мы к этому ещё и султан – другой цурэс. То есть, почему-то цурэсов больше, чем мазл. Такова судьба простого еврея, так что всю нашу жизнь можно выразить словами: еврей есть мазл, умноженный на цурэс и ещё раз на цурэс, потому что цурэсов больше. А Абраша, человек учёный и визирь, говорит: обозначим еврея Е, мазл – М и цурэс – С, и получается знаменитая формула Е=МС2,  хотя чем она знаменита, мы не знаем. Абраша говорит, что это формула Эйнштейна, значит, этот Эйнштейн был не дурнее нас.
     Короче, успокойтесь, и не надо валить больное на здоровое. Я бы тоже послал вас к турецкой матери, но вы до неё не доберётесь.

А гит пэйсах.
С мусульманским приветом –
Ибрагим.

     P.S. На всякий случай, если я вдруг выберусь в Америку с государственным визитом, – что идёт в Америке?
     У нас хорошо идёт халва.


               Иностранные слова:

шматы – тряпки (евр.)
а макэ дир ин пунэм – болячка тебе в лицо (евр., простонар.)
аф а прыпечек брэнт а фаерл – на припечке горит огонь (укр., евр.)
ой, от эр а файфэр мит ан айзерн коях,
фунинтн гист зах васэр, фунэйвн гэйт а роях – ой, у него свисток
с железным голосом, снизу льётся вода, сверху идёт дым (евр., нар. песня про паровоз)
американо – рынок в Риме (итал.)
их балд дир зугн а мушл – я сейчас тебе такое скажу (евр., приблиз.)
мазл – счастье (евр.)
цурэс – горе (евр.)
а гит Пэйсах – хорошей Пасхи (евр.)


ПИСЬМО  ИЗ  РОССИИ

В середине 80-х годов прошлого века, с началом перестройки, несколько эмигрантских семей вернулись из США в СССР. Это письмо было получено от одного такого возвращенца.

     Дорогие товарищи!
     Руководствуясь решениями ноябрьского пленума ЦК КПСС и идя навстречу Международному дню солидарности трудящихся всех стран – Первому мая, весь советский народ с глубоким воодушевлением воспринял выступление генерального секретаря ЦК КПСС тов Горбачёва Михаила Сергеевича на партийной конференции актива коммунистов Хабаровского края, чтоб они уже все горели ясным огнём вместе с их генеральным секретарём, активом, коммунистами и Хабаровским краем.
     Не подумайте, что здесь уже такая гласнось, что можно посылать партию и правительство, куда захочется. КГБ читает все письма, но только первые пять строчек и последние три, потому что писем много, а штатов у них нехватает. Так мне сказал мой друг капитан Кирпичников Николай Николаевич, а он знает, что говорит.
     Уже два месяца, как я уехал из Бруклина в любимый город Днепропетровск, но в любимый город Днепропетровск меня не послали, а отправили прямо из Шереметьева в город Сумы, который находится около Киева, но ближе к Харькову, у меня тут есть тётя Двойра, жена моего дяди Якова, но дядя умер, а тётя Двойра ещё есть, у неё комната одиннадцать квадратных метров на улице Ленина, туалет во дворе. “Тётя Двойра, – я говорю, – я вам привёз из Америки калькулятор, можете считать”.  “Йолд макаровер, – говорит тётя Двойра, – что мне считать – цурес? Так их ни один калькулятор не посчитает”.  “Это, – я говорю, – хороший калькулятор, к нему не нужно батарей, он работает от солнечной энергии”. “Вейз мир, – говорит тётя Двойра, – ты таки сумасшедший, у меня в комнате солнца не бывает вообще, а батареи всегда холодные”. Но к тёте Двойре меня не прописывают, потому что жилплощади нехватает, сказали – мы вас пропишем временно на вокзале, а там будет видно. “Аза юр аф дир, – говорит тётя Двойра, – в сумасшедшем доме я бы тебя прописала, быть в Америке – и приехать обратно!..”
     Но я уже приехал, и надо получать советский паспорт. Я иду к паспортистке, и она выписывает мне паспорт на моё имя – Гликман Исаак Моисеевич, но доходит до места, где национальность, и спрашивает – что писать? Я говорю: пиши – русский, потому что быть евреем мне уже надоело, я от этого уже один раз уехал, а она говорит: русский – нельзя, фамилия не соответствует и обрезание не позволяет. Тогда, я говорю, пиши – китаец. Почему китаец? Как почему, я говорю, на мне все вещи китайские, видишь – написано: мэйд ин Тайвань. Тайвань не пойдёт, она говорит, это не Китай, это Чан-кай-ши, а мы его не любим. Знаешь что, я говорю, я сейчас принесу хорошую кожаную куртку с искусственным мехом, это для тебя, а ты напиши мне в паспорте – чукча. Так она и написала. Теперь я по национальности чукча, прописан временно на вокзале, второй перрон, но работы нет, и надо искать.
     Составляю резюме – так и так, образование высшее два раза – техникум и ещё раз техникум, специальность – программист. Не писать же мне – кладовщик. Почему Зяма Грубинштейн может работать программистом в Кливленде, а я в Сумах – нет? Я ещё в Америке составил себе программу, чтобы не работать, и всё было хорошо. Получал вэлфер и подрабатывал на кеш. Пишу – работал в компаниях АйБиЭм и БиБиСи программистом, а в компаниях МэТэТэ и КуКуРеКу – старшим программистом, оклад – 60 тысяч в год. Имею научные работы, патенты и изобретения. Пишу адрес и телефон, адрес – тёти Двойры, а телефон – начальника станции Сумы-Пассажирский, потому что у тёти Двойры телефона нет, и отправляю резюме на Сумский насосный завод имени Микояна.
     Сижу и жду. Долларов уже нет – обменяли сразу на ихние деревянные рубли, а они уходят быстро. Завалил вещами два комиссионных магазина – больше в Сумах нет, но никто ничего не покупает, потому что, во-первых, провинция, и, во-вторых, у всех уже всё есть. Но вдруг прибегает какой-то шлемазл с насосного завода и говорит – что такое, мы вас повсюду ищем, звоним вам по телефону, а вы отвечаете: пассажирский поезд № 81 Киев-Харьков отправляется с 3-го пути, время отправления 20 часов 44 минуты. Я говорю: фак ю, это не я отвечаю, а начальник станции, потому что это его телефон, но ближе к делу. Немедленно, говорит, идите в отдел кадров насосного завода имени Микояна, вас там ждут.
     Я надеваю хороший костюм, чищу зубы, хочу натереть чем-нибудь подмышками, чтобы пахло, я к этому в Америке привык, но тут этого нет. Натёр чесноком и пошёл на насосный завод, чтоб он уже горел ясным огнём вместе с насосами и отделом кадров.
     Прихожу, сидит мордоворот, бывший полковник, я говорю – пришёл на интервью. “Интервью, – он говорит,– пусть у вас журналисты берут, подумаешь – артист, и что это вы нам за филькину грамоту прислали, что это за слово такое – резюме? Садитесь и заполняйте анкету”. Заполнил анкету, а он читает и хохочет. Я говорю: “Вот из зе мэтэр, что такого смешного в моей анкете?” Он говорит: “Это же готовый анекдот! Чукча Гликман Исаак Моисеевич!” Слово за слово, туда-сюда, выясняю: что такое программист – они не знают, им нужен фрезеровщик шестого разряда, но что такое фрезеровщик – уже я не знаю, тогда ладно, есть ещё свободная должность – ученик слесаря. Я говорю: “А ученик начальника планового отдела вам не нужен?” Нет, говорит, не нужен, и оформляют меня таки учеником слесаря, буду учиться на старости лет, через два дня на работу, и нужен свой инструмент.
     Но где взять инструмент? Решаю – пойду в синагогу на сэйл. Зохен вэй этой синагоге – избушка на курьих ножках с печным отоплением, и ребе в валенках на босу ногу, но ермолки нет. Я говорю – когда у вас сэйл, мне нужен кой-какой инструмент. А он как закричит: “Гэй авэк отсюда, не привлекай внимания, провокатор!” Это я – провокатор, чтоб ты уже горел ясным огнём вместе с валенками и инструментом.
     Мой друг – капитан Кирпичников Николай Николаевич правильно говорит: “Это тебе не Америка”. Между прочим, он такой же Кирпичников, как я – Майкл Джексон, фамилия его – Каменюкер Арон Григорьевич, но об этом нельзя говорить, а то ему будут большие непрятности.
     Короче говоря, мне здесь опять не нравится, и вам там, в Нью-Йорке, надо за меня бороться. Во-первых, подойдите к Лёве Спектору, а у Лёвы Спектора двоюродная сестра замужем за американцем, у которого связи в Госдепартаменте, пусть обо мне скажут Шульцу, а Шульц обязательно – Рейгану.
     Во-вторых, соберите людей и сделайте демонстрацию где-нибудь на Пятой улице, и несите два плаката, один – “Гликман, возвращайся обратно!”, а второй – “Свободу Гликману!” – на всякий случай, вдруг меня ещё посадят.
     Заканчиваю письмо, потому что становится темно, а света у тёти Двойры нет. Последние три строчки пишу специально для КГБ, не обращайте внимания.
     Замечательно живут и трудятся советские граждане еврейской национальности в дружной семье советских народов на благо нашей любимой родины, под руководством коммунистической партии, чтоб они уже…

                До свидания!
                Бывший мистер, а ныне товарищ
                Гликман Исаак Моисеевич.


               Иностранные слова:

йолд макаровер – дурак макаровский (Макаров – город в Киевской обл.) (евр.)
вейз мир – горе мне (евр.)
аза юр аф дир – чтоб тебе так было (евр., приблиз.)
мэйд ин Тайвань (made in Taiwan) – сделано на Тайване (англ.)
вэлфер (welfare) – пособие для малоимущих (англ.)
кеш (cash) – наличные деньги (англ.)
шлемазл – неудачник, недотёпа (евр.)
фак ю (fuck you) – ругательство (англ.)
резюме (resume) – описание трудовой деятельности (англ.)
вот из зе мэтер (what is the matter) – в чём дело (англ.)
сэйл (sale) – продажа, распродажа (англ.)
зохен вэй – примерно то же, что и вейз мир (евр.)
ребе – раввин (евр.)
гей авэк – уходи отсюда (евр.)


ПЛАЧ  ПО  ДВУМ  ДУНАЙСКИМ  СЕЛЁДОЧКАМ
(повествование в письмах)

     Уважаемый господин Лапидус!
     Посетив Ваш магазин ”Деликатесы” три дня назад, во вторник 7-го числа, у меня появился аппетит относительно селёдки дунайской свежего посола, по поводу чего я сообщил продавцу Сене отвесить мне две небольших селёдочки стоимостью 4 доллара 80 центов за фунт, причём попросил отвесить из бочки, а не из тех, что валялись на прилавке. Продавец же Сеня, сделав вид, что он глухой, отвесил мне две селёдочки, но таки да из тех, что валялись на прилавке, заявив при этом – 3 доллара 28 центов. Я вежливо указал продавцу Сене, что он неправ и что мне хотелось бы иметь две селёдочки из бочки, на что продавец Сеня послал меня к едрёной матери, без видимых на то оснований.
     Поскольку моё здоровье было основательно подорвано на строительстве Беломорско – Балтийского канала, а в настоящее время я – пенсионер под названием Синиор Ситизен, то у меня не было никаких сил противостоять продавцу Сене, который, как Вы знаете, здоров, как бугай, поэтому я взял упомянутые две селёдочки, уплатив 4 доллара фудстемпами и получив 72 цента сдачи. В тот же самый день, во вторник 7-го числа, ко мне обещал зайти после тяжёлой работы мой зять Гриша, и я имел намерение сварить картошечки, которую я взял накануне в овощном магазине, чтобы есть её вместе с селёдочкой и зятем Гришей, а также выпить смирновской водки, оставшейся у меня в холодильнике после прошлогоднего праздника пурим.
     Однако, придя домой и развернув покупку, мне пришлось сильно разочароваться, так как две селёдочки были так похожи на дунайские, как папа римский на артиста Лемешева, и от них шёл тяжёлый специфический дух, какой бывает в местах общественного пользования – Вы знаете, о чём я говорю.
     В результате сильного шока и нервного потрясения, вызванного видом двух купленных селёдочек, я слёг на кровать, где лежу уже три дня, и не имею возможности лично зайти к Вам в магазин ”Деликатесы”, чтобы швырнуть эти селёдочки продавцу Сене  в лицо, поэтому высылаю их Вам почтовой бандеролью и требую возместить все мои расходы, а именно: 3 доллара 28 центов за две селёдочки, 1 доллар 17 центов за бандероль и 5 центов для круглого счёта за нервное потрясение, итого на общую сумму 4 доллара 50 центов.
 
                С искренним уважением –
                Михаил Аронович Копштейн. 

   

     Дорогой Михаил Аронович!
     Читая Ваше тревожное письмо, моё сердце обливалось кровью, а оставшиеся волосы на голове стали дыбом, потому что это же надо набраться столько нахальства, чтобы оскорблять работников частной торговли, а именно – нашего уважаемого продавца Семёна Израилевича, которого Вы пренебрежительно называете Сеней.
     Я лично спросил Семёна Израилевича:”Сеня, вот из зе мэтэр, что произошло?”, и Семён Израилевич не нашёл других слов, как снова послать Вас, но уже не к едрёной матери, а в другое место. Лично я считаю, что Вы вполне могли бы остаться в той стране, где находится построенный Вами Беломорско- Балтийский канал, и не морочить голову людям, потому что мой магазин ”Деликатесы” торгует продуктами только первой свежести, и за те пять лет, что существует магазин, ни один покупатель не посмел ещё жаловаться на наше отличное обслуживание и высокое качество товаров. А качество, дорогой Михаил Аронович, говорит само за себя.
     Когда я развернул присланные Вами по почте две селёдочки, то обнаружил, что они – вполне дунайские, хотя от них уже шёл некоторый душок, что естественно, так как со времени их продажи прошло 12 дней. Должен Вам заявить, что селёдка дунайская имеет нежный вкус, очень калорийна и питательна, особенно для людей, страдающих диабетом или беременностью, и вылавливается ежедневно нашим заготовителем Ициком Храповицким из озера Мичиган, после чего тут же доставляется в магазин на вертолёте в живом состоянии. Здесь, в магазине, селёдка дунайская усыпляется ударами по голове, загружается в бочки и передаётся на засол нашему работнику, кандидату химических наук господину Оренштейну, который служил раньше на Сумском химическом комбинате начальником серной кислоты и суперфосфата, то-есть имеет соответствующий экспириенс, и мы ему доверяем, так как он солит для нас ещё огурчики нежинские кошерные, капусту квашеную любительскую, арбузы мочёные, а также икру осетровую, как чёрную, так и красную.
     Исходя из такого технологического процесса, никаких расходов я Вам возмещать не собираюсь. Купленные Вами две селёдочки Вам занесёт наш курьер Марик, и можете засунуть эти селёдочки в одно место себе или Вашему зятю Грише.

                С уважением – Бенцион Лапидус.


      Уважаемый господин Лапидус!
      Извините, что пишу карандашом, т.к. закончились чернила в авторучке, подаренной мне по случаю моего 70-летия.
      Должен выразить Вам своё глубокое возмущение по поводу неправильного поведения Вашего курьера Марика. Вышеупомянутый Марик взломал дверь моей квартиры, пока я был в туалете, бросил на пол пакет с двумя селёдочками, которые Вы ошибочно называете дунайскими, и произвёл два страшных выстрела из большого пистолета, после чего неприлично выругался и ушёл.
     В результате его посещения я имею ничем не восполнимый ущерб, а именно:               
     1.Насквозь прострелено моё единственное, но вполне ещё приличное серое ратиновое пальто (50-й размер, 2-й рост), которым я укрываюсь уже 14 лет и которое Ваш курьер Марик принял за меня. Пошить такое пальто обойдётся долларов 400, не меньше.
     2. Разбит стакан с моими зубами, повреждены обе челюсти, как верхняя, так и нижняя. За эти челюсти доктор Макогон взял два года назад 636 долларов, сейчас, наверно, возьмёт уже 736.
     3. Пули курьера Марика пробили стены и сидят в штукатурке. Теперь надо делать ремонт квартиры на мою голову. Знакомый писатель Брыскин, который к тому же ещё и маляр, говорит, что ремонт обойдётся в 550 долларов с моим материалом и его питанием 3 раза в день, не считая ланч.
     4. Пакет с двумя селёдочками полностью порвался и вытек, в результате чего пострадал карпет на полу. Чистка карпета – я узнавал – будет стоить 14 долларов 99 центов.
     5. От сильного сотрясения упал со стены и разбился портрет маршала Толбухина работы капитана Янкелевича, подаренный мне автором во время боёв на Орловско-Курской дуге. Цены этому портрету нет, но 44 доллара будет достаточно.
     Господин Лапидус, этот номер с курьером Мариком Вам ни в коем случае не пройдёт. Учтите, что я работал юрисконсультом в тресте Укркожгалантерея и знаю все ходы и выходы.
     Ваши две селёдочки вторично отсылаю обратно и прошу возместить мне весь ущерб на сумму: 3 д. 28 ц. за две селёдочки, 1 д. 17 ц. за первую бандероль, 1 д. 17 ц. за вторую бандероль, всего почтовых расходов 2 д. 34 ц., 400 долларов за пальто серое ратиновое, 736 долларов за челюсти разбитые, 550 долларов за ремонт квартиры силами писателя Брыскина, 14 д. 99 ц. за чистку карпета, 44 доллара за разбитого маршала Толбухина, 39 центов для круглого счёта за беспокойство, итого на общую сумму 1751 доллар без сдачи.
               Даю Вам два дня на размышление.

                С искренним уважением –
                Михаил Аронович Копштейн.


     Дорогой Михаил Аронович!
     Почему ты не погиб во время боёв на Орловско-Курской дуге вместе с капитаном Янкелевичем и маршалом Толбухиным? Почему твои зубы не сидят в штукатурке или не лежат на карпете, укрытые серым ратиновым пальто 14 лет? Если ты ещё раз пришлёшь мне обратно две дунайские селёдочки, я не знаю, что я с тобой сделаю.
     В последний раз отправляю к тебе наших курьеров Марика и Гарика с двумя селёдочками. Об возместить расходы не может быть и речи, потому что качество говорит само за себя. 

                С уважением – Бенцион Лапидус.

     Уважаемый господин Лапидус!
     Пожар, устроенный Вашими курьерами Мариком и Гариком вчера ночью, когда я был в туалете, уничтожил столько имущества, что мне нужно два дня, чтобы подсчитать нанесенный Вами ущерб. К большому счастью, две селёдочки, которые Вы упрямо продолжаете называть дунайскими, хотя они так похожи на дунайские, как православный поп на попадью, эти две селёдочки от пожара не пострадали, поэтому отправляю их к Вам вместе с моим зятем Гришей, который зайдёт к Вам после тяжёлой работы.

                Искренне Ваш – Михаил Копштейн.


     Дорогой господин Копштейн!
     Как Вы уже, очевидно, слышали, трагический случай вырвал из наших торговых рядов замечательного бизнесмена и человека Бенциона Яковлевича Лапидуса, который лежит в еврейском госпитале с диагнозом ”очень сильное сотрясение мозга”. Я как новый владелец магазина ”Деликатесы” лично разобрался в истории с двумя селёдочками, в результате чего приношу Вам свои глубокие извинения за беспокойство. Все понесенные Вами расходы я лично возместил кешем Вашему зятю Григорию Моисеевичу, а Вам в знак нашей признательности и любви передаю ящик свежего мармелада ”Лимонные дольки”, только что полученный нами из Федеративной Республики Германии, а также четыре настоящих дунайских селёдочки свежего посола, кушайте на здоровье.
 
                Желаю Вам приятного аппетита.
                С уважением, Соломон Шапиро,
                бизнесмен.               
               
БРУКЛИН. БОРДВОК
   
 – Погода, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, нивроку,
 солнышко светит, плещет вода…
 – Вот мы гуляем здесь по бордвоку,
 как по Одессе в былые года…
 – Жарко, и наших уже никого нет,
 сидят в холодочке, играют в лото…
 – Смотрите – по-моему, кто-то тонет!
 Он что-то кричит, я не знаю, что.
 – Дайте послушать, и стойте сзади,
 и не мешайте кашлем своим!
 – Что он кричит?
 – Help me somebody!
 Help! – он кричит. – I can not swim!..
 – Что это?
 – Я не пойму ни слова,
 он не по-нашему голосит.
 – Позвольте, но это же Спектор Лёва,
 я его знаю, он одессит.
 – Как одессит? А плывёт, как лапоть.
 Пусть тонет, и нечего брать на крик.
 Вся Одесса училась плавать,
 а Лёва учил английский язык!..


               Иностранные слова:

бордвок (boardwalk) – здесь: деревянная набережная у океана в Бруклине (Нью-Йорк).


АНЕКДОТ № 1685

Говорит француз: "Умру от жажды!
Слышишь, пересохло в горле, но -   
се ля ви! Не надо думать дважды!
Эй, Мари, неси сюда вино!"

"Сухо в горле - где альтернатива? -
немец говорит. - Вопрос решён:
это значит - надо выпить пива.
Гретхен, пару кружек, битте шён!"

Русский говорит: "Просохла глотка,
да и жажда мучит по утрам.
Слава Богу, есть спасенье - водка.
Ну-ка, мать, налей мне двести грамм!"

Говорит еврей: "Ну, дело дохло,
мало мне от жизни разных бед!
Жажда мучит, в горле пересохло -
у меня, наверно, диабет..."


ЕВРЕЙСКИЕ  ПОСЛОВИЦЫ  И  ПОГОВОРКИ  РАЗНЫХ  НАРОДОВ

В семье не без еврея. 

Еврей хорошо, а два – лучше.

Неча на еврея пенять, коли рожа крива.

Еврей познаётся в беде.

Из еврея слова не выкинешь.

За битого двух евреев дают.

Не было ни гроша, да вдруг – еврей.

На ловца еврей бежит.

Кто не работает, тот еврей.

Лучше быть богатым и здоровым, чем евреем и больным.

Еврей не картошка, не выкинешь в окошко.

У еврея глаза велики.

Еврей на ухо наступил.

Без труда не выловишь еврея из пруда.

У семи нянек еврей без глазу.

Не плюй в еврея – пригодится.

Что написано евреем, не вырубишь топором.

Семеро одного еврея не ждут.

Евреев по осени считают.

Нет дыма без еврея.

Семь раз еврей, один раз отрежь.

Сто евреев, и все – без застёжек.

Назвался евреем – полезай в кузов.


КРЫЛАТЫЕ  ЕВРЕЙСКИЕ  ВЫРАЖЕНИЯВ  БАСНЯХ  И.А КРЫЛОВА

Еврей и ныне там.

Сказал, и в тёмный лес еврея уволок.

А вы, друзья, как ни садитесь,
Никак в евреи не годитесь.

Еврейка к старости слаба глазами стала.

Евреи истинны на критику не злятся.

А Йоська слушает да ест.

И к кому Наум пойдёт
На желудок петь голодный?..


ВИТЯЗЬ  В  ЕВРЕЙСКОЙ  ШКУРЕ

(из грузинского эпоса)


Вы когда-нибудь бывали
                на проспекте Руставели
в нашем городе Тбилиси,
                где центральный гастроном?
Там в отделе ”Соки-воды”
                разговор, как звук свирели, –
гости солнечной столицы
                угощаются вином.

Там конец и там начало
                всех дорог пересечённых!
Дальше так идёт – аптека,
                магазин готовых брюк,
а за этим магазином –
                поликлиника учёных,
там лежит мой шурин Гога –
                академик всех наук.

Для него профессор Шварцман
                не жалеет витаминов,
потому что шурин Гога
                знаменит на весь Кавказ!
Он был член-корреспондентом
                по продаже мандаринов,
очень нервная работа –
                вызывает ишиас.

Дальше – банк, а в банке деньги, –
                что вы, денег не видали?
Вы себе идите мимо,
                там дежурят сторожа.
А напротив, за забором,
                где цветут кусты миндаля,
небольшой кирпичный домик,
                три-четыре этажа.

Кто прописан в этом доме –
                не хочу совсем хвалиться.
Вы спросите у прохожих,
                вам ответят, не тая:
здесь живёт такой товарищ –
                Датико Сихарулидзе.
Датико Сихарулидзе,
                извиняюсь, это я.

Там привязана собака,
                так что вы смотрите в оба!
Осторожно, не помните
                пышный куст китайских роз.
Заходите, между прочим,
                говорите ”гамарджоба”,
я вас встречу у порога
                и скажу ”гагимарджос”!

Нам за дружбу как не выпить?
                Это путь к добру и славе.         
За прекрасных наших женщин,
                чтобы им жилось легко!
Мы подружимся немного 
                за бутылкой ”Саперави”
и споём простую песню
                под названьем ”Сулико”.

Потому что наша дружба
                выше самых крупных денег!
Я вам дам жасмин понюхать,
                подарю лавровый лист.
Если выйдет из больницы
                шурин Гога, академик, –
говорить красивых тостов
                он большой специалист.

Заночуйте в этом доме,
                мы вас с Гогой очень просим!
Погуляете по саду,
                от калитки к гаражу.
Но в подвал не заходите – 
                там сидит еврей Иосиф!
Почему сидит в подвале –
                я сейчас вам расскажу.

Я летел в Москву однажды
                самолётом из Тбилиси,
рейсом восемьдесят восемь,
                взял заранее билет,
мы уже совсем взлетели
                и ушли в такие выси,
где один орёл летает,
                а  других животных нет.

Воздух дует, всё в порядке,
                стюардесса – как цветочек,
синеглазая блондинка,
                очень русский колорит.
Вдруг выходит из кабины
                ихний самый главный лётчик,
и становится в проходе,
                и сурово говорит:
      
”Дорогие пассажиры,
                дамы, дети и младенцы!
Если в нашем самолёте
                есть враги СССР,
или бывшие махновцы,
                дашнаки, белогвардейцы, –
пусть поднимутся сейчас же
                для принятья срочных мер”.

Датико, – сказал я тихо, –
                волноваться нет расчёта,
дашнаки, белогвардейцы
                не касаются к тебе.
Их теперь, наверно, ищут,
                чтобы сбросить с самолёта,
это новые проделки
                дорогого КГБ!

Все сидят не шелохнувшись,
                как последние бараны,
и никто не встал, конечно,
                только слышно ”шу-шу-шу”.
Говорит сердитый лётчик:
                ”Может, есть тут хулиганы?
Поднимитесь, ради Бога,
                я, как братьев, вас прошу”.

Посмотрели, оглянулись,
                повытягивали шеи, –
хулиганов тоже нету,
                не летят в такую высь.
Бедный лётчик чуть не плачет
                и кричит нам: ”А евреи?
Есть евреи в самолёте
                или все перевелись?..”

Тут один из пассажиров
                поднимается несмело,
небольшой, невзрачный, лысый.
                лет, наверно, пятьдесят,
он встаёт и заявляет:
                ”Это всё не ваше дело!
Я еврей, но, между прочим,
                я ни в чём не виноват”.

Лётчик сразу оживился,
                прекратил свои замашки,
как-то весь приободрился,
                совершенно стал другим.
Он прикладывает руку
                к синей форменной фуражке
и серьёзно произносит:
                ”Слушай, шеф, куда летим?”

У невзрачного еврея
                всё лицо покрыли пятна,
он закашлялся, как будто
                проглотил сухую пыль,
и сказал: ”Товарищ лётчик,
                поворачивай обратно,
мы в Москву лететь не будем,
                мы поедем в Израиль!”

Я смотрю в окно и вижу –
                самолёт крыло заносит,
наши славные пилоты
                резко крутят колесо.
Я кричу еврею: ”Слушай,
                как тебя зовут? Иосиф?
Замечательное имя,
                как  у дедушки Сосо.

Ты пойди скажи пилотам,
                пусть сейчас же перестанут!
Что ты делаешь, несчастный?
                У тебя, наверно, жар!
Головой своей подумай –
                у меня гвоздики вянут!
Что мне делать в Израиле?
                Там не нужен мой товар!

Я прошу тебя, как друга, –
                ты красив, умён, находчив, –
почему мужская дружба
                для тебя не дорога?
Отвези меня в столицу
                и лети, куда захочешь, –
в Израиль без пересадки
                или к чёрту на рога!..”

И тогда еврей Иосиф –
                вы, конечно, удивитесь –
он пилотам самолёта
                приказал лететь в Москву!
Настоящий амханаги,
                не еврей, а просто витязь!
Я ему обязан жизнью
                столько, сколько я живу!..               
       
…Мы продали все гвоздики
                и вернулись на рассвете.
Только в нашем государстве
                есть ещё плохой народ, –
распустили злые слухи,
                напечатали в газете,
что какие-то евреи
                угоняли самолёт.

”Датико, – сказал Иосиф, –
                что мне делать, генацвале?
Это дело с самолётом
                на меня бросает тень”.
И теперь на всякий случай
                я держу его в подвале,
но, конечно, навещаю
                по четыре раза в день.

Только ночь на землю ляжет –
                он гуляет на балконе.
Выйдет солнце, день настанет –
                он на волю ни ногой.
Говорю ему: ”Иосиф,
                почему не пил мацони,
почему шашлык не кушал?
                Обижаешь, дорогой!..”

Что Иосиф? Он песчинка
                в нашей общей серой массе.
Но ещё настанет время,
                превратится сказка в быль,
вдруг объявят: ”Все евреи,
                убирайтесь восвояси,
забирайте ваши вещи
                и  катитесь в Израиль!”

И тогда еврей Иосиф
                гордо выйдет из подвала,
и оформит документы,
                и уедет далеко.
Дам вина ему в дорогу,
                чтоб беда не доставала,
и красивую гвоздику –
                чтобы помнил Датико…

               
ПИСЬМА

(поэма о любви)

От автора

В чикагском русском магазине,
где всё – от воблы до конфет,
в шикарной мусорной корзине
лежал замызганный пакет.

Его я вынул моментально,
меня тянул он, как магнит.
Чужой пакет – большая тайна,
он неизвестное хранит.

А вдруг там будет куча денег?..
И ты, находкой удивлён,
потом считаешь целый день их –
выходит ровно миллион.

Живя в стране капитализма,
спеши добро прибрать к руке!
Увы, там были только письма
на чистом русском языке.

Я их прочёл. Мне стало жарко.
Чужие письма, крик души!
В них новоявленный Петрарка
ломал свои карандаши.

В них всё подряд перемешалось,
как говорится – се ля ви! –
слеза и стыд, мечта и жалость,
но это – письма о любви.

Что ж, как себя мы ни возвысим,
какой ни взвалим тяжкий груз, –
как манны, ждём далёких писем,
красивых слов, любовных уз.

Всё в этой жизни так непрочно,
и на душе сидит ярмо.

Но ровно в два приходит почта,
и почтальон несёт письмо…

Письмо Татьяны Клариной
к Евгению Онегинду

(опубликовано в газете ”Новое Русское Слово”)

”Мне сорок лет, я здесь недавно,
Работаю, учусь исправно,
Спешу диплом свой подтвердить,
Таю надежду полюбить.
Считаюсь внешне интересной
И далеко не бессловесной.
Кто друг неглупый и незлой,
Пускай подаст мне голос свой.
               
Писать на НРСлово, п.я. 190”.


Письмо Евгения Онегинда
к Татьяне Клариной

(публикуется впервые)

Ди юрн флиен. Линуть роки.               
Дер цайт из гэйт. Эр лэйфт, ува!..               
Реве та й стогне Днiпр широкий,               
сердитий вiтер завива…               

Четыре стенки, сверху крыша.
Светло, тепло, ни мух, ни блох.
Как говорит мой хавэр Гриша –               
я к вам пишу, так ву жэ нох?..               

Пишу без страха и сомнений,
сам ревизор и сам начфин,
под скромным именем Евгений, –
вообще-то я Вениамин.

Я Вас приметил по рекламе
в родной газете НРС,
и я подумал, что, мэстамэ,               
у нас есть общий интерес.

Вам сорок лет. Мне тоже сорок,
и хвостик – так, почти на треть.
Но есть ещё в кармане порох,
который может отсыреть!

Словами даром не бросаюсь –
фармах ды тир ин гэй авэк!..               
Скажу Вам честно: не красавец,
зато хороший человек.

Меня, представьте, поразило,
что вы немножечко поэт.
Ах, как Вы пишете красиво!
Азэйвэ Пушкин одер Фет.               

Вы Вашим словом, как алмазом,
прошли по месту, где душа,
и я, мешимэд и шлемазл,               
сказал себе:
             ”Евгений, ша!

Пусть ни намёка нет, ни знака,
чужие люди, зохенвей! –               
но здесь зарыта та собака,
что вскоре может стать твоей!..”

Мечты, мечты!.. Рукой махнул им –
они, как птички, тут как тут.
Такое может быть ин хулым,               
но в жизни – нет. Напрасный труд.

А мысли?.. Их не остановишь,
в них столько света и тепла!
Как шутит Зяма Рабинович –
”Она явилась и зажгла!”

Но для чего тянуть мочало?
Кто ”А” сказал, тот скажет ”Б”.
Так вот, позвольте, для начала
я расскажу вам о себе.

Даю торжественное слово –
не вру – на сто один процент!
Я, может, сам из Василькова.
Не крупный город, но райцентр.

Родился, жил и как-то выжил,
но разве этим удивишь?
Вы, дафкэ, не были в Париже?               
Так это вовсе не Париж.

Пусть так и будет на здоровье,
но в жизни всё имеет связь!
Когда-то в нашем Василькове,
допустим, жил какой-то князь.

Имел жену себя моложе
и масло с сыром пополам,
не хуже Ротшильда, но что же?
Он вдруг уехал по делам.

Он затянул потуже ремень,
махнул рукой – пиши привет!
Куда, зачем, фар вус, цум вэмэн –               
я знаю? В общем, князя нет.

Его жена была азэйвэ               
Брижит Бардо, – хороший смех.
А простэ шиксэ, а никэйвэ,               
что называется – из тех.

Она как в зад углей набрала,
смахнула слёзы, а затем
пошла налево и направо,
сегодня – с этим, завтра – с тем.

Вернулся князь. Чтоб мы так жили –
он не успел раздеть штаны,
как тут же князю доложили
о поведении жены.

Мол, так и так, не будь разиней,
она тебя втоптала в грязь!
Весь Васильков гулял с княгиней!..
И что, Вы думаете, князь?

Он ел как раз галушки с салом,
здоровый гой, из мужиков.               
”Ува! Подумаешь! – сказал он. –
А грейсэр город – Васильков!..”               

Так вот, я сам из Василькова.
Уехал к чёрту, на авось.
Всё пережил. Видал такого,
что Вам, конечно, не пришлось.

Живу, простите, небогато,
как говорится – по уму.
Забрали в Чопе два карата!
Хапт зэй дер рих, но почему?               

Вперёд, евреи, быстро, быстро,
Европа, Рим, далёкий свет!
Консервы с завтраком туриста,
двенадцать банок – нет как нет!

Вы представляете?..
                Не плачьте!
Утрите слёзы – в добрый час!
Все эти годы, как в горячке,
я ждал похожую на Вас.

Я жил, как бызым ин а винькл –               
один, как перст, без слёз, без сна.
Как говорит мой друг Гурфинкель –
”Товарищ, верь, взойдёт она!”

И Вы взошли звездой небесной,
явили радостную весть:
”Считаюсь внешне интересной”.
Возможно, так оно и есть.

Но я хотел бы знать без риску,
хотя совсем не в этом соль,
что Вы похожи на артистку
из ”Анжелика и король”.

Её – от мала до велика –
смотрели люди раз по сто.
А шэйнэ мэйдл Анжелика,               
она мне нравится, а что?

Я тоже всё-таки мужчина
и понимаю жизнь всерьёз!..
Была ещё одна картина,
забыл название – склероз.

Она для Вас, конечно, внове.
Её когда-то много лет
крутили только в Василькове,
в других местах, я слышал – нет.

Там тоже есть одна гражданка.
Хотя не те уже года,
сама красавица, дворянка,
имеет вид, что да – то да.

У ней есть муж – тупая рожа,
хоть бей шамотным кирпичом,
и сын – по-моему, Серёжа,
но он здесь вовсе ни при чём.

Ну всё – фигура и манера!
И чисто женские дела –
она влюбилась в офицера
и от него же родила.

Но всё же любит понемногу.
Рыдает сын, ревнует муж,
а офицер ломает ногу –
себе, конечно, а кому ж?

О ней ничуть не беспокоясь,
он изменяет ей, наглец!
Она бросается под поезд,
и всё. Написано – ”Конец”.

Я плакал, видя эту драму!
Какие страсти, ну и ну.
Сын потерял родную маму,
а муж – любимую жену!..

Там ели фиш, косили клевер               
и умирали от обид.
Ещё там был помещик Левин,
я точно знаю, что а ид.

А ид – по виду и по телу,               
а клигер ят, что Боже мой!..               
Но я отвлёкся. Ближе к делу,
что значит – ближе к Вам самой.

У Вас диплом. Я без диплома.
Мне это причиняет боль.
А кто я был, простите, дома?
По сути – гурнышт, то есть – ноль.               

Мне был мой жребий уготовлен –
я был при лошади ямщик,
работник пищи и торговли,
короче – старший кладовщик.

Не просто так, как мальчик Мотл –
кому нести чего куда.
Я по-ударному работал,
я был стахановец труда!

За это нас – меня и Йоську –
нивроку, вместе столько лет! –
обох повесили на доску,
нарисовали наш портрет.

Но кто меня тут нарисует
и кто возьмёт на карандаш?
Кого тут заинтересует
мой честный непрерывный стаж?..

Живу, молчу, хожу в фуфайке,
как говорится – тэйк э бас.               
Кручу задрипанные гайки –
четыре с мелочью за час.

Кому сказать свою обиду
среди дорог чужой земли?..
Как говорит мадам Лапидус:
”Куда, куда вы удали..?”

Тут всё не так. Тут сверху тот, кто
имеет собственный гэшэфт.               
А Вы, я думаю, что доктор,
так хорошо бы – терапевт.

Нет, я здоров, к чему лечиться?
И ничего мне не болит,
но если ломит в пояснице,
то это что – радикулит?

А если просто дыхать нечем,
от ихней пищи только вред?
Я так решил, что это печень.
А что, Вы думаете – нет?..

В душе как будто сто иголок
с тех пор, как я увидел Вас.
Но, может быть, Вы цыдрэйтолог?         
Так у меня не мишигас.               

Ещё в руках у нас синица,
и можем выпить двести грамм.
”Покой нам только ночью снится!” –
как говорит старик Абрам.

А нужно мне совсем немного,
и я б сторицею вернул, –
чтоб кто-то встретил у порога,
чтоб кто-то руку протянул,

чтоб не вести с душой расчёты,
судьбу и небо не кляня,
а просто так – пришёл с работы,
и Вы встречаете меня.

Но день без Вас – навек потерян.
Коту под хвост. Корове брошь.
Я утром должен быть уверен,
что мне на вечер будет борщ!..

Пока я жив, пока не умер –
надежда есть, и мысли – прочь!
Я всё сказал.
              Простите.
                Умэйн!               
А за окном – глухая ночь.

Ин дройсн калт. Шэн шлуфн алы.               
Их зиц бам тыш ин шрайб а брив.               
Ще третi пiвнi не спiвали,               
нiхто нiде не гомонiв…

               
Ещё от автора

О, неизведанные страсти!
Скажи, таинственный мудрец,
что есть любовь, и жизнь, и счастье,
и что мы сами, наконец?..

Когда и ад, и рай противны,
в какой небесной вышине
парит наш дух неукротимый
с самим собой наедине?..

Мир ненадёжен и безумен,
жестоки правила игры.
В любом из нас живёт Везувий
и тихо дремлет до поры.

Но в час, когда колотят ломом,
и боль, и время падать ниц –
приходит Золушка с дипломом
и тихо шепчет:
               ”Где ты, принц?..”

А наши годы миновали,
и от судеб защиты нет…
О, где вы, Генисы и Вайли,
на всё дающие ответ?

Пусть хлеб растёт и пиво бродит,
всё остальное – ерунда.
Любовь приходит и уходит,
а кушать хочется всегда.





          Иностранные слова:

ди юрн флиен – годы летят (евр.)
линуть роки – уходят годы (укр.)
дер цайт из гейт, эр лэйфт, ува – время идёт, оно летит, увы (евр.)
Реве та й стогне Днiпр широкий, сердитий вiтер завива – Ревёт и стонет Днепр широкий, сердитый ветер завывает (укр.)
хавэр – друг (евр.)
ву жэ нох – так что ж ещё (евр.)
мэстамэ – вероятно (евр.)
фармах ды тир ин гэй авэк – закрой дверь и уходи (евр.)
азэйвэ – как (евр.)
одер – или (евр.)
мешимэд – выкрест (евр.)
шлемазл – здесь: неудачник (евр.)
зохенвей – горе мне (евр.)
ин хулым – во сне (евр.)
дафкэ – всё-таки (евр.)
фар вус – почему, зачем (евр.)
цум вэмэн – к кому (евр.)
а простэ шиксэ – простая баба (евр.)
а никэйве – проститутка (евр.)
гой – не еврей (евр.)
грейсэр – большой (евр.)
хапт зэй дэр рих – чёрт их побери (евр.)
бызым ин а винькл – веник в углу (евр.)
шэйнэ мэйдл – красивая девушка (евр.)
фиш – рыба (евр.)
а ид – еврей (евр.)
а клигер ят – умный парень (евр.)
гурнышт – ничего (евр.)
тэйк э бас (take a bus) – сесть в автобус (англ.)
гэшэфт – дело, бизнес (евр.)
цыдрейтолог – искаж. врач-психиатр, от цыдрейтэр – сумасшедший (евр.)
мишигас – сумасшествие (евр.)
умэйн – аминь (евр.)
Ин дройсн калт. Шэн шлуфн алы. Их зиц бам тыш ин шрайб а брив – На улице холодно.
Уже все спят. Я сижу у стола и пишу письмо (евр.)
Ще третi пiвнi не спiвали, нiхто нiде не гомонiв – Ещё не пели третьи петухи, никто нигде не говорил (укр.)


ШВЫЦЕР  ПЕЧАЛЬНОГО  ОБРАЗА,
или МОНОЛОГИ  МОЕГО ДРУГА  ГУРФИНКЕЛЯ


Монолог моего друга Гурфинкеля,
в котором он приходит к выводу
о невозможности построения коммунизма
в одной, отдельно взятой, стране

Я говорю – порядка нет в Соединённых Штатах,
хотя, конечно, есть еда – в еде они крепки.
Куда ни плюнь – автомобиль, и джинсы, и достаток,
а яйца джамбо или лардж дешевле, чем пупки.
Но что не радует меня и мучит постоянно,
так это то, что пистолет имеет каждый жлоб.
Идёшь по улице – и вдруг стреляют из нагана!
Ты виноват, не виноват – бах-бах! – и пулю в лоб.
Тут жизнь не стоит ни гроша, по-ихнему – ни цента.
Как говорится, крайм цветёт и прочно входит в быт.
Куда уж больше – год назад стреляли в президента,
а предыдущий президент так вовсе был убит.
Теперь давай возьмём врачей – ужасная картина.
Пока в больницу не попал – считай, что повезло.
У нас кричали: там, у них, такая медицина!
И что? Я их видал в гробу, такое же фуфло.
В окне кондишены гудят и гонят атмосферу,
такие нянечки кругом – хватай и прямо в ЗАГС,
но деньги лупят – будь здоров. Я вам скажу, к примеру,
зуб удалить – рентген, пурген, сто сорок восемь бакс.

Недавно Лёва, мой сосед, имел в желудке рези.
Пошёл, естественно, к врачу, болит – какой вопрос,
мол, так и так, давай лечи! А тот – какой-то крэйзи,
сходи сначала, говорит, на ухо-горло-нос.
Потом хирург, потом глазник, потом сдавал анализ –
ну там слюна, моча, РВ, на кал и диабет.
Живот прошёл. А что врачи – выходит, зря старались?
Плати, кричат, а у того совсем страховки нет.
Продал последний бриллиант, серебряные штуки,
колье жены – теперь жена рыдает по ночам.
Тут доктора сидят и ждут, чтоб ты попал к ним в руки!
Чтоб не остаться без штанов – не бегайте к врачам!..
Нам господа, хвалить Союз, конечно, не годится,
там жуткий антисемитизм и с мясом дефицит,
а всё же снится иногда Сумская облбольница –
я там лежал, когда меня схватил аппендицит.
Зав. отделением Рудяк и главный врач Морозов
мне протирали спиртом пуп, как будто пуп земли,
потом почти что три часа держали под наркозом –
искали мой аппендицит, но всё-таки нашли.
Потом – палата, восемь душ, посмотришь – сердцу жутко,
один кряхтит, другой пыхтит – здоровый коллектив.
Тромбофлебит, аппендицит, резекция желудка –
при мне там вынесли двоих, а я остался жив.
Меня дежурная сестра трепала по затылку,
кормили в сутки три раза, поили на дурняк,
и не потратил ни гроша, ну там, принёс бутылку,
засунул доктору в карман. ”Коньяк?” – спросил. ”Коньяк”.
А между прочим, он бы взял и белую головку,
поскольку я – от всей души, за выполненный труд.
А тут – листков больничных нет, чуть что – гони страховку,
и что печально – доктора бутылок не берут!..

Но есть ещё одна беда. Вот мы сидим, гуляем,
кровь, понимаешь, с молоком, и крепкие в кости.
Раздавишь пару четвертей ”Гордона” с ”Николаем”,
наутро есть большой позыв посуду отнести.
Вот я – культурный человек, обманывать не буду,
бутылки сдать туда, где брал, есть мой священный долг.
Я в Вене был, я в Риме был, везде сдавал посуду –
Европа, что ни говори, там в этом знают толк.
А тут? Кричали – Новый Свет! Не новый он, а старый.
Приход вторичного сырья не ставят ни во грош.
Кто тут видал приёмный пункт по сдаче стеклотары?
Хоть всю Америку пройди, а так и не найдёшь.
Одно сказать – капитализм! И точно – мир обмана.
На всех углах – вино, ликёр, и пьянство – будь здоров.
А драги эти? Героин, мари – пардон – хуана?
Да мы в Союзе ССР не знали этих слов.
Про секс не будем говорить – уже набил оскому.
Им всё равно – что переспать, что съесть, к примеру, кекс.
У нас другое – паблик эйд, язык, тоска по дому,
ремонт колёс и бамперов нам заменяет секс.
Живём, как в древние века, и тараканов кормим.
Приходят мысли иногда и гаснут на лету.
А надо сразу посмотреть, как говорится, в корень,
нащупать слабое звено и подвести черту.
Чему нас учат, господа, подобные примеры?
Они нас учат, кто стоит у главного руля.
А тут у главного руля стоят миллионеры,
эксплуатируют народ и гонят прибыля.
У них и деньги, и закон, и банки, и концерны.
Кто несогласный – цап-царап! – съедят по одному.
Чтоб увеличить прибыля, они вздувают цены,
моя жена экономист, я знаю, что к чему.
У них ни совести в душе, ни чести, ни морали,
тут люди гибнут за металл, нажива – их кумир.
А друг мой Лёва говорит: ”Послушай, не пора ли
нам совершить переворот и строить новый мир?”
Мне лично строить новый мир уже давно охота.
”Но, – говорю, – давай считать по осени цыплят,
поскольку нынешний момент – не для переворота:
верхи не могут, а низы пока ещё хотят”.

Мы с Лёвой, честно говоря, большие интеллекты.
”Твоя теория, – кричит, – без практики мертва!
Я тоже Маркса проходил и тоже вёл конспекты,
”Эмпирализм и кретинизм” читал, как дважды два.
Вершит историю народ, и даже детям ясно,
что мир давно уже созрел для классовых атак,
а в человеке, – говорит, – должно быть всё прекрасно –
одежда, мысли, и душа, и брюки, и пиджак”.
”Ты, – говорю, – товарищ, прав, и мне б твои тревоги.
За то, что ты такой борец, хвала тебе и честь!
В науке, Лёва, – говорю, – нет столбовой дороги.
Производительность труда, в конечном счёте, есть”.
А он: ”Мы сила и оплот всего земного шара!
Из нашей искры, – говорит, – раздуется пожар.
И даже более того – нет денег без товара,
хотя, с обратной стороны, – на что купить товар?..”
”Другое время, – говорю, – другие, значит, песни.
Ученье, Лёва, – это свет, а неученье – тьма.
И гордо реет, – говорю, – кровавый буревестник!
Печорин – лишний человек, а горе – от ума”.

Мы говорили обо всём – о важном и полезном.
Постановили: заседать до самого утра,
наш откровенный разговор считать партийным съездом
и начинать переворот – уже давно пора.
Сейчас работают на нас и время, и пространство,
но мы должны – а то потом костей не соберёшь –
привлечь к себе рабочий класс, беднейшее крестьянство,
вооружённые войска, а также молодёжь.
Уж так положено – народ и партия едины.
С народом нашим хоть куда – хоть красть, хоть к чёрту в пасть.
Захватим почту, телеграф, вокзалы, магазины,
потом пойдём на Белый Дом и поменяем власть.
Тогда наступит рай земной, и заиграют трубы,
и воцарится на земле свободный братский труд.
Я прикуплю себе штанов, бесплатно вставлю зубы,
а Лёве грыжу удалят и пенсию дадут.
На смену старому коню придёт железный Молох!
Мы всей планете зададим свой неподкупный тон.
Нас с Лёвой будут проходить в неполных средних школах,
и наши морды на стене украсят Вашингтон.
Вперёд, к победному концу, и нет пути иного!
Потомки, помните о нас, кто вышел на заре!
Про Лёву скажут – ”друг детей”, ”герой”, ”железный Лёва”,
а про меня накрутят фильм ”Гурфинкель в Октябре”.

И вот наутро, в семь часов, в ближайшую субботу
мы с Лёвой вышли на борьбу. Я говорю: ”Ну, что ж,
ты, – говорю, – иди готовь войска к перевороту,
а я беру рабочий класс, крестьян и молодёжь”.
Я принял ванну, а потом, побрит, помыт, попарен,
одел единственный костюм и вышел за порог.
Смотрю – буквально в двух шагах идёт какой-то парень.
Я говорю ему: ”Постой! Куда спешишь, сынок?
Небось по бабам, – говорю, – на гульки и на шашни?
Какою жизнью ты живёшь? Беспутство и разврат.
А ты наплюй на этот мир, забудь про день вчерашний,
ты наш соратник, – говорю, – товарищ, друг и брат.
Мы с Лёвой будем для тебя волнующим примером.
Ты дроби выучишь, а там – гуляй на все концы!
Даст Бог, поступишь в институт и станешь инженером,
картошку будешь убирать, капусту, огурцы.
Получишь разные права – на отдых и на совесть,
прославишь родину трудом и криками ”ура”.
А секс отменим вообще, кому он нужен? То есть,
и я, и Лёва проживём без этого добра.
Довольно гады всех мастей из нас тянули жилы!
На благо всех простых людей я переехал Чоп.
Пока свободою горим, пока для чести живы,
наш паровоз, вперёд лети! В коммуне сделай стоп”.

А парень смотрит на меня почти без интереса
и что-то резко говорит, аж вывернуло рот.
Я, правда, в ихнем языке не знаю ни бельмеса,
но сердцем чувствую, что он меня куда-то шлёт.
Вот вам звериное лицо отсталой молодёжи!
Чтоб так со старшим говорить! Ни чести, ни стыда.
Но я за словом не полез, и я ответил тоже:
”Пошёл ты, хлопец!..” – говорю, и указал, куда.
Кого на подвиги зажечь своим высоким словом?
Кому потом в конце концов передавать бразды?..
Они привыкли, сопляки, расти на всём готовом,
и только старый конь, как я, не портит борозды.
А жизнь, как море-океан – в приливах и отливах,
нельзя заранее сказать, где прибыль, где изъян.
Что ж, обойдёмся как-нибудь без этих, без сопливых.
Я тут же выдвинул девиз: ”Опора – на крестьян!”

У нас тут лавка за углом, где овощи и фрукты,
фисташки, мясо без костей – всего большой завал,
плоды крестьянского труда, молочные продукты,
кефир такой, что я его и даром бы не брал.
Хозяин – точно из крестьян: на нём картуз и ватник,
штаны – лет десять не снимал, гармошкой сапоги.
Надежда наша, друг и брат, товарищ и соратник!
Я говорю ему: ”Привет!” и делаю круги.
Я очень скромный человек, но я такой оратор –
любой покойник в тот же миг покинет мир иной.
Я о живых не говорю. Боюсь, что даже трактор,
на что железный механизм – и тот пойдёт за мной.
Я начал речь издалека: ”И я, и друг мой Лёва
передаём большой привет трудящимся села!
Мы знаем – масло с молоком нам выдаёт корова,
а яйца джамбо или лардж нам курица снесла.
Я уважаю труд крестьян, и Лёва уважает.
Я говорю – капитализм для нас большое зло!
Смотри – овёс подорожал, земля не так рожает,
растёт бурьян, идут дожди, дороги развезло.
Возьми, товарищ, пораскинь своим умом бараньим –
ты мог бы с гордостью носить не ватник, а пальто.
Объединимся, – говорю, – и радостно восстанем,
захватим власть и будем жить, как я не знаю кто.
Нет, ты не будешь больше гнить в своей паршивой лавке,
я всем скажу – он Человек, его не обижай!
Трудись, работай, отдыхай, сдавай сельхозпоставки
и обеспечивай стране высокий урожай.
Повесим лампы Ильича, потом отменим пьянство,
и запоют во всех садах шальные соловьи.
Нам по пути, поскольку ты – беднейшее крестьянство,
а я, хотя интеллигент, но из простой семьи.
Вперёд! А если ты умрёшь, так ты умрёшь героем.
В борьбе назад дороги нет и нет готовых схем.
Мы наш, – ему я говорю, – мы новый мир построим,
кто был фактически ничем, буквально станет всем!”

А он, крестьянский человек, стоит с тоской во взоре,
молчит, как будто проглотил последний ржавый цент,
потом подумал пять минут и говорит мне: ”Сорри,
ай бэг ёр пардон, – говорит, – ай диднт андэрстэнд”.
Конечно, трудно всё понять без водки и закуски,
тут не картошкой торговать и не доить козу.
”Когда ж ты, падла, – говорю, – научишься по-русски?
Толкую битых три часа, и ни в одном глазу!..”

Я плюнул в угол и ушёл. Иду, ругаюсь матом.
Кто знал, что в этих Ю-Эс-Эй такой гнилой народ?
Теперь свяжусь не с кем-нибудь, а с пролетариатом,
наверняка рабочий класс меня не подведёт.
Они – трудяги, не едят ни крабов, ни телятин,
берут бутылку на троих – не мучайся и пей.
Я как-то к выводу пришёл, что нечего терять им,
конечно, если не считать зарплаты и цепей.
Они идейно глубоки и революционны,
и только им принадлежит несчастный шар земной,
чуть что – бросают свой станок и строятся в колонны,
вот я сейчас им брошу клич – они пойдут за мной.
Я стал под деревом, как вождь – решительность и натиск,
и закричал (а голос мой, вы знаете, не слаб):
”Эй, пролетарии всех стран, а ну, соединяйтесь!”
И кто-то мне из-за спины кричит в ответ: ”Шарап!”
Я даже как-то оробел от этого ответа,
смотрю – стоит какой-то тип, такой, что всем знаком,
ну, в-общем, как бы вам сказать – совсем другого цвета,
и больно бьёт меня в лицо железным кулаком.
Я говорю ему: ”Ах так? Нанёс ущерб здоровью?
Навек ты будешь осуждён историей самой!
И ты не смоешь, – говорю, – своею чёрной кровью
поэта праведную кровь!” – и убежал домой.

Пришёл. Жена готовит борщ, а заговорщик Лёва
сидит, как пуриц, у стола и давит мой лимон.
”Ну, как успехи? – говорю. – Наверно, всё готово?
”Аврора” жмёт на всех парах и поднят гарнизон?”
А он: ”Зачем ты говоришь об этих гарнизонах?
Пойди возьми стакан воды, приляг и выпей бром.
Я два часа ходил вокруг, искал людей в погонах, –
ни офицеров, ни солдат, хоть покати шаром.
Ну хоть бы кто-нибудь один прошёл в зелёных шматах!
Я всех поднял бы за собой, за бога душу мать!..
Но мне сдаётся,– говорит, – что в наших милых Штатах
нет никаких военных войск. Кого же поднимать?..”
Что ж, дело сделано. Теперь, слегка прощупав почву,
пора идти на смертный бой, валить гнилой режим.
”Ну, хорошо, – я говорю, – пошли захватим почту,
а там посмотрим, кто кого, и что-нибудь решим”.
У нас – ни пушек, ни штыков, ни бомб, ни динамита,
но руки чистые, никто на нас не бросит тень.
Пришли на почту – как назло, она уже закрыта!
Суббота – я, дурак, забыл! – у них короткий день!..

Ну что за дикая страна!.. Заткните уши ватой –
я всех подряд обматерил, и стало ясно мне:
нельзя построить коммунизм в одной, отдельно взятой,
хоть и гниющей двести лет, но развитой стране!
Как заявлял один поэт – пойду искать по свету,
где оскорблённому дадут для чувства уголок…
Я что вам раньше говорил? Что тут порядка нету?
Так таки да, порядка нет. И кончен монолог.


               Иностранные слова:

швыцер – букв. тот, кто потеет (евр.)
джамбо, лардж  (jumbo, large) – очень большие, большие – здесь: сорта яиц (англ.)
бакс ( bucks) – долларов (англ. слэнг)
крэйзи (crazy) – ненормальный (англ.)
”Гордон”, ”Николай” –  сорта водки в США
драги (drugs) – здесь: наркотики (англ.)
паблик эйд (Public Aid) – программа помощи бедным в США (англ.)
сорри, ай бэг ёр пардон, ай диднт андэрстэнд (sorry, I beg your pardon, I didn’t understand) – извините, прошу прощения, я не понял (англ.)   
шарап (shut up) – заткнись (англ.)
пуриц – богатый человек (евр.)
шматы – тряпки (евр.)


Новогоднее письмо моего друга Гурфинкеля Деду-Морозу

Мороз Абрамович, зачем в подробности вдаваться?
У нас с тобою Новый год, у гоим – Рождество.
И я хочу тебе сказать, что мне уже не двадцать,
и мне уже не сорок шесть, а более того.
Имеет место ревматизм – к погоде кости ломит.
О том, что завтра будет дождь, я знал ещё вчера.
Конечно, множество забот, конечно, анэмплоймент,
и, кроме мыслей, в голове – ни пуха, ни пера.
Никто меня не узнаёт – засох, как старый веник,
а был, нивроку, полон сил и цвёл, как эдельвейс.
И если кто-то говорит, что мне не нужно денег,
ты молча выслушай его и шпай им ун ин фэйс!

Живу, как видишь, хорошо – бапыштэр и бакактэр,
а жизнь уходит из-под ног без видимых причин.
Но, слава Богу, у меня покладистый характер,
что значит – если нас не бьют, то мы и не кричим.
Что денег нету – ерунда, не цурэс и не горе,
я видел голод и войну, Шулявку и Подол.
Но как услышу, что творят бандиты в Сальвадоре,
я другу Лёве говорю: ”Накапай валидол!”
Смотри – вус тицах аф дым вэлт! Им всех кадухэс мало!
Их крепко бьют – они опять! Пора извлечь урок!
Страдает бедный Гондурас, рыдает Гватемала,
а валидола у меня – последний пузырёк…

Недавно Лёва говорит: ”Повсюду жуткий кризис,
постричься стоит пять рублей, исчез весёлый смех,
а мы сидим, как дураки. Давай откроем бизнес
и будем деньги загребать. Мы что – дурнее всех?
Вон Сёма Гурвич, например – сидит, стучит набойки,
имеет сотню каждый день, играя и шутя.
Прибить подмётки к сапогам – не вкалывать на стройке!
Купил машину и гараж, имеет пропертя.
А вот ещё один пример – Арончик из Одессы.
Он был снабженец, говорят, сидел приличный срок.
И что? Приехал, посмотрел – открыл ”Деликатесы”,
пельмени, вобла, колбаса, сардельки и творог.
Чего ты в рот воды набрал? А был такой речистый!
Кто не рискует – тот не ест. Успех – не за горой!
Давно пора нам, – говорит, – идти в капиталисты,
а будешь брюки протирать – получишь геморрой”.

”Ну хорошо, – я говорю, – так буду с геморроем.
Есть, слава Богу, медикейд, могу пойти к врачу.
Но если надо, так давай чего-нибудь откроем.
Ты хочешь бизнес? Зай гэзунт, и я его хочу.
Как говорится – там, где рак, туда и конь с копытом!
Вопрос, конечно – что открыть? Но тут – большое ”но”.
Страна богата, – говорю, – тут всё давно открыто,
продукты, обувь, трикотаж – всего полным-полно”.

А Лёва смотрит на меня немножко виновато.
Ну ладно, думаю, сейчас раздастся русский мат!
А он: ”Ты знаешь, – говорит, – тут нет военкомата!
Никто из наших не допёр открыть военкомат!
А мы откроем! – говорит. – И это в нашей власти!
Нам этот бизнес, как-никак, до мелочи знаком.
Я лично буду, – говорит, – начальник третьей части,
а ты, допустим, спецкурьер, а также военком”.

Я отвечаю: ”Так и что ж, у нас богатый опыт.
Я был в запасе двадцать лет, ещё совсем не стар.
Но в каждом деле, – говорю, – во-первых, нужен профит,
а во-вторых, и вообще – с чего иметь навар?”

”Да, профит, – Лёва говорит, – конечно, довод веский.
Я, как ты знаешь, не из тех – сказал, и был таков.
Мы будем лекции читать, выписывать повестки
и получать наличный кеш от допризывников.
А кто не платит – будь здоров, побрить – и марш в солдаты!”
”Но ты, товарищ, – говорю, – учти такой момент:
сперва нам нужно понести начальные затраты –
купить бумагу, карандаш и снять жилплощадь в рент.
А у меня – хоть шар кати, с деньгами очень худо.
Есть доллар с мелочью на хлеб, но можно потерпеть.
Ты сам имеешь что-нибудь?”
                Он говорит: ”Откуда?
Ну, может, центов пятьдесят, и то – сплошная медь”.
Я говорю: ”Давай сюда, шлемазл третьей части!..”
И мы сходили в магазин, и выпили пивка.
Я произнёс хороший тост – за профит и за счастье,
за лучших дней, которых мы не видели пока.
А бедный Лёва – он у нас всегда такой горячий.
Зато имеет клигер коп, на дню – по семь идей!..

Мороз Абрамович, поверь – так хочется удачи,
чтоб солнце радовало глаз, чтоб всё, как у людей.
Но разговоры и мечты – как мёртвому припарки.
А ты, я знаю, в этот день всему ведёшь учёт,
и будешь складывать в мешок хорошие подарки,
чтоб их евреям раздавать под самый Новый год.
Так не забудь и про меня! Поставь любым по счёту,
но в свой задрипанный мешок вложи, как старый друг,
здоровья,
         счастья,
                новых сил,
                хорошую работу,
и если есть большой размер, то можно – пару брюк…


               Иностранные слова:

гоим – не евреи (евр.)
анэмплоймэнт (unemployment) – безработица (англ.)
шпай им ун ин фэйс – плюнь ему в лицо (евр. и англ.)
бапыштер, бакактер – описанный, обкаканный (евр.)
цурэс – горе (евр.)
вус тицах аф дым вэлт – что делается на свете (евр.)
кадухэс – болезни (евр.)
пропертя (искаж. properties) – собственность (англ.)
медикейд  (Medicaid) – бесплатная медицинская страховка для бедных в США (англ.)
зай гэзунт – будь здоров (евр.)
профит  (profit) – прибыль (англ.)
кеш (cash) – наличные деньги (англ.)
шлемазл – здесь: неудачник (евр.)
клигер коп – умная голова (евр.)


Песня певца за сценой,
или рассказ моего друга Гурфинкеля
о том, как его не приняли в оперный театр

Вот, слава Богу, и весна. Пальто упрячем в клазет,               
ему, нивроку, восемь лет, ещё из СССР,
ещё подкладка хоть куда, и волос не вылазит,
когда я в нём иду гулять, все говорят мне ”сэр”.

А ”сэр”, простите, без штанов, что значит – без работы.
Работа – это, как-никак, сказать по существу –
зарплата – раз, иншуренс – два, и всяческие льготы,               
ну, скажем, кофе на дурняк и бонус к Рождеству.               

Я вообще-то инженер. Конструктор – что-то вроде.
Закончил техникум, служил в строительных войсках,
потом работал много лет в Сумах на машзаводе,
я тару, трубы и металл держал в своих руках.

Приехал – здрасьте, стажа нет, диплом – пиши пропало.
Какой тут к чёрту машзавод, и трубы, и металл?..
Но я не брезговал ничем, работал, где попало,
прямоугольное тащил, а круглое – катал.

И вот опять – большой привет, свободен, дядя Ваня!
Кому сказать, куда идти? Я был уже везде.
Здесь потому работы нет, что всё везут с Тайваня,
а как – не знаю, не слыхал, должно быть – по воде.

Хожу, конечно, сам не свой, и по ночам не спится.
Я взялся пиццу развозить, и был не рад, что влез.
Возможно, это организм, а может быть, и пицца –
один кусочек откушу и сразу диатез.

Ну, что ж, случается и так, что жизнь даёт промашку.
Идти на вэлфер? Ни за что. Мне это не к лицу.               
Меня устроили друзья в еврейскую шарашку,
я там чинил водопровод и выпекал мацу.

Но через пару дней меня хозяин огорошил,
такой невзрачный мужичок, в ермолке и косой.
”Иди отсюда, – говорит, – поскольку ты не кошер,         
поскольку пахнет от тебя свиною колбасой”.               
               
О чём я буду говорить с таким вельможным паном?
Жена дала мне бутерброд, я взял его и съел.
”А что мне кушать, – говорю, – орехи с марципаном?”
Сказать – сказал, но всё равно – остался не у дел.

Такая жизнь – пиши роман! Но разве я писатель?
Вчера на кладбище ходил. Я лично из газет
узнал, что им необходим простой гробокопатель.
Пришёл – не взяли, говорят – экспириенса нет.               

Да я бы всех их закопал, мне только дай лопату,
и в знак большой моей любви ногами притоптал!
В Союзе я б уже давно устроился по блату,
но нет мне места на земле, где правит капитал.

Был обещаний целый воз, но их не отоваришь,
и анэмплоймент не дают, и дни уходят зря.               
А друг мой Лёва говорит: ”Не унывай, товарищ!
Ещё взойдёт для нас с тобой прекрасная заря!

Ты в этом мире, – говорит, – как пешка, безоружен.
Вот ты эплаешь фор эй джаб, идёшь на интервью.         
Совсем неважно, кто ты есть, а важно – кто им нужен.
А что ты пишешь в резюме – механик, мать твою?         
               
Никто не спрашивает здесь ни паспортов, ни метрик,
начальство смотрит в резюме. Берёшь бумаги лист,
электрик нужен – хорошо, пиши, что ты электрик,
а если нужен программист – пиши, что программист.

Тут есть Барышников такой, живёт в Нью-Йорке где-то.
Он даст нам сто очков вперёд – бери с него пример:
он напечатал в резюме, что он – артист балета,
теперь танцует каждый день, уже миллионер.

Но ты не слушаешь меня! Я что – взываю к стенам?
Открой газету, не сиди, как полный идиот!
Вот видишь – оперный театр. Им срочно нужен тенор!
Пойди попробуй, от тебя кусок не отпадёт!”

”Ты что? – я Лёве говорю. – Совсем с катушек съехал?
О чём я думаю сейчас – я думаю о том,
что ты бы сам, – я говорю, – хотя бы ради смеха,
мог тоже в опере попеть, а я приду потом”.

”А как же! – Лёва говорит. – Пойти сказать кому бы!
Имею голос – будь здоров, но есть большое ”но”:
как широко открою рот, так выпадают зубы.
Уже пора менять протез, а то совсем смешно.

Ходил к дантисту десять раз, ты помнишь – прошлым летом?
А что он сделал? Посмотри – не зубы, а позор!
А то бы, знаешь, мы с тобой могли бы петь дуэтом,
ты был бы – как её? – Кармен, а я – Тореадор”.

А что? Я в оперу ходил, и в цирк, и в планетарий,
когда-то даже в хоре пел по молодости лет,
и понимаю, что к чему по части разных арий –
мажор, минор, бемоль, диез, а также – флажолет!

Питаю массу нежных чувств и к Листу, и к Шопену,
пою, как птица за окном, вздымая вольно грудь.
Но так, за здорово живёшь, вдруг выскочить на сцену
и петь за деньги? Никогда. Прости и позабудь.

Конечно, петь – не колотить кувалдой по железу,
и машзавод – не Опера, допустим, де Пари.
”Как хочешь, – Лёва говорит, – но я с тебя не слезу,
садись, печатай резюме и меньше говори.

Пиши свой нэйм, и адресок, и номер телефона.               
Профэшн – тенор. Ти, и, эн, и дальше о и ар.               
И выше голову, артист! Не бойся – всё законно.
Ты видом вроде ничего, а главное – не стар.

Теперь – экспириенс. Пиши: шестнадцать лет на сцене,      
Большой театр, СССР, Москва, солист – гуд лак!               
Ещё добавь: проездом – Рим, три дня – гастроли в Вене,
Ладисполь можешь не писать, достаточно и так.               

Как говорится – будь здоров, как древний гладиатор.
На завтрак – два сырых яйца, спиртного – ни на дух,
погладь штаны, одень пиджак и – в оперный театр!
Талант – и в Африке талант, неважно – был бы слух”.

Ну, этот Лёва! Поглядеть – типичный пролетарий,
простой еврей, но что в нём есть – так это голова…
Я на досуге посидел, припомнил пару арий,
хотел вполголоса пропеть, но позабыл слова.

Жена спросила: ”Что с тобой?”, – но я не подал вида,
поскольку в оперных делах она ни бэ, ни мэ.
Заснул. Сперва мне снился марш из оперы ”Аида”,
потом пошёл последний акт из оперы ”Лакме”…

Наутро встал. Жена ушла. Я сделал гоголь-моголь,
клянусь, что кроме маус-вош я ничего не пил.               
В своём ратиновом пальто я выглядел, как щёголь,
в сабвее кто-то сгоряча мне место уступил.               

А вот и оперный театр. Мне чей-то голос слышен,
оркестр играет вдалеке. Вхожу, как в тёмный лес.
”Ай рэд йор эд, – я говорю, – эбаут эй позишен”.               
”Ар ю эй тенор?” – говорят. Я отвечаю: ”Ес”.               

Меня встречает главный босс, идёт, пыхтит, как чайник,
и ”вэри найс”, и ”хавар ю”, ко мне – со всей душой.         
Я вынимаю резюме – читай, читай, начальник!
”О, ю ар Рашэн! – говорит, и тут же: – О, Болшой!            

Энд Ром, энд Вьена! Хау кам, айв нэвэр хёрд эбаут?”      
”Эбаут вот?” – я говорю. ”Ай мин, эбаут ю”.               
Он, видно, думал, что у нас там лаптем щи хлебают,       
но я молчу, а то ещё прогонит с интервью.

Молчанье, должен вам сказать, есть тоже вид обмана,
но правды. знаете ли, нет нигде – ни тут, ни там.
”Ай хоп, ю кэн, – он говорит, – ту синг ин итальяно?”      
”Ин итальяно? – говорю. – А как же, эни тайм”.               

Я итальянский изучал, как все, на Круглом рынке,
поскольку там без языка я был бы глух и слеп.
Я, что ли, зря туда ходил и обивал ботинки?
Аранча – это апельсин, а панэ – это хлеб.

Но что поделать, если жизнь колотит, как дубина?
Стал забывать уже слова –  вперед, давай, давай!..
Я так небрежно говорю: ”Рэгало пэр бамбино!               
Тре кило милле! – говорю. – Синьора, довэ вай?”               

Босс говорит мне:
          ”Нэвэр майнд. Донт базэр. Зэтс импрэссив.             
Бат куд ю синг, май диар фрэнд, фор ми эй литл бит?”   
Не мог бы, то есть, я ему исполнить пару песен,               
чтоб он послушал и сказал, как голос мой звучит.

Вот так, за здорово живёшь? Держи карман пошире.
Такого я не ожидал – чтоб петь на интервью.
Я думал – примут, осмотрюсь недельки три-четыре,
увижу лично, что и как, а там – и запою.

Я посидел минуты две, слова припоминая
из разных песен, что я пел за свой короткий век,
и громко начал: ”Широка страна моя родная…”,
потом потише – ”…много в ней лесов, полей и рек…”

Пою и вижу – в кабинет валит людей орава,
стоят и слушают меня, как в рот воды набрав.
Я спел ещё один куплет и слышу крики ”Браво!”,
а босс встаёт из-за стола и говорит: ”Инаф”.               
 
Я возражаю: ”Вай инаф?”, ещё, мол, два куплета,          
я, понимаешь ли, певец, не просто говорун.
Босс отвечает мне: ”Гудбай!”, твоя, мол, песня спета,
иди домой и жди звонка, айл кол ю вэри сун.               

Гудбай! Я мог бы петь ещё, без дрожи и без фальши,
как пел на вечере в Сумах к седьмому ноябрю.
По-русски я б его послал куда-нибудь подальше,
а по-английски – ”Ай эм глэд ту мит ю!” – говорю.      

Пришёл домой, раздел пальто, а Лёва – у порога.
Я тут же дал ему отчёт за несколько минут.
Он заявляет: ”Теноров сейчас не так уж много,
сиди и жди. Куда-куда, а в оперу – возьмут”.

Налил по рюмке. Жизнь идёт, уже редеет волос,
чем дальше в лес – тем больше дров, надейся на авось…
”Ну, выпьём, – Лёва говорит, – чтоб не ломался голос!
Чтоб сладко елось и пилось, хотелось и моглось!”

Мы посидели хорошо, дай Бог и вам того же.
Я был уже, как говорят, у счастья на краю,
и представлялся мне театр, и друг мой Лёва в ложе,
а я на сцену выхожу и арию пою.

На мне, конечно, белый фрак, я весь, как на картинке,
беру свободно си-бемоль, взволнован и горяч.
Закончил петь – весь зал встаёт, и все кричат: ”Гурфинкель!”,
а я так скромненько в ответ – мол, сенк ю вэри мач…               

Я две недели ждал звонка. Варил, стирал и чистил.
Жена сказала – молодец, к лицу домашний труд.
И вот вчера, часу в шестом, звонит какой-то мистер
и сообщает, что меня в театр не берут!

Я говорю: ”Не может быть! Кого же вы берёте?”
Мы вэри сорри, говорят, но это всё – трепня.               
К ним приходил на интервью какой-то Паваротти,
и, в общем, тенором берут его, а не меня.

Вот вам, пожалуйста, опять – звериные порядки.
У них, конечно, голова не пухнет от забот.
Берут людей со стороны, естественно, за взятки,
пришёл, увидел, уплатил – и он уже поёт!

Он тоже тенор, как и я, но младше года на три
и, говорят, в Милане пел. Шлемазл и нахал!               
Он точно так в Милане пел, как я – в Большом театре.
У нас в Сумах о нём никто и слыхом не слыхал.

Талант – и в Африке талант? Пустые разговоры.
Чтоб я им снова что-то пел? Пусть даже не зовут.
Мне остаётся лишь одно – податься в режиссёры,
перепечатать резюме и ехать в Голливуд…


          Иностранные слова:

клазет  (closet) – кладовка (англ.)
иншуренс  (insurance) – страховка (англ.)
бонус  (bonus) – премия (англ.)
вэлфер  (welfare) – система помощи бедным в США (англ.)
кошер – здесь: соответствующий предписаниям иудаизма (евр.)
экспириенс  (experience) – опыт (англ.)
анэмплоймент  (unemployment) – здесь: пособие по безработице (англ.)
эплаешь фор эй джаб  (искаж. to apply for a job) – обращаться за работой (англ.)
интервью  (interview) – беседа при приёме на работу (англ.)
резюме  (resume) – описание трудовой деятельности (англ.)
нэйм  (name) – имя (англ.)
профэшн  (profession) – профессия (англ.)
гуд лак  (good luck) – удачи (англ.)
Ладисполь – Ladispoli – город в Италии возле Рима, перевалочный пункт для эмигрантов из СССР (итал.)               
маус-вош  (mouth-wash) – полоскание для рта (англ.)
сабвей  (subway) – метро (англ.)
Ай рэд йор эд эбаут эй позишен  (I read your ad about a position) – я читал ваше объявление о вакансии (англ.)
Ар ю эй тенор?  (Are you a tenor?) – Вы тенор? (англ.)
ес  (yes) – да (англ.)
вэри найс  (very nice) – очень приятно (англ.)
хавар ю  (искаж. how are you) – как поживаете (англ.)
ю ар Рашэн  (you are Russian) – вы русский (англ.)
Энд Ром, энд Вьена! Хау кам, ай нэвэр хёрд эбаут?  (And Rome, and Vienna! How come I never heard about?) – И Рим, и Вена! Как это я никогда не слыхал? (англ.)
Эбаут вот?  (About what?) – О чём? (англ.)
Ай мин, эбаут ю  (I mean about you) – Я имею в виду – о вас (англ.)
Ай хоп, ю кэн ту синг ин итальяно?  (искаж. I hope you can sing in Italian) – Я надеюсь, что вы можете петь по-итальянски (англ.)
эни тайм  (any time) – когда угодно (англ.)
Круглый рынок  (Mercato Circolo) – рынок в Риме (итал.)
рэгало пэр бамбино  (regalo per bambino) – подарок для ребёнка (итал.)
тре кило милле  (tre kilo mille) – три килограмма за 1000 лир (итал.)
Синьора, довэ вай?  (Signora, dove vai?) – Синьора, куда идёшь? (итал.)
нэвэр майнд  (never mind) – не обращай внимания (англ.)
донт базэр  (don’t bother) – не утруждай себя (англ.)
Бат куд ю синг, май диар фрэнд, фор ми эй литл бит?  (But could you sing, my dear friend, for me a little bit?) – Но можешь ли ты спеть, мой друг, немного для меня? (англ.)
инаф  (enough) – достаточно (англ.)
Вай инаф?  (Why enough?) – Почему достаточно? (англ.)
айл кол ю вэри сун  (I’ll call you very soon) – я позвоню вам вскорости (англ.)
ай эм глэд ту мит ю  (I am glad to meet you) – рад с вами познакомиться (англ.)
сенк ю вэри мач  (thank you very much) – очень вам благодарен, большое спасибо (англ.)
вэри сорри  (very sorry) – очень сожалею (англ.)


ТЕМА  С  ВАРИАЦИЯМИ

            ТЕМА:       ”…Известны нам имена офицеров-евреев,
                кавалеров ордена Почётного Легиона,
                который им был вручён лично Наполеоном.
                Это: лейтенант-кавалерист Луи Мей и слу-
                живший в морской авиации капитан Лазар –
                Мейер Маркс”.
                Марк Штейнберг
                ”Евреи в армиях Европы и Азии”,
                журнал ”Вестник” №16 (66)

Вариация 1-я:

Баллада
о наполеоновском соколе Лазар-Мейере Марксе,
капитане морской авиации

Ах, воевать и мы умеем
на море, в поле и в песках!..
          Служил пилотом Лазар-Мейер
          в наполеоновских войсках. 

          Был худощав и невысок он,
          но превозмочь мечту не мог –
          хотел летать, как вольный сокол,
          простой французский паренёк.

          Читал технические книжки,
          упрям, задумчив и неглуп.
          Примером был ему Покрышкин,
          а также Ваня Кожедуб.

Однажды он (хоть мал, но боек,
а пальцы – в пятнах от чернил)
нашёл на свалке старый ”Боинг”,
принёс домой и починил.

И вот наш юный Мейер-Лазар
поднялся в небо, наконец!
”Лети, сынок, лети, шлемазл!” –
его напутствовал отец.

Миг зажигания и старта,
расправил крылья – и пари!
Пари над крышами Монмартра,
над Нотр-Дамом-де-Пари!

Возьми сухарь, возьми кулёчек,
всё остальное – лишний груз…
           Так появился первый лётчик –
           герой, боец, еврей, француз.

           Гудит мотор, стучат запчасти,
           болтов и гаек – миллион…
А между тем в Париже к власти
уже пришёл Наполеон,

уже, врагов своих упрятав,
он на войну полки ведёт.
Заметим, впрочем: император
был далеко не идиот,

и мысль одна, неотвратима,
его терзала день-деньской,
что он не стоит и сантима
без авиации морской.

Но с донесением листочек
ему приносят как-то раз,
что есть в Париже некий лётчик,
как говорится – высший класс.

Кровь императора взыграла:
”Пускай летает! Сесибон!
Присвоить звание капрала
и – в бой!” – сказал Наполеон.

Конец Корнелям и Расинам!
Повестка в горвоенкомат,
заправил ”Боинг” керосином
и – на войну, в кромешный ад!..

Тут славный лётчик Лазар-Мейер
всем доказал, что он не трус.
Хотя и числился евреем –
был уважаем, как француз.

Взнуздав свой ”Боинг”, как кобылу,
он мчался к чёрту на рога
и поражал живую силу,
а также технику врага.

Являя храбрость и отвагу,
не ждал ни званий, ни наград.
Бомбил Берлин, Варшаву, Прагу
и Кенигсберг (Калининград).

В пылу военного азарта
хлебал, бывало, и беду.
Он был любимцем Бонапарта
и лучшим другом Помпиду.

Летал легко и неустанно,
за что ему Наполеон
присвоил званье капитана
и дал ”Почётный Легион”,

Всё хорошо. Но в жизни этой
ничто нам даром не дано:
           был Мейер-Лазар сбит ракетой
           в сраженьи под Бородино.

           Земля ему да будет пухом!
           Погиб заслуженный пилот.
           Простой крестьянин Пьер Безухов
           попал ракетой в самолёт.

           Семь раз, как водится, отмерил,
           нажал на кнопку – и капут!
           Сгорел наш лётчик Лазар-Мейер,
           как спичка, в несколько минут.

           В предсмертный миг, над миром рея,
           что видел он – Москву? Париж?
           старушку-мать? отца-еврея?
           филе-миньон? гефилте фиш?

           Кто знает?.. Кто замолвит слово?…
           Пройдут суровые года,
           жена найдёт себе другого,
           а мать сыночка – никогда.

И мы, друг другу ямы роя,               
устав от суеты мирской,
вдруг вспомним славного героя
из авиации морской.

Прощай, пилот, семьи кормилец!
Ты, к счастью, даже не мечтал
о том, что твой однофамилец
напишет книгу ”Капитал”…


Вариация 2-я:


Характеристика

на капитана Лазар-Мейера Маркса   

Месье Лазар-Мейер Маркс, беспартийный, еврей, рожд. 1778 г., воинское звание – капитан. Служит в морской авиации с 1803 г. Политически     грамотен, морально устойчив. Обрезан. Женат, двое детей от прежнего мужа проживают с бабушкой Ефросиньей под Саратовом.

За время службы под моим командованием месье Л.-М. Маркс совершил 112 боевых вылетов на морском самолёте Боинг-1685 с крыльями. Поражал живую силу и технику противника, наглядно продемонстрировав преимущества морской авиации перед лошадьми, волами, козами и другой тягловой силой.

В сражении под населённым пунктом Бородино был сбит ракетой дальнего действия ”огород-воздух”, героически катапультировался и приземлился в расположении французских войск под часами с кукушкой. За голову Л.-М. Маркса русский фельдмаршал Кутузов давал торт ”Киевский”, три бутылки водки ”Столичная” и хромовые сапоги со своего плеча.

Дрался на дуэли с лейтенантом танковых войск Ш. де-Бошем, не выдержав оскорблений типа ”французская морда” и ”все ваши – в Ташкенте”, в результате чего лейтенант де-Бош взял свои слова обратно и скончался от ран.

Награждён орденом Почётного Легиона с вручением денежной премии в размере месячного оклада маршала Мюрата с вычетами.

В битве под Аустерлицем не участвовал по поводу воспаления среднего уха.

Настоящая выдана для предъявления в ОВИР г. Парижа для выезда в Мадагаскар на постоянное жительство двоюродного брата Соломона.

Вив ля Франс!
               
               Наполеон Первый Бонапарт,
                император

                Подпись тов. Наполеона удостоверяю.
                Гл. врач районной псих. больницы
                г. Сумы Хартковской области      
                А.Калашникова               


ГАРНИТУР

(К двухсотлетию со дня смерти
Людовика XVI, короля Франции)


                ПРОДАЁТСЯ
                Продаю: спальный гарнитур Людовика XVI
                белого цвета с инкрустацией (новый, в упа-
                ковке); новую мягкую мебель, югославскую;
                чайно-кофейный сервиз (королевский кобальт).
                Тел. 213/654-6860 после 7 рм.
                ”ПАНОРАМА”  № 564

Большая радость
для историка!
Счастливый вытащен билет:
нашёлся гарнитур Людовика!
Искали ровно двести лет.
Начнутся аханьки
да оханьки –
когда, куда
и прочий вздор.
А гарнитур –
совсем новёхонький,
не распакован
до сих пор.
Он есть,
и нечего смеяться там!
Сиди, молчи
и не шалей.
Так вот:
Людовик был шестнадцатым
в ряду французских королей.
Жил, негодяй,
под кличкой этою,
а у него была жена,
Марией и Антуанеттою
звалась по паспорту она.
Два сапога,
эксплуататоры –
красавица и прохиндей.
Они в Бастилию
упрятали
свободомыслящих людей.
Париж,
Марсель,
обеды с танцами –
так забавлялись
короли
и драли шкуру
с бедной Франции
(с народа, то-есть),
как могли.
Дворец версальский
снизу доверху
товаром всяческим набит,
как склад,
а тут ещё
Людовику
Антуанетта говорит:
”Мой гардероб,
увы, не полнится,
тоска и серость,
мон амур.
Заместо шляться
по любовницам –
достал бы
спальный гарнитур.”
Вы в королевской шкуре
не были!
Людовик тихо,
в тот же час,
на комбинат изящной мебели
даёт ответственный заказ.
И вот уже строгают
плотники,
ни дней не зная,
ни ночей.
Хоть и шестнадцатый,
а всё-таки –
король,
туды его в качель!..
Приятно, знаете, для глаз оно –
что может вытворить
народ!
Но
(не про нас будь с вами сказано)
случился
вдруг
переворот.
Народ нахрапом взял
Бастилию
и
у Европы на виду
всю королевскую фамилию
предал
неправому
суду.
Об этом помните
со школы вы –
как грубо,
с помощью ножа,
им всем,
беднягам,
сняли головы,
под гильотину
положа.
Антуанетту и Людовика
смели с дороги,
как химер,
три партизана-алкоголика –
Дантон,
Марат
и Робеспьер.
Но реки слёз
ещё прольются им!
Их тоже
ждёт
неправый суд.
Мы с вами знаем:
революции
к хорошей жизни
не ведут.
И вся прошедшая
история –
для дураков,
пардон,
и дур.

Но что же
всё это
о вздоре я?
А как же
спальный гарнитур?
Когда последние Людовики
лишались
собственных
голов,
их гарнитур,
как зюзя,
новенький,
уже к отправке
был готов.
Комод,
кровать,
амуры,
грации,
резные ножки,
вензеля…
Стоял бы он,
как символ нации,
в опочивальне
короля.
Но долго
не было
заказчика,
и год прошёл,
и три,
и пять.
Что ж гарнитур?
В четыре ящика
его пришлось
упаковать,
и –
такова судьба коварная! –
тут был
его
потерян
след.
На станции Париж-товарная
он пролежал
две сотни лет.
Кровати,
пуфики
и столики,
всё – в лучшем виде,
без халтур.
Ломали головы
историки:
куда девался
гарнитур?
Обидно, знаете,
до ужаса,
ведь гарнитур же,
не торшер.
А он вдруг взял
и обнаружился!
И где б вы думали,
мон шер?
В Мадриде?
Нет.
А может, в Жмеринке?
Китай?
Голландия?
Непал?
Смешно сказать –
у нас,
в Америке!
А как же он
сюда
попал?
На ваших лицах
удивление –
мол, автор
мелет
чепуху.
Но вот –
в газете
объявление
(смотри эпиграф наверху).
Что ж,
факт есть факт,
куда ни прячь его!..

Шапиро некто,
Цилин муж,
в Париже
груши околачивал
проездом
через Мулен-Руж.
Увы,
ни к Бабелю,
ни к Бебелю
он чувств особых
не питал.
Он торговал
немножко
мебелью,
что значит –
делал капитал.
Он был в Париже
на вакации,
приобретая всё подряд –
ампир,
барокко,
инкрустации
и прочий антиквариат.
Здоров, как бык,
готов для подвига,
впитавший соки
двух культур,
он был начитан
про Людовика
и про злосчастный
гарнитур.
Мечта
(добавим – лучезарная)
жила в нём,
душу веселя:
на станции Париж-товарная
спросить про мебель короля.
И вот он,
будучи во Франции –
в Париже,
значит –
на метро
добравшись до товарной станции,
нашёл
пропавшее
добро!
Стояла мебель,
упакована
добротно,
прочно,
на века.
Покрылась пылью
от веков она
и паутиною
слегка.
Шапиро некто –
нраву резвого,
в делах
решителен
и скор.
Он вызвал
грузчика нетрезвого
на задушевный разговор.
Спросил спокойно,
ненавязчиво,
поскольку грубость – не в чести,
вот эти, мол,
четыре ящика,
нельзя ли их
приобрести?
Ответил грузчик:
”Вот диковинка!
Нашёлся тоже мне,
герой!
Всё это –
собственность Людовика
(Луи, по-нашему,
ле рой),
хоть и давным-давно
убитого,
но продавать её –
ни-ни!
Весьма возможно,
у Луи того
остался кто-то из родни.”
Шапиро с треском
доску выломал
и громко крикнул:
”О-ля-ля!
Ты не смотри,
что я Шапиро, мол,
я – дальний родич короля!
С правами,
стало быть,
законными,
на этот счёт
сомнений нет.
По маме я
в родстве с Бурбонами,
а по отцу –
Плантагенет.
Да тут и спорить даже
нечего!
Грузи мне мебель,
паразит!”
На это грузчик
беззастенчиво:
”Давай бутылку! –
говорит. –
Колбаски,
сыру камамберского
(сыр –
он по-нашему
фромаж).
Хоть ты и званья
королевского,
а всё же грузчика уважь.
Твой гарнитур,
небось,
не в сырости,
от спешки –
Боже упаси!
Я опосля для Вашей милости
всё отгружу,
и гран мерси.”
Короче –
выпили,
куражились,
на закусь
ели конфитюр…

Так в город
с именем Лос-Анжелес
попал старинный гарнитур.
Уже он продан
и по-щедрому
оплачен,
может быть – в кредит,
и говорят,
подходит
к бедруму,
в котором он
теперь стоит.
Струится свет,
бассейн у домика,
цветы,
подстриженный газон…
В кровати
подлого Людовика –
милейший
Зяма Гольдензон,
а рядом с ним –
Антуанеттою –
его гёрлфрэнд
или жена…

Так и живём.
Но я не сетую.
Нам жизнь
для мебели
дана.
Мы все –
и нытики,
и стоики –
не сразу,
но наверняка
уйдём из жизни,
как Людовики,
а гарнитуры –
на века!
Пока я тут
слагаю небыли
об убиенном короле –
ещё полна
приличной мебели
квартира Ленина
в Кремле…


ЕВРЕЙСКИЕ НАРОДНЫЕ СКАЗКИ

Рождественская сказка

”Ты не плачь, моя Маруся,
я к обеду обернуся!” –
так сказал еврей Гуревич молодой своей жене,
подмигнул ей левым глазом,
взял мешок с противогазом
и умчался во-свояси на разнузданном коне.

Дело было под Ростовом,
в молодом лесу сосновом.
Соловей-Разбойник свищет, дуют шалые ветра,
солнце льётся, как из чаши,
слева – немцы, справа – наши,
посерёдке – Змей-Горыныч, крепко выпимши с утра.

Вот еврей Гуревич скачет,
под полой бумагу прячет,
а в бумаге – заявленье. Что придумал, сукин сын!
”В кассу помощи взаимной.
Для покупки шапки зимней
дайте бедному еврею восемь гривен и алтын.”

Между тем его Маруся
вялит рыбу, жарит гуся
и коптит свиные ножки вроде как для холодца.
Вдруг являемся Жар-Птица:
”Разрешите обратиться?”,
тут же, впрочем, обращаясь в удалого молодца.

Ладный молодец, курносый,
сам собой русоволосый,
и из глаз его струится лучезарный синий свет.
”Я, – кричит, – Иван-Царевич!
Что тебе еврей Гуревич?
У него, у бедолаги, даже зимней шапки нет!..”

”Что ли я – антисемитка?
Вот порог, а вот калитка! –
говорит ему Маруся, подбоченясь у ворот. –
Ты кончай свой шахер-махер
и вали отсюда на хер,
а не то придёт Гуревич – буйну голову сорвёт!”

Эх, расстроился Ванюша,
стал румяный, словно груша,
обратился в инвалида, взял костыль – и был таков.
(Раз уж слово о Марусе –
это, братцы, в нашем вкусе
гнать из дома злую нечисть при посредстве матюков).

А Гуревич – он галопом
по лесным несётся тропам
в кассу помощи взаимной, что стоит на бугорке.
Прискакал Гуревич в кассу,
снял мешок, напился квасу
и пошёл искать начальство с заявлением в руке.

В кассе помощи взаимной –
мужичишко лихоимный,
звать его Кощей Бессмертный, безобразное лицо.
У него козёл с рогами
караулит сейф с деньгами,
а от сейфа ключ заветный спрятан в левое яйцо.

Говорит Кощей устало:
”Всё-то вам, евреям, мало,
то вам шапку, то дублёнку, то железный купорос.
Ты, Гуревич, больно лаком!
А не хочешь дулю с маком?
Погляди – за прошлый месяц не уплочен членский взнос!”

Ну и хрен с ним, с членским взносом!..
Так еврей остался с носом,
плюнул, выдрал клок изрядный из козлиной бороды
и направился в аптеку,
где простому человеку
завсегда подаст хозяйка двести грамм живой воды…

Долго, коротко ли – словом,
дело было под Ростовом,
где зимой мороз лютует и шумит степной ковыль.
Нету жизни, нету шапки,
собирай, Маруся, тряпки,
едем к чёрту на кулички – в Государство Израиль!

”Ты не плачь, моя Маруся,
поезжай со мной, не труся!” –
так сказал еврей Гуревич молодой своей жене.
Вот и вызов есть от тёти!
На ковре на самолёте
плюнул, дунул, очутился в чужедальней стороне.

Ой, края обетованны!
Все – Абрамы, не Иваны,
те же молодцы и бабы, расскажи кому поди!
Есть арабы и арабки,
но не надо зимней шапки,
нет Бессмертного Кощея, а козлов – хоть пруд пруди.

И не горе, не кручину –
видишь милую картину:
Чудо-Юдо ест свинину, брага льётся из ведра,
автоматы, патронташи,
слева – немцы, справа – наши,
посерёдке – Змей-Рувимыч, крепко выпимши с утра…


Курочка рэбэ

Была у рэбэ курочка,
ой, курочка была,
нивроку, как снегурочка –
кругом белым-бела!
Как песня, задушевная,
росла врагам назло,
нежирная, кошерная,
примерно два кило.
Свежа, подобно персику,
хоть ножки отрубай!
Метель ей пела песенку:
спи, курочка, бай-бай!..
Притом, совсем не дурочка,
без лишних мелодрам
носила яйца курочка
для рэбэ по утрам.
А тот, как под копирочку,
с утра, когда вставал,
в яичке делал дырочку
и тут же выпивал.
Но вдруг случилась паника:
кошерный, как маца,
наш рэбэ утром раненько
не смог разбить яйца!..
Уменья много всякого,
и силой не иссяк,
и так его, и сяк его,
об стол и об косяк!
С яйцом никак не справятся
ни тесть – на что уж дюж,
ни рэбэцн-красавица,
ни дети – восемь душ,
то молотком, то гвоздиком
колотят мал-мала!
Позвали мышку с хвостиком –
и та не помогла.
А тёща рэбэ – Сурочка –
сказала мышке: "Цыц!
Зачем нам носит курочка
небьющихся яиц?
Мы что – играем в жмурочки?
Большой тебе поклон!
Сварю-ка я с той курочки
жаркое и бульон".
Ой, курочка, ой, белая,
твой век – не сладкий торт,
ой, что же ты наделала –
себе гэбрахт дым тойт!..
И ах это, и ох это,
и в доме кутерьма,
потом позвали шохета,
и курочки нэма!
Ой, где же ты, волшебная?
Как ветром унесло.
Нежирная, кошерная,
примерно два кило...
Пошла на мясо курочка –
всё то, что дал ей Бог:
и крылышки, и шкурочка,
и шейка, и пупок.
Вот так и разбиваются
невинные сердца,
и слёзы проливаются,
а всё – из-за яйца.
Короче, съели курочку –
таков её удел.
А рэбэ дали пулочку,
чтоб он не похудел...
Но где же, – будет спрошено, –
несчастное яйцо?
Лежит оно, заброшено
куда-то под крыльцо,
забыто, не расколото...
Уже прошли года,
а что оно из золота –
никто не догада...


Сказка про редьку

Посеяли редьку Исаак и Абрам,
чтоб кушать на завтрак её по утрам,
поскольку профессор Иван Костромин
заметил, что редька – сплошной витамин,
с подсолнечным маслом её натереть,
понюхать – и можно потом умереть!

Выросла редька. Абрам и Исаак
вытащить редьку не могут никак.
Оба, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле – ни вперёд, ни назад!
Перед глазами – цветные круги…
”Эй, Моня! – кричат. – Приходи, помоги!”

Моня Фильштейн – ого-го голова!
Моне что редька, что лес, что дрова –
всё, лишь о чём вы подумать могли,
Моня достанет хоть из-под земли!
Тоже до редьки по-своему лаком,
Моня тотчас – за Абрама с Исааком,
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле – ни вперёд, ни назад!
Перед глазами – цветные круги…
”Эй, Маня! – кричат. – Приходи, помоги!”

Маня Гуревич приятна собой,
Маня за Моней – как дым за трубой!
Строятся, будто за редькой в погоню,
ну-ка, товарищи! Маня за Моню,
Моня опять – за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле – ни вперёд, ни назад!
Перед глазами – цветные круги…
”Эй, Фаня! – кричат. – Приходи, помоги!”

Фаня Лапидус добра и полна,
в сельском хозяйстве не смыслит она,
но редьку попробовать Фаня непрочь,
надо помочь – значит, надо помочь!
Строятся, будто за редькой в погоню –
Фаня за Маню, Маня за Моню,
Моня опять – за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле – ни вперёд, ни назад!
Перед глазами – цветные круги…
”Эй, Феня! – кричат. – Приходи, помоги!”

Феня Рахимова – интеллигент,
врач-терапевт, у неё пациент.
Прочь пациента, а ну его в баню!
Ну-ка, товарищи! Феня за Фаню,
Фаня за Маню, Маня за Моню,
строятся, будто за редькой в погоню,
Моня опять – за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле – ни вперёд, ни назад!
Перед глазами – цветные круги…
”Эй, Сеня! – кричат. – Приходи, помоги!”

У Сени Шапиро – живот впереди,
но пальца, пардон, ему в рот не клади!
И я его даже намёком не раню!
Сеня за Феню, Феня за Фаню,
Фаня за Маню, Маня за Моню,
строятся, будто за редькой в погоню,
Моня опять – за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле – ни вперёд, ни назад!
Перед глазами – цветные круги…
”Эй, Соня! – кричат. – Приходи, помоги!”

В Соне Балясной – сто пять килограмм,
значит – её не сложить пополам.
Скажем спасибо такому везенью!
Ну-ка, товарищи! Соня за Сеню
(и я его даже намёком не раню!),
Сеня за Феню, Феня за Фаню,
Фаня за Маню, Маня за Моню,
строятся, будто за редькой в погоню,
Моня опять – за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле – ни вперёд, ни назад!
Перед глазами – цветные круги…
”Эй, Федька! – кричат. – Приходи, помоги!”

Федька Егоров – а гой, а бандит,
странно, что Федька в тюрьме не сидит.
Помощь товарищей – Федьке на кой?
Федька за редьку берётся рукой.
Скажем спасибо такому везенью!
Соня за Сеню, Сеня за Феню,
Феня за Фаню, Фаня за Маню,
Маня за Моню, а ну его в баню,
Моня опять – за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
вмиг опускают четыре руки,
оба с надеждою смотрят на Федьку,
Федька напрягся – и вытащил редьку!..

Радости было – на весь огород!
”Славная редька!” – ликует народ.
Я эту редьку попробовал сам,
помнится – масло текло по усам.
Это мне накрепко в душу запало –
текло по усам, только в рот не попало…


Терем-теремок

Стоит теремок, не закрыт на замок,
над жёлтой трубой серебрится дымок.
Стоит теремок – совершенно пустой,
и просит, и манит к себе на постой.
Деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют.

Однажды пришёл к теремку человек
по имени Хаим и стал на ночлег.
Его, всем врагам и невзгодам назло,
еврейское счастье сюда привело.
Тут печка, и стол, и диван, и кровать,
и всё остальное, чтоб жить-поживать.
Всё это оставить? Какого рожна?..
Еврею такая жилплощадь нужна!
Он не был ни Буш, ни Барак, ни Ширак,
но рюмочку выпить – совсем не дурак!
И надо добавить – он не забывал
воскликнуть ”Лехаим!”, когда выпивал.

И вот, от людской суеты вдалеке,
наш Хаим, как зюзя, живёт в теремке.
Живёт и не тужит, вокруг – ни души.
Попробуй его этой сказки лиши!
Одно лишь несчастье – что он одинок…

Но как-то, в один непогожий денёк
незваная гостья стоит у ворот.
”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, всю жизнь выпивал.
А ты кто такая и кто тебя звал?”
”Я – Бруха-стряпуха, бальзаковских лет,
я стряпаю всё – от борща до котлет.
Я платье порвала, и плащ мой намок.
Пусти меня, бедную, в свой теремок!
Я буду готовить, как только смогу,
и юх мит фасолис, и плов, и рагу”.
У Хаима – доброе сердце в груди,
он Брухе сказал: ”Не горюй, заходи!
Нам главное – было бы, что пожевать,
и будем с тобою мы жить-поживать!”

И вот они вместе, и тих теремок,
над жёлтой трубой серебрится дымок,
деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют,
и Хаим-лехаим ложится в гамак,
а Бруха-стряпуха готовит форшмак.
Цветы всевозможные радуют взгляд…

Но как-то под вечер выходят, глядят:
молодка-красотка стоит у ворот.
”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
А ты кто такая, праматерь твою?”
”Я – Дора из хора, я песни пою.
Больна, голодна, вся я – нервов комок!
Пустите несчастную в свой теремок!
Хотите – спою вам ”Голубка моя”?
Хотите – Алябьева про соловья?”
”У нас теремок, не театр Большой!
Но мы тебя примем с открытой душой.
Давай заходи, прекрати горевать,
и будем с тобою мы жить-поживать”.

И вот они трое живут в теремке:
вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
а Дора из хора романсы поёт.
Деревья колышутся, ходики бьют,
повсюду прохлада, покой и уют…

Но видят однажды: стоит у дверей
какой-то замученный жизнью еврей –
глаза полусонные, впалый живот.
”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я – Дора из хора, пою, как Сикора.
У нас тут прохлада, уют и покой.
Мы – мирные люди. А ты кто такой?”
”Я – Ошер-не кошер, природы венец,
я ем по субботам свиной холодец!
Такая привычка мне свыше дана,
зато я ни водки не пью, ни вина,
но счастья простого добиться не смог.
Пустите меня в этот ваш теремок!”
”Ну-ну, – говорят ему трое, – ну-ну!
Тебе холодец мы не ставим в вину.
Давай заходи, будем счастье ковать,
и будем с тобою мы жить-поживать”.

И вот они славно живут вчетвером,
ни ссор, ни обид – не опишешь пером,
и тихое счастье царит в теремке:
вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
вот Дора из хора романсы поёт,
а Ошер-не кошер – вообще молодец:
он ест по субботам свиной холодец.

Но времени ход угадать не дано,
и новая гостья стучится в окно,
с кошёлкой в руке и, жуя бутерброд,
”Кто, кто,– говорит, – в теремочке живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я – Дора из хора, пою, как Сикора.
Я – Ошер-не кошер, явился непрошен.
Как братья и сёстры, живём в теремке!
А ты кто такая с кошёлкой в руке?”
”Я – Сарра с базара, продукты несу –
капусту, морковку, салат, колбасу,
зелёный горошек и свежий творог.
Пустите с кошёлкой меня в теремок!”
”Пустить бы не грех, но такие дела –
жилплощадь у нас, к сожаленью, мала.
Давай заходи, разместим как-нибудь!
Ты только кошёлку свою не забудь!
Не надо, голубушка, переживать,
и будем с тобою мы жить-поживать!”

Живут-поживают, шумит теремок,
над жёлтой трубой серебрится дымок,
и печка гудит на знакомый мотив –
типичный еврейский кооператив.
Ой, сладкая жизнь! Ой, синица в руке!
Вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
вот Дора из хора романсы поёт,
вот Ошер-не кошер плюёт в потолок,
а Сарра с базара стирает чулок.

Деревья колышутся, тихо вокруг…
Но вдруг (как вам нравится это ”но вдруг”?)
является некто во всём голубом,
на нём кобура и фуражка с гербом.
”А ну, – говорит, – православный народ,
кто, кто в теремке без прописки живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я – Дора из хора, пою, как Сикора.
Я – Ошер-не кошер, явился непрошен.
Я – Сарра с базара, всем прочим не пара.
А ты кто такой?” ”Это я кто такой?
Закон охраняю, служу день-деньской.
Вселились нахально сюда под шумок!
Да тут синагога, а не теремок!
Живут задарма, и прописки нэма,
вы что, – говорит, – посходили с ума?
А ну, – говорит, – выметайтесь на свет,
жидовские морды, житья от вас нет,
не то вам такое сейчас зададут!
Хорошие люди поселятся тут:
Гордеева Роза из горкоммунхоза,
Сергеева Тома из горисполкома,
полковник Лопата из военкомата,
Валера Шевчук – коммунист, педераст,
уж вашему брату он спуску не даст,
Дуняша-милаша, и Вера-холера,
и Ксюха-писюха из психдиспансера,
а также Иван Тимофеич Блинов –
большой человек, кавалер орденов!..”

…Стоит теремок, не закрыт на замок,
над жёлтой трубой серебрится дымок.
Деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют.
Но слышишь – звучит милицейский свисток,
наш поезд уходит на Ближний Восток!..
Кончается сказка. Кончается бред.
Стоит теремок, только нас уже нет.
Но призраки наши живут в теремке:
там Хаим-лехаим лежит в гамаке,
там Бруха-стряпуха готовит компот,
там Дора из хора романсы поёт,
там Ошер-не кошер плюёт в потолок,
а Сарра с базара стирает чулок…


Красная кипочка

Возле леса, возле речки
жил один еврей в местечке
со своей супругой Ривой,
жил, как Бог ему судил,
и у этой пары дома
подрастал сыночек Сёма,
он всегда, зимой и летом,
в красной кипочке ходил.

В красной кипочке шелковой,
сам начитанный, толковый,
материнскою любовью
и вниманием согрет.
Ой, дэр татэ мыди бэйнэр,
ой, а ингэлэ а шэйнэр,
то-есть, форменный красавец,
хоть пиши с него портрет.

А за лесом, на опушке,
в однобедрумной избушке,
у глухого буерака,
где растёт чертополох,
проживала Баба Роза –
жертва остеохондроза,
по анкете, между прочим –
Роза Львовна Шляпентох.

Ой, у бабушки-старушки
ни укропа, ни петрушки,
никаких деликатесов,
только хлебушка кусок.
Были гуси, были шкварки,
а теперь – одни припарки,
всё, как в песне: здравствуй, поле,
я твой тонкий колосок!

Но зато у Мамы Ривы –
куры, гуси, вишни, сливы,
гоголь-моголь для сыночка –
он на всё горазд и спор:
в красной кипочке гуляет
и на скрипочке играет,
и не просто “Чижик-пыжик” –
гамму ля-бемоль-мажор!

И когда утихла гамма,
говорит сыночку мама:
“Надо бабушку уважить,
как ведётся на Руси.
Положи смычок на полку
и бери, сынок, кошёлку
и кошерные продукты
Бабе Розе отнеси”.

А в кошёлку Мама Рива
уложила всё красиво:
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот.

Вот идёт по лесу Сёма,
и тропа ему знакома.
Помощь бабушке-старушке –
вот его священный долг!
В красной кипочке из шёлка
он идёт, в руке кошёлка,
ничего не замечает,
а ему навстречу – Волк.

Волк Иванович Свиридов –
из матёрых инвалидов,
пострадал уже однажды,
обмануть его хитро:
он был ранен в ягодицу,
потому что съел девицу
в красной шапочке из сказки
Шарля, кажется, Перро.

Волк сперва стоит на стрёме,
а потом подходит к Сёме,
говорит: “Шолом Алейхем!
Что за шухер? Тихо, ша!
Ты куда идёшь, пархатый,
и чего несёшь из хаты?”
И ему на это Сёма
отвечает, не спеша:

“Мне смешны твои угрозы!
Я несу для Бабы Розы
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот”.

В предвкушенье пищи сладкой
облизнулся Волк украдкой,
говорит он: “Бабе Розе
эти яства – не нужны.
Я всю жизнь по лесу рыщу,
обожаю вашу пищу –
фаршированную рыбу
и особо – деруны.

А компот, в конечном счёте –
посильней, чем “Фауст” Гёте,
так что нечего мне баки
забивать своей мурой”.
 “Ни за что я злому Волку
не отдам свою кошёлку!” –
отвечает Волку Сёма –
в красной кипочке герой.

“Ты, приятель, из аидов,
ну, а я – из инвалидов,
мне положена диета
на гусином на жиру!
Что ж ты, красная ермолка,
обижаешь злого Волка?
Я сейчас пойду и с ходу
твою бабушку сожру.

Не пойми меня превратно –
понесёшь тогда обратно
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот”.

“Ты мне бабушку не трогай –
покараю мерой строгой!” –
красной кипочкой качая,
Сёма Волку говорит.
“Что ж я, вместо Бабы Розы
должен есть кору с берёзы?” –
очень нагло отвечает
этот злобный инвалид

и помчался на опушку
кушать бабушку-старушку,
по анкете, между прочим,
Розу Львовну Шляпентох.
Волк – он тоже знанье копит,
у него громадный опыт
поедания старушек
всех народов и эпох!

В это время Роза Львовна
(так зовут её условно)
на трёхногом табурете
восседает у окна.
В однобедрумной избушке
нет ни крошки, ни горбушки,
оттого-то Баба Роза,
как собака, голодна.

Принести ей должен внучек
много разных вкусных штучек –
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот.

А пока что Баба Роза –
в состоянии психоза:
голод, знаете, не тётка,
всё померкло, мир умолк,
головная боль, икота…
Вдруг стучится в двери кто-то.
“Кто там?” – спрашивает Роза,
а в ответ ей: “Это Волк!”

“Удивительное дело –
я б сейчас и Волка съела!” –
так подумала старушка,
открывает Волку дверь –
он сидит в смиренной позе,
говорит он Бабе Розе:
“Ты меня бы в дом пустила.
Не пугайся – чай, не зверь”.

А в мозгу у злого Волка
бьётся мысль такого толка:
“Мол, сожру её, старушку,
буду к мольбам глух и нем,
сам оденусь Бабой Розой,
и с такой метаморфозой
стану ждать внучонка Сёму,
и его я тоже съем.

Съем и красную ермолку,
и с продуктами кошёлку –
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот”.

“Ходят, бабка, злые слухи,
что помрём мы с голодухи, –
Волк своею гнусной мордой
Бабе Розе тычет в бок. –
Ты была бы человеком –
поскребла бы по сусекам,
может быть, чего нашла бы,
испекли бы колобок”.

Но старушка Роза Львовна
смотрит прямо, дышит ровно.
Ой, сегодня будет кто-то
Бабе Розе на обед!
Вот она подходит к Волку
и берёт его за холку,
а потом как рот разинет –
ам! И всё, и Волка нет!..

Волк как пища – безыскусный,
некошерный и невкусный,
если нет альтернативы –
утоляет аппетит,
возникает сытость, дрёма…
Зохен вэй, а где же Сёма?
Сёма всё ещё по лесу
в красной кипочке бежит.

Он бежит, роняя слёзы,
и несёт для Бабы Розы
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот.

Cёма ёжится с опаской –
он знаком с народной сказкой,
где несложная интрига
разрешается в конце:
вот приходит он в избушку,
Волк уже сожрал старушку
и лежит под одеялом
в бабы-розином чепце,

и пойдут, пойдут вопросы,
как назойливые осы –
почему глаза большие?
почему большой живот?
почему большие уши?..
Ой, спасите наши души!
Сколько можно этой сказкой
без конца дурить народ?

Но глядит – жива старушка!
Где моя большая кружка?
В нашей сказке, кроме Волка,
всем героям повезло!
Здесь пора остановиться.
Будем петь и веселиться
алэ соным афцалухес,
то-есть – всем врагам назло!

Прекратим глотать лекарства,
будем есть сплошные яства –
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот…


СУДНЫЙ ДЕНЬ

                Яну Дымову

Судный день. Йом Кипур. Как еврею мне пост не претит.
Элохим Адонай! Я традиций ничем не нарушу.
Целый день голодал. Нагулял неплохой аппетит.
Только солнце зашло, пообедал за милую душу.

В это время Господь, отрешась от безделья и нег,
пишет вечным пером на странице всеобщей тетрадки:
"Сагаловский Наум. Говорят – неплохой человек.
Впрочем, есть у него хоть и мелкие, но недостатки.

Он не ест овощей! Ни варёных не ест, ни сырых.
И к тому же щека у него постоянно небрита.
Пусть, во-первых, живёт. Пусть он будет здоров, во-вторых,
для чего в декабре дать ему облегченье артрита.

Пусть не тронут его злополучной судьбы жернова!
Я ему подарю светлый разум на долгие годы.
И пускай у него никогда не болит голова
за налоги, страховки, счета и другие расходы.

А ещё пусть и впредь он своих не кусает локтей,
и успехов ему в собирании яблок и вишен!
Что касается нахес от внука, жены и детей –
well, my friend, don't expect very much, I am not a magician!.."

И Господь достаёт из архива мой старый портрет,
долго молча глядит на своё неразумное чадо,
"Может, выдать ему лотерейный счастливый билет?", –
говорит сам себе и, подумав, решает – не надо...


БАЛЛАДА ИСХОДА

Мы уходили из Египта - давным-давно, до новой эры.
Чтоб рассказать о наших муках - на то нехватит жизни всей.
От унижения и рабства, как от чумы и от холеры,
нас уводил чернобородый пророк библейский Моисей.

Мы, аки посуху, по морю шли, фараона проклиная -
злодея и антисемита с бандитским именем Рамзес,
туда, где золотом сияют вершины гордого Синая,
и нам дорогу Вседержитель перстом указывал с небес.

И вот - пустыня, дети плачут, у жён измученные лица,
а на плечах у нас поклажа - постели, утварь, разный хлам,
мешки с мукой, кувшины с маслом, и соль, и сахар, и корица,
и всякий мелкий скот домашний - короче, форменный бедлам.

Кругом песок. Мы все устали, хотя и рвёмся вон из кожи.
Пора б уже остановиться. И тут, поклажу сбросив с плеч,
какой-то умник безбородый вдруг закричал: “Забыли дрожжи!
Теперь нам хлеба не заквасить и сладкой халы не испечь!..”

Ой, горе, горе нам, евреи! Ой, Моисей, великий ребе,
скажи, что делать? Даром, что ли, ты носишь званье мудреца?
Пророк сказал: “Не паникуйте! Забудьте временно о хлебе,
пеките пресные лепёшки! Я называю их - маца”.

И мы шагали по пустыне, как убегали от бомбёжки,
и наши бороды седели, мы стали белыми, как мел,
пекли мацу на жарком солнце, жевали пресные лепёшки,
но удовольствия при этом никто, понятно, не имел.

Когда же вышли мы к Синаю, совсем измучены, похожи
не то на табор на цыганский, не то на сборище бомжей,
мы заявили Моисею: “Иди, проси у Бога дрожжи,
и что б с тобою ни случилось, не возвращайся без дрожжей!”

Пророк вернулся через месяц - весёлый, свежий, загорелый,
и сообщил нам: слава Богу - Он не оставил нас в беде,
Он десять заповедей выдал - того нельзя, сего не делай,
не пьянствуй, не прелюбодействуй, всё хорошо, но дрожжи где?..

“Дрожжей не дам!” - сказал Всевышний, на нас взирая с небосвода,
и вообще, такую мелочь просить у Бога - не к лицу,
но чтобы помнить о страданьях Им так любимого народа,
пускай всегда на праздник Пейсах евреи кушают мацу!

...Мы сорок лет мацой питались. Мы шли дорогой, Богом данной,
рождались мы и умирали, и горьким дням теряли счёт,
и через тернии и муки пришли к земле обетованной,
но факт, что мы забыли дрожжи, нам жить спокойно не даёт.

Ах, если б мы не оказались в том положеньи незавидном,
тогда на светлый праздник Пейсах, уйдя совсем от дел мирских,
мы б ели булочки с изюмом, и хлеб, и пончики с повидлом,
не говоря уже о сдобных французских булках городских!..

Евреи, милые, живите! Да будут ваши дни погожи!
Но, полон вечного желанья вам оды дивные слагать,
я вас прошу - не забывайте в дорогу брать с собою дрожжи,
когда нам от антисемитов опять придётся убегать.


СТАРАЯ ПРИТЧА

Посвящается Яну Марковичу Торчинскому

Посвящение

Тебе, мой друг, прозаик и поэт,
который стал литературоведом,
тебе, кому решительно неведом
молчания таинственный обет;
тебе, чей стих эпитетом искрит,
чей лик начертан гранями алмаза
в анналах Укргипрогорпромгаза, –
я посвящаю этот манускрипт.

На склоне лет, в иную глядя даль,
я заразился ямбом пятистопным,
замедленным, не очень расторопным,
я слышу в нём подспудную печаль.
Он голос тех, кто хрупок и раним,
и вот пример (моя тут хата с краю):
“Волчица ты, тебя я презираю,
ты похоти предаться хочешь с ним!”
А вот ещё пример, известный всем,
кого любовь терзает или гложет:
“Я вас любил, любовь ещё, быть может,
в душе моей угасла не совсем…”
Но чур! – уже пора разжечь костёр!
Припомнив некий случай допотопный,
я в ямб его одену пятистопный –
наш брат-еврей на выдумки хитёр.
Да ты и сам выдумывал не раз!
Но не затем я пальцем в небо тычу:
простую, незатейливую притчу
я расскажу без всяческих прикрас.
Метафор и т.п. не будет в ней,
а лишь улыбка Музы волоокой.
Итак – преданья старины глубокой,
дела давным-давно минувших дней…


Притча

Давным-давно, когда-то, в старину,
в местечке, где – не знаю, врать не буду,
жил-был еврей, каких полно повсюду,
и он имел красавицу-жену,
шесть дочерей, пасхальный лапсердак,
подсвечники, где быть субботним свечкам,
и дом на три окна с резным крылечком,
а в доме том – и погреб, и чердак,
за домом – двор, сарайчик во дворе,
в сарайчике – и куры, и цыплята,
и козочка, как рэбэ, бородата,
всего полно! Как снегу в январе.

И вот однажды, летнею порой,
под вечер… Чесночёк растёт на грядке,
детишки во дворе играют в прятки,
визжат, смеются, заняты игрой,
жена невдалеке доит козу,
еврей сидит на вымытом крылечке
и думает: вот, я живу в местечке
и на себе весь этот воз везу
с утра до ночи, дел невпроворот,
хозяйство, огород, жена и дети,
и ничего на целом белом свете
не вижу дальше собственных ворот.
Но где-то там – как хочется туда! –
за лесом, за рекой, за косогором
есть, говорят, огромный мир, в котором
иные люди, судьбы, города,
иное счастье… Что же там окрест?
Дай Бог увидеть всё, покуда зрячи!..

(Ах, не случайно в поисках удачи
мы тяготеем к перемене мест.)

Смеркалось. Проплывали облака,
менясь на ходу то так, то этак.
Жена в корыте искупала деток,
дала им всем напиться молока
и уложила на ночь, а поздней,
когда луна из туч всплыла наружу, –
“Уже и спать пора”, – сказала мужу
и в дом ушла, и он пошёл за ней.
И он пошёл за ней, и лёг в кровать.
Он думал: каждый день одно и то же,
зачем всю жизнь свою я должен, Боже,
здесь жить, любить, смеяться, горевать?
О, вечный зов души, как вечный зуд!..
Проснуться рано утром, спозаранку,
взять в руку хлеба свежего буханку
и – в дальний путь! Родная, зай гезунт!..
Конечно, жаль жену и дочерей,
но глядя вдаль, на прошлое не сетуй.
Даст Бог, не пропадут!..
 И с мыслью этой,
в-сердцах обняв жену, уснул еврей.

Он спал, как спит встревоженный сурок.
Встал до зари, умылся втихомолку,
собрал мешок, надел свою ермолку
и, помолившись, вышел за порог.
Жена и дети спали крепким сном.
Не думали, увы, и не гадали,
что он уйдёт от них в иные дали –
поплачут ли и вспомнят ли о нём,
кто может знать?..
Теперь сойти с крыльца,
а там – коротким шагом, вдоль дороги,
свернуть направо возле синагоги,
и дальше – мимо дома кузнеца,
акцызной лавки, лавки дровяной,
пекарни, где полно свежайшей сдобы,
и доктора, что лечит все хворобы,
и бондаря, и свахи, и чайной.
Притихшие базарные ряды,
дома, где люди спят ещё, амбары,
заборы, мостовые, тротуары,
фруктовые обильные сады,
а там уже, куда ни глянь – поля,
широкие поля, и рожь, и гречка.
Околица. Кончается местечко.
Но, к счастью, не кончается земля.

И было утро, а за утром – день.
И шёл еврей по тропам и дорогам,
он полем шёл, и лесом шёл, и логом,
и мимо незнакомых деревень,
а к вечеру, уже не чуя ног,
не обладая мощью Геркулеса,
вблизи дороги, на опушке леса,
сняв сапоги, под деревом прилёг –
и в добрый час! Но прежде, чем уснуть,
носки своих сапог направил мудро
в ту сторону, куда ему наутро
держать благословенный Богом путь.
Он крепко спал. Вечерняя заря
сошла на нет. Повеяло прохладой.
Звезда сияла яркою лампадой
над мирно спящим, сон ему даря…

Тем временем, пока народ честной
в глубоких снах витал меж эмпиреев,
какой-то путник, тоже из евреев,
шёл не спеша дорогою лесной.

Куда его нелёгкая несла?
Быть может, некий местный балагула
брёл, пьяный, после крепкого загула
ко вдовушке из дальнего села?
А может быть, заезжий гимназист
в своей фуражке форменной зелёной
шагал со сходки революционной,
марксист несчастный, с виду неказист?..
Не знаю сам, откуда он возник,
и я б, возможно, с кем-нибудь поспорил,
что это был рэб Гершл Острополер –
пра-прадед мой, затейник и шутник.
Он шёл себе по лесу, одинок,
над буднями свободным духом рея,
и он увидел спящего еврея
и пару незаношенных сапог
и подошёл. Замечу в свой черёд,
что шутка сердцу – как желудку пища:
он поднял сапоги за голенища
и тихо развернул наоборот,
а сам исчез, растаял в двух шагах,
теперь ищи его по белу свету!
А кто он был – Бог весть. Ушёл – и нету.
Не в нём тут дело, дело – в сапогах.

(Вы спросите: а как же наш герой,
и что же с этой притчею старинной?..
Он спал. Земля была ему периной,
хотя, признаться, несколько сырой .
Куда меня заводит мой рассказ –
не ведаю ни слухом и ни духом.
Как часто нам земля бывала пухом!..
Да будет пухом и в последний раз!..)

И ночь прошла. Заря сменила тьму.
Вставал рассвет, на горизонте рдея.
Еврей проснулся: что я? кто я? где я?
куда иду, зачем и почему?
Но вспомнил. Встал, обулся, взял мешок
и – в путь, что был заранее намечен:
в ту сторону, куда вчера под вечер
направил он носки своих сапог.
И вот опять – поля, луга, леса,
холмы, овраги, липы и берёзы,
и пыль, и зной, и мухи, и стрекозы,
и скрип колёс, и птичьи голоса.
А там уже и полдень, а за ним,
глядишь – и солнце клонится к закату
монетой, предназначенной в уплату
за день, что тает, временем гоним…

Идёт еврей – на холм, потом с холма,
кусты, ручей, через ручей – дощечка,
а впереди – какое-то местечко
виднеется, амбары и дома.
Туда ведут несчётные следы,
ещё и не затёртые, живые.
Заборы, тротуары, мостовые,
притихшие базарные ряды…
Еврей глядит: здесь свахин дом, а вот
чайная, вот и бондарь – до чего же
всё это удивительно похоже
на те места, откуда он идёт!
Тут и кузнец, и пекарь тут – вейз мир! –
и даже доктор, лечащий хворобы!..
Не может быть, ах, быть не может, чтобы
был так однообразен этот мир!
О, если б знать заранее о том!
Но кажется: пройди ещё немного,
сверни налево там, где синагога,
и вдруг увидишь свой родимый дом!
И правда – вот он, до чего похож!
И что-то в нём мерещится родное,
хотя крылечко, вроде бы, иное,
Бог с ним, c крылечком, что с него возьмёшь!..
За домом – двор, сарайчик во дворе,
а в нём, видать, и куры, и цыплята,
вот козочка, и тоже – бородата,
как рэбэ, и бородка в серебре.
Вот женщина выходит на крыльцо,
и у еврея вдруг мороз по коже,
ещё бы: до чего ж она, о Боже,
похожа на жену – одно лицо!..
За нею – дети (значит, есть и муж),
шумят, щебечут, словно птичья стая,
пять девочек, но нет – ещё шестая!
Шесть душ детей, и у него – шесть душ.
А женщина ведёт еврея в дом,
он моет руки и за стол садится,
вокруг него – приветливые лица,
обедают все вместе, а потом,
поверженный в усталость и покой,
еврей сидит, как пуриц, на крылечке
и думает: вот, я – в другом местечке,
а разницы не вижу никакой.
Везде одно и тоже – и места,
и люди, и дороги, и природа,
всё то же солнце льётся с небосвода,
другой верстой сменяется верста.
Куда идти? Печаль свою уйми
по прежней жизни, по жене и детям –
дай Бог вовеки горя не иметь им!..
Вот женщина живёт одна с детьми.
Она семью содержит молодцом,
ей, видно, не страшны ни зной, ни стужа.
Останусь тут и буду ей за мужа,
а детям – хоть приёмным, но отцом.

Так думал он. Тем временем она
управилась неспешно с детворою,
подсела тихо к нашему герою,
и так они сидели дотемна.
И вдруг она придвинулась тесней
к нему, прильнула, словно пластырь к ранам, –
“Идём, – сказала, – спать уже пора нам!” –
и в дом ушла, и он пошёл за ней.
И он пошёл за ней, и лёг в кровать.
Всё было так привычно и уютно,
как там, откуда он вчера под утро
ушёл миры иные открывать…

Так ночь прошла. И день прошёл. И год.
И много лет умчались год за годом.
И жизнь текла то горечью, то мёдом –
семья, хозяйство, дом и огород.
И наш герой был женщиной любим,
и сам любил, и был наполнен этим.
Он стал родным её чудесным детям,
а дети, в свой черёд, гордились им.
Какая-то волшебная звезда,
тепло и свет роняя с небосклона,
к нему была, как видно, благосклонна,
и он – он счастлив был. Но иногда…

Но иногда, в полночной тишине,
его терзала горькая утрата:
он вспоминал о том, как жил когда-то,
о дочерях, о брошенной жене
и тосковал. В тоске своей немой,
не проронив ни звука, ни словечка,
он видел вновь родимое местечко
и в мыслях повторял: “Домой, домой!…”

Ах, наша жизнь! Наладится с трудом –
придёт судьба и всё переиначит.
“Домой, домой!” – душа зовёт и плачет.
А где наш дом?
Кто знает – где наш дом?..


СЕКС ПО ТЕЛЕФОНУ

   пьеса в одном действии


            ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ЛЁВА ТЕЙТЕЛЬБОЙМ – пожилой еврей, которому пальца в рот
                не клади.
ТЕЛЕФОН – телефон обыкновенный в режиме speakerphone,
          из которого раздаются 8 женских голосов и
          8 мужских, включая голос АВТОРА.

 Действие происходит, как всегда, в наши дни в городе Чикаго.


(Открывается занавес – если он есть.
Гостиная в эмигрантском доме. Всевозможная мебель.
ЛЁВА отдыхает, ест котлеты и запивает компотом).


ЛЁВА:
Ни отдыха, ни сна
для сердца и для тела.
Где праздничные дни,
где радость и восторг?
Вчера моя жена
взяла и улетела.
Вы спросите – куда?
Я вам скажу:
в Нью-Йорк.
Вы спросите – зачем?
Я вам скажу:
я знаю?..
На три-четыре дня –
не месяц и не год.
А я один, как перст,
сижу и пожинаю
плоды её трудов –
котлеты и компот.
Искать мою жену –
почти, как ветра в поле,
поскольку каждый год
в начале января
она летит в Нью-Йорк
и ходит в Метрополи…
ну, в оперный театр,
короче говоря.
Заранее берёт
хороших три билета
и слушает всегда
три оперы подряд.
А что на этот раз?
Я знаю?.. Риголетто.
Я знаю?.. Турандот.
Я знаю?.. Маскарад.
Вы спросите – а ты?
А я – другого склада.
Мне, в общем, наплевать,
кто Верди,
кто Гуно.
Мне даже задарма
той оперы не надо.
Важнейшим из искусств является кино!..

Ходил я как-то раз
на оперу ”Отелло”.
Конечно, не Варум
и не ”Лесоповал”.
Ещё и от жены
мне здорово влетело –
за то, что я слегка
артистам подпевал.
Как будто бы у них
во рту горох толчёный,
ни слова не понять –
теперь такой фасон!..
Отелло – генерал,
но почему-то – чёрный!
Я восемь лет живу
среди таких, как он.
Богат,
и ранен был
в бою,
а может – в драке,
и белая жена
в достатке и чести.
Но я вам так скажу,
что смешанные браки
к хорошему,
пардон,
не могут привести.
Казалось бы – герой!
Живи себе на благо,
но, знаете, мы все у ревности в плену.
Какой-то негодяй
с противной кличкой Яго
решил оклеветать
Отеллову жену.
По-моему, её все звали – Дездемона.
И Яго у неё,
от злобы сам не свой,
не побоюсь сказать –
как пятая колонна,
умышленно украл
платочек носовой.
Вы скажете – каман!
Подумаешь – платочек!..
А я вам говорю,
что вовсе не каман!
Так ловко,
что комар и носа не подточит,
стал сеть свою плести
коварный интриган.
И тихо,
шепотком,
как будто друг домашний,
Отеллу говорит:
”Такие, брат, дела:
твоя жена с другим,
как шлюха,
водит шашни,
и свой платок ему
в подарок отдала.”
Отелло говорит:
”Побойся Бога, Яго!
Она – моя жена,
невинна, как цветок.”
А Яго говорит:
”Вот крест тебе и шпага!
Пойди спроси её про носовой платок.”
Вот музыка уже тиха
и монотонна.
Отелло поскучнел
и не скрывает слёз.
”Жена, – он говорит, –
ну, то-есть, Дездемона!
Где тот платок, что я
из Африки привёз?”
А бедная жена
глядит на генерала,
уже в её глазах
не радость,
а испуг.
”Не знаю, – говорит, –
наверно, потеряла.
Да у меня таких
ещё пятнадцать штук!”
А он ей:
”Значит, прав мой сослуживец Яго!
Ты мужу неверна,
ты шлюха,
ё-моё!..”
И стал душить жену,
а та уже, бедняга,
совсем закрыв глаза,
лежит, как мумиё.
Милицию б туда позвать по телефону!
И смех тебе, и грех,
ну чем не анекдот?
Отелло озверел
и душит Дездемону,
а сам ещё при том и арию поёт!..
Он душит и поёт,
весь полон чёрной злобы,
безумный генерал,
от ревности слепой.
Распелся, как скворец,
спроси его – с чего бы?
Сначала задуши,
а там уже и пой!..
Не знаю, чем там всё
закончилось с Отеллом –
я вышел в гардероб
за шубой и пальто.
Но буду повторять,
и даже под расстрелом,
что оперный театр –
типичное не то.
Во-первых, все поют –
так в жизни не бывает,
от музыки гудит и пухнет голова,
и вечно кто-то там кого-то убивает,
а также, во-вторых,
нельзя понять слова.
Короче говоря,
имею в полной мере
тот оперный театр – на долгие года.
Зато моя жена
сейчас сидит в партере,
и Ленский для неё
поёт ”куда-куда”…

А я опять один,
и съел её котлеты,
и выпил весь компот –
теперь он просто ”экс”.
Все сказаны слова,
все арии пропеты,
осталось только – что?
Остался только секс.
Вы спросите – а с кем?
Я вам скажу: отстаньте!
Я знаю, с кем и как,
а что я – инвалид?
Когда заходит речь
о русском эмигранте,
пусть ваша голова
за это не болит.
Не то, чтоб я такой
герой на всю планету.
На ваш вопрос – а с кем? –
отвечу, как урок:
конечно же, с женой!
Которой дома нету.
Она,
как я сказал,
уехала в Нью-Йорк.
Но, впрочем, для тоски
и горя нет резону.
Вчера мой старый друг
Аркадий Гольдензон
мне долго говорил
про секс по телефону,
и даже записал мне этот телефон:
один
и девятьсот,
сто сорок,
двадцать – двадцать,
так просто и легко,
совсем как дважды два.
Чем этот секс хорош?
Не надо раздеваться!
И действий – никаких,
а так – одни слова.
На русском языке!
За божескую цену!
И это – шаг вперёд
к познанью и добру!..
Минутку, господа!
Позвольте, я одену
сейчас свои очки
и номер наберу.

(Набирает номер)

ПЕРВЫЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС ПО ТЕЛЕФОНУ:
-We make every effort to serve you to your satisfaction. Мы стараемся
 обслужить вас к вашему удовольствию. Слушаю.

ЛЁВА:
-Это секс по телефону?
-Да.
-А почему мужчина?
-Что значит – почему мужчина? А что бы вы хотели?
-Я хотел бы женщину.
-А вам не всё равно?
-Нет, мне не всё равно. Я как-то больше склонен к женщинам.
-Ах, он склонен к женщинам! Маня, тут какой-то идиот звонит, ему нужна
 женщина!

ПЕРВЫЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС ПО ТЕЛЕФОНУ (Маня):
-Ну?

ЛЁВА:
-Здравствуйте, меня зовут Лёва. Это секс по телефону?
-Вам же уже сказали! Мы тут заняты с утра до вечера, от клиентов отбою
 нет, и все благодарны. От наших людей не дождёшься, а вчера наш
 постоянный клиент приходил, индус, принёс мешок риса. Поляк один
 пришёл, пан Савранский, всё помещение покрасил. Что у вас?
-Что у меня? Как вам сказать?.. Как у всех.
-Как у всех – не может быть, все разные. Текст длинный?
-Какой текст? А, текст! Понимаю. Длинный? Я знаю?.. Средний. Больше
 среднего! Вам в инчах или в сантиметрах?
-Вы что, не понимаете? Я хочу знать, надолго это или нет.
-Откуда я знаю – надолго или нет? Мы ещё и не начали даже.
-Ну ладно, давайте ваш текст.
-Как это – давайте? Как я могу его давать? По телефону?
-С курьером было бы лучше. Дурака валяете? У нас бизнес такой – по
 телефону.
-Ну, тогда начинайте.
-Это вы начинайте! Для чего вы звонили?

ПЕРВЫЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС (издалека):
-Маня, брось трубку, нечего с этим идиотом разговаривать!

ПЕРВЫЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:
-Для чего вы звонили?

ЛЁВА:
-Что значит – для чего я звонил? Мне Аркадий Гольдензон дал ваш номер,
 он звонил два дня назад и остался доволен.
-Не знаю никакого Гольдензона. Рапопорт был.
-Как, и Рапопорт?
-Вы знаете Рапопорта? Такой приятный клиент.
-Рапопорт приятный? У него третья жена, двое детей и собака. Секса ему,
 видите ли, нехватало.
-Как вы сказали – секса? Причём здесь секс? Что вы имели в виду?
-Как что? Это секс по телефону?
-Какой секс? Это фэкс по телефону! Вы даёте нам текст, а мы отправляем
 его по фэксу вашему адресату. Так у вас и со слухом неважно?
-Это у вас со слухом неважно! Это 1-900-140-2020?
-Холера тебе в бок!..

ЛЁВА:
Позвольте, как же так?
Не мне, а вам холера!
Ну, не туда попал,
ошибся,
видит Бог.
Я – Лёва Тейтельбойм с дипломом инженера,
приличный человек,
и мне – холера в бок?..
А чтоб вам жить всю жизнь
на велферные чеки!
Недаром говорят –
что сеем, то и жнём.
И чтоб ваш телефон
замолк уже навеки!
И пусть ваш фэкс горит
негаснущим огнём!..
Нашли себе,
орлы,
непыльную работу.
Но мне от их речей
какая благодать?
Настроился на секс –
отбили всю охоту.
За это я бы мог
на них и в суд подать!..

Вон Зяма Рубинштейн –
здоров, как бык,
нивроку.
Он ехал, не спеша, на левый поворот,
и вот какой-то жлоб
его ударил сбоку,
помял ему крыло,
подфарник
и капот.
А Зяме – ничего,
царапин даже нету.
Но не было хлопот –
так черти принесут!..
Иншуренсный агент уже составил смету
на тыщи полторы,
но Зяма подал в суд.
Мол, так и так, в связи
с прошедшим эксидентом
наш Зяма, что всегда
был крепок и силён,
пережил нервный шок,
стал полным импотентом
и хочет получить за это миллион.
Врачи и лоера,
проворны и ретивы,
поставили ему без лишнего труда
диагноз: импотент,
без всякой перспективы,
ну, то-есть, вообще,
никак
и никогда.
И суд постановил:
всё точно, как в аптеке,
ну да, страдает секс
от автокатастроф,
и надо уплатить
несчастному калеке,
поскольку как мужик
он сильно нездоров!..
Какой счастливый вид
в то время был у Зямы!
Казалось, что ему
преград на свете нет.
Получит миллион,
поедет на Багамы,
построит новый дом,
откроет ланчонет.
Но тут явилась в суд
его супруга Софа
и Зямины мечты
разрушила в момент:
”Позвольте, – говорит, –
причём тут катастрофа?
Да он и раньше был
такой же импотент!..”
Такое заявить!
Да это ж святотатство!..
Не дали ничего,
и Зяма поседел…

Разбитые мечты,
ушедшее богатство
и сердце на ветру –
вот это наш удел.
Вы скажете – ну да!
Прошу у вас пардону.
Конечно, вам видней
с достигнутых высот!..
Попробуем опять
наш секс по телефону.
А где же номер?
А!..
Один и девятьсот…

(Набирает номер, слышны гудки ”занято”).

Проклятые гудки!
Они мне душу ранят,
которая полна задора и огня!
Как это может быть?
Звоню – а номер занят!
Какой же это секс? –
вы спросите меня.
А я отвечу вам:
вы беситесь от жира!
Когда картошки нет,
то можно кушать кекс.
Не надо создавать из техники кумира!
Возьмите телефон,
оставьте только секс!..
Я тут себе варюсь,
как курица в бульоне…
Вот, занято опять.
Маньяк или бандит –
кто может там сидеть на этом телефоне?
Наверно, Гольдензон.
Он вечно там сидит!
Сказал ему – инаф!
С него вода, как с гуся.
Ещё и счёт пришлют,
а в нём – семье урон.
Узнает обо всём
жена его Маруся –
она ему задаст и секс, и телефон!..
А может, здесь она?..
Скажу вам по секрету,
тогда мне не сносить
вот этой головы.
Марусечка, ты здесь?..
Ну, слава Богу, нету!..
Аркадий Гольдензон,
я к вам иду на вы!

(Набирает номер. ВТОРОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС (Гольдензон) отвечает).

-Алло?
-Аркадий?
-Лёва, я тут на другой линии.
-Случайно, не секс по телефону?
-Да, но почему случайно? Я специально сюда позвонил.
-Сколько же можно? Всё время линия занята.
-Ага, и тебе надо! Но ты пока подожди. Не могу же я вот так сразу взять
 и отключиться.
-Почему?
-Ты что, не понимаешь? У меня серьёзный разговор, и всё, больше говорить
 не могу. Когда закончу – перезвоню!..

ЛЁВА:
Аркадий, ты маньяк! –
скажу не без ехидства.
Живи, как человек,
и имя не марай!
Вы спросите – а ты?
А я – из любопытства,
мне нужен этот секс,
как моргидж на сарай.
Ещё я так скажу:
а кто из нас не грешен?
Я тоже иногда смотрю журнал ”Плейбой”.
И если кто сейчас
на сексе не помешан,
то он, как видно, гей,
по-русски – голубой.
У нас тут дом большой –
мужья,
подруги,
жёны,
огромный коллектив,
и кто на что горазд:
Гуревич – голубой,
Абраша Кац – зелёный,
а Сёма Левенфиш –
тот просто педераст…

(Звонит телефон).

ЛЁВА:
-Слушаю.

ТРЕТИЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС:
-Это мистер Тейтельбойм?
-Да.
-Здравствуйте. Я – представитель компании по продаже товаров широкого
 потребления и хотел бы…
-В чём дело? Я занят.
-Я много времени не займу. Do you speak English?
-Yes, но не очень.
-Тогда будем говорить по-русски. Вы знаете, что для улучшения вашего
 английского вам нужен словарь.
-У меня есть словарь.
-Какой у вас словарь?
-Что значит – какой? Обыкновенный.
-Нет-нет, я говорю не об этом. Вам нужен электронный говорящий
 словарь.
-У меня был говорящий попугай.
-Это словарь говорящий. Вы произносите фразу по-английски, а словарь
 переводит её на русский. И наоборот. Причём говорит человеческим
 голосом. Даже двумя – мужским и женским.
-Интересно! А чьи это голоса?
-Не знаю, но голоса очень приятные. Мужской, по-моему, Марчелло
 Мастроянни, а женский – Людмилы Гурченко.
-А если я хочу голос Аллы Пугачёвой?
-Можете хотеть. Такого словаря нету. Но какое это имеет значение, чей
 голос? Главное – перевод, а он – почти дословный, на хорошем литера-
 турном языке.
-Как это?
-Тут есть для образца магнитофонная кассета с диалогом на английском
 языке. Я сейчас включу магнитофон, и словарь будет переводить диалог
 на русский язык. Поехали?
-Давайте.
-Включаю.

ВТОРОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:
-Where have you been?
ТОТ ЖЕ ГОЛОС (говорящий словарь):
-Где ты был, мерзавец?
ЧЕТВЁРТЫЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС:
-I don’t remember.
ТОТ ЖЕ ГОЛОС (говорящий словарь):
-Я был в библиотеке.
ВТОРОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:
-You were supposed to go shopping.
-Я тебе сказала – пойди в магазин за овощами, ты что – оглох?
ЧЕТВЁРТЫЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС:
-I did not go shopping.
-В гробу я видел твои овощи.
ВТОРОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:
-Please listen to me next time.
-В следующий раз получишь по голове.
ЧЕТВЁРТЫЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС:
-Take it easy.
-Я был у Изи.
ВТОРОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:
-Have a nice day.
-Глаза б мои на тебя не глядели, горе ты моё.

ЛЁВА:
-Хватит. Очень хорошо.

ТРЕТИЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС:
-Ну что?
-Ваш словарь мне не нужен, окей?
-Подождите. Если вам не нужен словарь, у нас есть посуда, в которой
 можно всё варить без воды.
-Как без воды? А суп?
-Суп тоже, а вода заливается потом.
-Нет, мне так не нравится.
-А сковородка, которая не пригорает?
-Не надо.
-Холодильник самозагружающийся продуктами?
-Не надо.
-Конь богатырский озвученный?
-Нет.
-Ордена советские, пистолет Макарова?
-Нет.
-Пельмени в ящике, тысяча штук?
-Нет и нет.
-Вы эмигрант?
-А кто же я?
-И у вас всё есть?
-У меня всё есть.
-Have a nice day.

ВТОРОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (из говорящего словаря):
-Глаза б мои на тебя не глядели, горе ты моё…

(ЛЁВА кладёт трубку, и тут же раздаётся новый звонок).

ЛЁВА:
-Слушаю.

ВТОРОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС (Гольдензон):
-Это я, Аркадий.
-Отключился уже?
-Отключился.
-Ну и как?
-По-моему, у меня оргазм.
-Что у тебя?
-Оргазм.
-Маразм у тебя, а не оргазм. Где ты берёшь такие слова? Оргазм! С чем
 это едят?
-Это не едят. Это значит, что мне хорошо.
-А почему тебе должно быть плохо? Дизабилити дали тебе? Дали.
 Маруся работает? Работает. Изя учится, нивроку, на зубного врача?
 Чего тебе ещё надо?
-Я разве говорил, что мне что-то надо? Я сказал, что мне хорошо.
-Для этого надо было сидеть два часа на телефоне? Если тебе хорошо,
 пойди погуляй, купи газету, посмотри, где что, кто где. О чём ты говорил?
-По телефону?
-Да.
-Это не телефонный разговор.
-Ну ладно, я сейчас сам позвоню. А ты не звони больше, а то опять
 будет занято.

(Кладёт трубку).

ЛЁВА:
Раз-два, и подхватил всеобщую заразу!
А может – это так,
простой мужской рефлекс?
Но я – не Гольдензон,
я не могу так сразу,
мне нужно пять минут
настроиться на секс.
А секс,
как говорят,
полезнее кефира!..
Недавно Лёня Прох,
известный инженер,
приходит на приём
к профессору Шапиро,
имея медикейд,
а может, медикер.
”Профессор, – говорит, –
всё у меня нормально –
и печень,
и живот,
не то, чтоб я больной,
но я хочу спросить вас
конфиденциально:
как мне улучшить секс
с моею же женой?”
Профессор натянул перчатки из латекса,
пощупал там и сям,
милейший человек,
и Проху говорит:
”Для улучшенья секса
я вам и всем другим
рекомендую бег.
Четыре мили в день –
и будете в зените!
Потенция у вас
повысится стократ!..
Недельки через три
вы мне перезвоните,
расскажете,
какой от бега результат.”
Прох тут же убежал,
но через три недели
звонит и говорит:
”Ну сказка, а не быль!
Вы б на меня сейчас,
профессор, поглядели –
я пробегаю в день
по восемнадцать миль!
Я полон сил
и вас,
профессор,
вспоминаю!..”
Профессор говорит:
”Внимаю и ценю.
А как ваш секс, мой друг?”
”А я откуда знаю?
Помилуйте,
я вам
из Кливленда звоню!..”

Ну вот,
ещё чуть-чуть –
и можно польку бацать.
И вечер на дворе,
но жизнь своё берёт.

(Набирает номер телефона).

Один, и девятьсот,
сто сорок,
двадцать-двадцать…
Мне кажется, что я
настроился.
Вперёд!..

(На этот раз происходит соединение. Включается автоответчик).

ПЯТЫЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС:
-Thank you for calling the Phone Sex. Welcome to the exciting world of
 wonderful sexual adventures. This call may be monitored for personnel
 training purposes. To speak in your native language, please listen to the
 following menu.
For English – press 1.
          -Good morning!
For Spanish – press 2.
           -Буэнос диас!
For French – press 3.
           -Бонжур!
For Italian – press 4.
           -Буон джорно!
For Chinese – press 5.
           -Нимэнь хао пэнь юмэнь!
For Hindi – press 6.
           -Намастэ!
For Russian – press 7.
           -Добрый день!
For German – press 8.
           -Гутен таг!

ЛЁВА:
-Рашэн!..

ШЕСТОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС (автомат):
-Спасибо за то, что вы позвонили в нашу организацию – СЕКС ПО ТЕЛЕ-
 ФОНУ. Добро пожаловать в увлекательный мир замечательных сексуаль-
 ных приключений. Ваш звонок может прослушиваться в целях обучения
 персонала. Слушайте внимательно и нажимайте соответствующие кнопки
 по следующему меню.
 Если вы хотите говорить с мужчиной – нажмите 1.
 Если вы хотите говорить с женщиной – нажмите 2.

ЛЁВА:
-С женщиной!..
 
ТРЕТИЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (автомат):
-Здравствуйте! Для того, чтобы продолжать этот разговор, вы должны быть
 старше восемнадцати лет. Пожалуйста, наберите дату вашего рождения –
 месяц, число и две последние цифры года. Между месяцем, числом и годом
 нажмите звёздочку. В конце набора нажмите 8.

(ЛЁВА набирает).

ТОТ ЖЕ ГОЛОС:
-Вы набрали 12-16-37. Если это правильно, нажмите 6. Спасибо. Теперь
 наберите 1685. Спасибо. Вы можете продолжать разговор. Если вы хотите
 говорить с женщиной, нажмите 1. Спасибо. У нас есть операторы практи-
 чески из любого города бывшего Советского Союза. Если вы хотите гово-
 рить с уроженкой Москвы – нажмите 1,
 Ленинграда (Санкт-Петербурга) – нажмите 2,
 Киева – нажмите 3,
 Минска – нажмите 4,
 Ташкента – нажмите 5…

ЛЁВА:
-Киева!..

ЧЕТВЁРТЫЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (автомат):
-Говорить Киiв! Здоровеньки були! Очевидно, вам небезразлично, какого
 возраста ваша милая собеседница. Если она должна быть в возрасте от
 18-ти до 25-ти лет – нажмите 1,
 от 26-ти до 35-ти лет – нажмите 2,
 от 36-ти до 42-х лет – нажмите 3,
 от 43-х до 51-го года – нажмите 4,
 от 52-х до 60-ти лет – нажмите 5,
 от 61-го до 68-и лет – нажмите 6…

ЛЁВА:
-От 36-ти до 42-х!..

ПЯТЫЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (автомат):
-Дорогой клиент! Прекрасные женщины в возрасте от 36-ти до 42-х лет
 готовы беседовать с вами. Вы, конечно, знаете, что для хороших сексу-
 альных отношений очень важен цвет волос. Если вы хотите говорить с
 блондинкой – нажмите 1,
 с брюнеткой – нажмите 2,
 с рыжей – нажмите 3,
 с блондинкой, крашеной под брюнетку – нажмите 4,
 с брюнеткой, крашеной под блондинку – нажмите 5,
 с рыжей в парике – нажмите 6…

ЛЁВА:
-С блондинкой!..

ШЕСТОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (автомат):
-Милый друг, возможно, вам не всё равно, как зовут вашу привлекательную
 партнёршу. Имя – это то, что определяет и украшает нас, не правда ли?
 Если вы хотите говорить с Леной – нажмите 1,
 с Верой – нажмите 2,
 с Машей – нажмите 3,
 с Галей – нажмите 4,
 с Аней – нажмите 5,
 если вы хотите говорить с Дорой, нажмите любую цифру и положите
 трубку – Доры у нас нет,
 с Наташей – нажмите 6,
 с Зиной – нажмите 7…

ЛЁВА:
-С Наташей!..

СЕДЬМОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (автомат):
-Хай! Я Наташа. Я женщина, блондинка, из Киева, мне 38 лет. Прежде, чем
 говорить с вами, я хотела бы знать, как вас зовут. Согласитесь, что имя –
 это то, что определяет и украшает нас, не правда ли? Если вас зовут Алек-
 сандр – нажмите 1,
 Алексей – нажмите 2,
 Арон – нажмите 3,
 Абрам Соломонович – нажмите 4,
 Борис – нажмите 5,
 Варфоломей – нажмите 6,
 Виктор – нажмите 7,
 Владимир – нажмите 8,
 Вячеслав – нажмите 9,
 Гриша – наберите 10,
 Дима – наберите 11,
 Евгений – наберите 12,
 Игорь – наберите 13…

ЛЁВА:
-Ой, пока дойдёт до Лёвы, будет уже утро! Пусть я буду – Гриша!..

СЕДЬМОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (автомат):
-Здравствуй, Гриша! Это Наташа. Ничего, что мы на ты? Я немножко шепе-
 лявю, потому что у меня вырвали зуб. Хотелось бы знать, какой секс ты
 предпочитаешь: традиционный – нажми 1,
 восточный – нажми 2,
 французский…

(Врывается ШЕСТОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС, это тоже автомат).
-Проверка возраста. Прошу прощения за вторжение в ваш разговор. Соглас-
 но инструкции Департамента внутренних дел, я должен проверить возраст
 клиента, набравшего номер этого телефона. Пожалуйста, наберите дату ва-
 шего рождения – месяц, число и две последние цифры года. Между меся-
 цем, числом и годом нажмите звёздочку.

(ЛЁВА набирает).

ТОТ ЖЕ ГОЛОС:
-Не понял. Наберите, пожалуйста, ещё раз. Спасибо. Ваш возраст совпадает
 с набранным ранее. Можете продолжать. Спасибо.

СЕДЬМОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (автомат):
-Я повторю. Хотелось бы знать, какой секс ты предпочитаешь:
 традиционный – нажми 1,
 восточный – нажми 2,
 французский – нажми 3,
 еврейский ортодоксальный – нажми 4,
 еврейский реформистский – нажми 5,
 с разговорами – нажми 6…

ЛЁВА:
-Я знаю?.. Восточный!..

СЕДЬМОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (автомат):
-Ты знаешь, Гриша, что в сексе очень важны позиции, занимаемые парт-
 нёрами. От этого зависит продолжительность и красота секса. Если тебе
 по душе секс лёжа – нажми 1,
 сидя на полу – нажми 2,
 стоя на голове – нажми 3,
 ногами вперёд – нажми 4,
 в сапогах – нажми 5,
 стоя прямо, ноги на ширине плеч – нажми 6…

ЛЁВА:
-Лёжа!.. 

ВОСЬМОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (на этот раз это живой человек):
-Алло?

ЛЁВА:
-Кто это?
-Это Бэлла. А вы кто?
-Я Лёва. Но позвольте, где же Наташа?
-Какая Наташа?
-Из Киева, блондинка, 38 лет, восточный, лёжа.
-Это я.
-Как это может быть?
-Это Гриша?
-Какой Гриша? Это Лёва.
-Тут сказано – Гриша.
-Это псевдоним. А где Наташа?
-Если вы – Гриша, то я – Наташа. А если вы – Лёва, тогда я – Бэлла.
-Ничего не понимаю. Мы же перешли на ты.
-Когда мы перешли на ты?
-Вон та шепелявая без зуба сама сказала: ”Ничего, что мы на ты?”
-Ой, на вы, на ты, какая разница? То был автомат.
-А теперь?
-Я что, похожа на автомат?
-Откуда я знаю? Я же вас не вижу.
-Хотите видеть – идите на Интернет.
-Не надо меня никуда посылать! Я что, для этого позвонил? Это секс по
 телефону?
-Да, это секс по телефону.
-Так я таки правильно попал.
-Подождите минутку, у меня тут борщ закипел!..

(Включается автомат – СЕДЬМОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС):
-Пока вы ждёте, послушайте, пожалуйста, музыку. Не кладите трубку,
 Наташа сейчас подойдёт.

(Музыка – ”Отказала мне два раза” или что-то в том же духе).

-Вы ещё здесь?
-Я ещё здесь. Это Бэлла?
-Да.
-Так почему же автомат говорит: ”Наташа сейчас подойдёт”?
-Откуда я знаю, что говорит автомат? Я за него не отвечаю.
-Как борщ?
-Уже закипел.
-Сделали меньше огонь?
-Да.
-Посолили?
-Что?
-Надо посолить и поперчить.
-Это вы меня учите?
-А что на второе?
-На второе – биточки.
-С макаронами?
-Почему с макаронами? С жареной картошкой.
-Это вкусно. С чесночком?
-Откуда вы знаете?
-Я такого давно не ел. Минуточку, кто-то звонит, я узнаю и вернусь.

(Переключается).

ЛЁВА:
-Да?

ВТОРОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС (Гольдензон):
-Лёва?
-Аркадий, я на телефоне.
-Секс?
-Да.
-И как?
-Пока ничего.Не мешай.

(Отключается).

-Бэлла?
-Я здесь.
-Я хотел спросить. Я тут набирал всякие номера – Киев, блондинка, от
 36-ти до 42-х лет, восточный, лёжа, и попал на вас. А если бы я набрал
 Ташкент, брюнетка, от 26-ти до 35-ти лет, французский, сидя на полу, -
 на кого бы я попал?
-Тоже на меня.
-Ничего не понимаю.
-А тут и понимать нечего. Вам нужен секс?
-Мне много чего нужно!
-А секс?
-Не помешал бы.
-Тогда расслабьтесь.
-Я уже и так расслабился.
-Нет, вы какой-то напряжённый.
-А какой секс?
-Что значит – какой?
-Я хотел восточный, лёжа.
-Хорошо, будет восточный.
-А что это значит?
-Сядьте лицом на восток.
-И всё?
-А что вам ещё надо?
-А если бы я хотел французский?
-Вы не хотели французский, вы хотели восточный.
-А теперь я хочу французский.
-Что вы мне морочите голову?
-Хорошо, пусть будет восточный.
-Вы сели лицом на восток?
-Откуда я знаю, где восток?
-Слушайте, так у нас ничего не получится. Восток – это там, где восходит
 солнце.
-Солнце уже зашло.
-А где оно утром было?
-Не знаю. Я ухожу, когда ещё темно.
-Ну хорошо. Окно у вас есть?
-Есть.
-Сядьте лицом к окну.
-Чтобы все меня видели?
-Закройте шторы.
-Шторы уже закрыты.
-Кто же вас увидит?
-Я знаю? Мало ли кто.
-Сядьте лицом к окну.
-Я уже сел. И вы уверены, что это восток?
-Вы невозможный человек. Как, вы сказали, вас зовут?
-Гриша. Хотя нет! Лёва. Меня зовут Лёва.
-Так вот что, Лёва. Сейчас вы будете делать всё, как я скажу.
-Говорите.
-Встаньте со стула.
-Для чего я садился?
-Вы можете помолчать? Станьте прямо, мышцы расслабить. Наклоняясь
 вниз и не сгибая коленей, старайтесь кончиками пальцев обеих рук кос-
 нуться пальцев ног. Начали! И-раз, два, три, четыре! И-раз, два, три, че-
 тыре! Коленей не сгибать! Выпрямиться! И-раз, два, три, четыре!..
-Позвольте, я до пальцев ног не достаю.
-А куда вы достаёте?
-Я достаю до коленей.
-Этого недостаточно.
-И поясница начинает болеть.
-Вы хотели секс?
-Да, я хотел секс, но без поясницы. Это у меня слабое место.
-Ещё есть слабые места?
-Нет, всё остальное в хорошем состоянии.
-Тогда сядьте.
-То сядьте, то встаньте, когда вы уже скажете – ложись?..
-Сядьте и вытяните руки вперёд. Закройте глаза и представьте себе,что
 вы в лесу.
-Где я?
-В лесу.
-Что я там потерял?
-Ничего вы не потеряли! Вы пришли в лес, кругом деревья растут, цветы,
 птички, запах сосновый…
-С кем я пришёл?
-Вы пришли со мной.
-Ага, я с вами пришёл. На пикник?
-Да, на пикник.
-Корзинку с продуктами взяли?
-С какими продуктами?
-Так пикник же!..
-Ну хорошо, взяли.
-А что в корзинке, бутерброды?
-Бутерброды.
-Мне – с колбасой. И огурчик чтобы лежал между.
-Лёва!..
-Что Лёва? Вы сказали – представьте себе, что вы в лесу, я и представил.
-Я раздеваюсь.
-Вы что, с ума сошли? Вы забыли, что мы в лесу? Вас же комары   
 искусают!..
-Вы хотели секс?
-Секс не убежит. Давайте сначала перекусим.
-Что мы перекусим, провода? Мы с вами говорим по телефону.
-Ой, я забыл. И кроме того, я уже пообедал.
-Подождите, я посмотрю борщ.

(Опять автомат – СЕДЬМОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС):
-Пока вы ждётё, послушайте, пожалуйста, музыку. Не кладите трубку,
 Наташа сейчас подойдёт.

(Музыка).

-Лёва?
-Ну?
-Борщ хороший. Я уже выключила.
-Интересно, что вы варили, когда звонил Гольдензон?
-Какой Гольдензон?
-Аркадий.
-Ничего я не варила. Я вязала носки. Позвонил Гольдензон и спросил,
 который час. Было без пяти четыре.
-Какой секс он хотел?
-Никакого секса он не хотел. Он спросил, как разделать селёдку, я ему
 рассказала.
-Он сказал, что ему хорошо.
-А почему ему должно быть плохо? Время узнал, селёдку разделал.
-А секс?
-Что вы заладили – секс и секс? Как будто ничего другого в жизни нет.
 Мало вам этого добра?
-Я знаю? Может, и мало.
-Ой, не надо прибедняться! Странные всё-таки люди. Звонят и звонят
 целый день. За восемь долларов в час я должна ещё знать, как разде-
 лывать селёдку. Огурцы солить не надо?
-Я уже засолил. Опять кто-то звонит, подождите минутку.

(Переключается).
 -Да?

ВОСЬМОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС (голос Автора):
-Лёва, это Наум Сагаловский.
-Кто?
-Наум Сагаловский.
-Мы встречались в поликлинике?
-Нет-нет, вы меня не знаете. Я хочу вам сообщить, что ваша жена только
 что прилетела из Нью-Йорка, она в аэропорту.
-В аэропорту? Она должна была прилететь завтра! Что случилось?
-Паваротти заболел, и последнюю оперу отменили.
-Что с ним?
-С кем?
-С Паваротти.
-Я не знаю, наверно – грипп. Или ангина.
-А что говорят врачи?
-Слушайте, ваша жена прилетела. Пока вы там занимаетесь сексом по
 телефону, она берёт такси и едет домой.
-Откуда вы знаете?
-Лёва, я автор этой пьесы.
-Ну и что?
-Я сам всё это придумал.
-А, так это вы придумали, что моя жена прилетела?
-Нет, этого я не придумал, она действительно прилетела и сейчас едет
 домой.
-Так что же вы тогда придумали?
-Я придумал всё остальное – и Бэллу, и Гольдензона, и секс по телефону…
-Может быть, вы и меня придумали?
-Конечно! Я и вас придумал.
-По-моему, вы сумасшедший. Как вы можете меня придумать, когда я –
 вот он – стою и разговариваю с вами по телефону?
-Не забудьте – вы ещё и на другой линии.
-Тем более! Слушайте, вы таки автор, но зачем же голову морочить?..
-Моё дело предупредить. Ваша жена Фира будет дома через 10 минут.

(Автор отключается).

ЛЁВА:
-Бэлла?
-Ну? Ладно, всё. Муж пришел, буду кормить.
-И у меня сейчас жена приедет.
-Звоните в четверг, пока.

ШЕСТОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС (автомат):
-К сожалению, Наташа вынуждена прекратить этот интимный разговор.
 Ей было приятно провести с вами 48 незабываемых минут. Если у вас
 есть другие желания и вы хотите продолжить секс по телефону, нажмите 1.
Если вы устали и хотите прекратить отношения, нажмите 2.

ЛЁВА:
-Прекратить…

ГОЛОС:
-Отношения прекращаются. Спасибо.

(Гудки «занято»).

ЛЁВА:
Не секс, а чёрт те что,
пришей кобыле бантик.
Хотя – неважен секс,
а важен – разговор.
Вы скажете, что я –
законченный романтик,
а я вам так скажу:
мне это не в укор.
О женщины земли,
            вы – вечная загадка!
Вчера мой друг Арон
вошёл в ажиотаж:
”С тем сексом, - говорит, -
не так уж всё и гладко.
Супружеская жизнь –
один сплошной мираж.
Я ей принёс цветы,
поставил диск Бочелли,
устроил полумрак,
мы выпили вина,
разделись,
улеглись,
прильнули,
обомлели,
всё было хорошо,
но тут
пришла жена!..”

Вы скажете – ну-ну!
Я вам скажу:
вы правы,
и более того –
возможно, что вдвойне.
Писал один поэт:
”О времена, о нравы!..”
Другой поэт писал:
”Дай, Джим, на лапу мне!..”
Мы начали про секс,
а кончили – про Джима.
Но это – ерунда.
Я что сказать хотел?
В условиях семьи и жёсткого режима
общенье наших душ
важней общенья тел.
Что секс?
Смешно сказать –
бессмысленное действо,
раз-два,
туда-сюда,
и некого винить.
А секс и телефон,
как гений и злодейство –
две вещи, что никак
нельзя соединить.
Я так же, как и вы,
не становлюсь моложе.
Мне б зубы починить –
и я ещё вполне!..
По-моему, звонят.
Вы слышите?
Я тоже.
Ну ладно,
мне пора.
Открою дверь жене.
Пусть будут ваши дни
легки
и несуровы,
пускай не бьёт вас жизнь
ключом по головам!
Живите хорошо
и будьте мне здоровы!
Хотя – не только мне.
Немножечко – и вам.

(Занавес – если он есть).
(Зрители аплодируют, потом встают и собираются уходить.
Неожиданно перед занавесом – если он есть – опять
появляется ЛЁВА).

ЛЁВА:
Вернулась, наконец,
моя супруга Фира,
она там варит борщ
и жарит рыбу хек!..
Я тут упоминал
профессора Шапиро,
который говорит,
что в сексе важен бег.
Однажды некто Кац –
он жил когда-то в Сочи,
рабочий человек,
фуражка набекрень –
явился на приём:
”Профессор, нету мочи!
Замучила меня
проклятая мигрень!
Скажите – что принять?
Спасите – вы же гений!..”
Профессор помолчал,
протёр своё пенсне.
”Я сам, – он говорит, – 
страдаю от мигреней,
поэтому я вам
сочувствую вполне.
Мигрень лечить нельзя –
увы, лекарства нету.
Но, знаете ли,
я – ещё не старый пень!
Я для себя открыл,
скажу вам по секрету,
что секс с моей женой
снимает всю мигрень.
В тот самый час, когда
мигреневые боли
вонзаются в меня,
как в масло входит нож,
я говорю жене:
”Займёмся сексом, что ли?”
Она мне говорит:
”Раз надо, так чего ж?..”
А с сексом у меня
порядок,
слава Богу!
При этом мне
жена
массирует виски.
Я чувствую, как боль
проходит понемногу,
и я могу дышать
и мыслить
по-мужски!..
Мигрень терзает всех –
и тот больной,
и этот,
но тайну
только вам
доверил я
свою!
Идите, дорогой,
попробуйте мой метод,
излечитесь от мук –
гарантию даю!”
И некто Кац
(он был
неробкого пошиба)
ушёл,
но прибежал
на следующий день.
”Профессор, – говорит, – 
большое вам спасибо!
Я вылечил
свою
злосчастную
мигрень!
Теперь я в мир смотрю
открытыми глазами!
Дай Бог вам долгих дней,
ой, вы спаситель наш!..
Всё было точно так,
как вы мне рассказали:
жена была,
и секс –
два раза,
и массаж!
И  всё –
благодаря
профессору Шапиро!
Ваш метод
всю мигрень
снимает,
как рукой!
И знаете,
у вас –
прекрасная квартира,
а мебель –
я нигде
и не встречал
такой!..”

(ЛЁВА поворачивается и уходит, на этот раз – навсегда).


В  ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Погасим свет, закрутим краны,
наварим супу и лапши.
И заживут былые раны
финансов, тела и души.

Прольётся дождь в садах окрестных,
заблещет золото в золе,
луна взойдёт, Христос воскреснет,
и будет праздник на земле.

И, позабыв про геморрои,
катарр и прочие дела,
мои нелепые герои
придут и сядут у стола.

Врачи, снабженцы, брадобреи,
привычны к вилке и ножу.
”Ах, Боже мой, одни евреи!” –
я с удивлением скажу.

Друзья, подруги, однолетки,
помянем вышедших в тираж
и будем плакаться в жилетки,
что мелко пишет карандаш,

что денег нет, что жив Иуда,
и про гусей, и про курчат,
и будем счастливы, покуда
вдруг петухи не прокричат.

И я скажу вам: до свиданья
при новой праздничной луне!
Мои безумные созданья,
не забывайте обо мне!..

От зла и дури нет охраны,
но ты пиши, перо, пиши –
пускай стихи врачуют раны
финансов, тела и души.