Уходя на войну, муж гвоздь в стену забил,
а супруге сказал: «Нюрка, верь мне
пока гвоздь тот в стене – я живой не убит.
Вот такое в народе поверье».
Просто так, пошутил, чтоб жену поддержать –
восемнадцать всего лишь девчонке…
Обернулся в дверях и ушёл воевать,
молоток свой, оставив на полке…
Сапогами, взбивая российскую грязь,
враг дошёл до Москвы и до Волги…
И совсем по-хозяйски в селе, веселясь,
Растоптал прошлой жизни осколки.
Это самый был Богом проклятый год,
расползлись тараканами танки…
Нюрка смотрит – стоит, как баран у ворот,
офицер со следами ветрянки.
Теперь он с денщиком в её хате живут,
а она обитается в бане…
Ничего, скоро будет фашистам капут,
возвернётся домой её Ваня.
А пока как прислуга, в свой собственный дом…
прибирает, стирает, и моет.
Поскорей бы в войне наступил перелом,
а то сердце по милому ноет.
Как-то мыла полы… налетела гроза.
Ветер мял и ломал в доме стены…
Гвоздь со скрипом полез из стены на глазах…
Поутру по селу вели пленных.
Вон её муженёк среди пленных солдат –
гимнастёрка пропитана кровью –
тычет в спину ему конвоир автомат,
и лицо искажается болью.
Больше уж не дано было ей увидать
мужа в жизни длиннющей кручёной…
Но она продолжала любимого ждать…
Гвоздь в стене заменил ей икону.
Он из стенки давно вполовину торчит,
проржавел, как ни смазывай маслом…
Словно с мужем своим она с ним говорит…
Верит – смерти любовь неподвластна.
Много лет как закончилась эта война,
не о каждом мы подвиге знаем...
но вот то, что с гвоздём… столько лет… и одна…
Вас не знаю – меня поражает.
Не измерить, насколько велик этот грех –
Бога гвоздь никогда не заменит!
Только я бы не стал осуждать в этом тех,
кто так любит, надеется, верит!