Было очень холодно, но если бы не было ветра, мороз можно было бы стерпеть. Но злой, колючий ветер безжалостно проникал сквозь одежду, обжигал лица и руки, бросался сухой снежной пылью.
В машине было тепло и уютно. Большой черный внедорожник легко пробирался через снежные наносы, которые еще не успели счистить. На лобовое стекло и лицо водителя дул приятный теплый воздух, играла музыка. Водитель – высокий, полный мужчина, лет сорока, с черными, зачесанными назад волосами, уверенно вел машину, получая удовольствие от езды.
После очередного поворота он увидел на остановке одинокую девушку. В длинном сером пальто с капюшоном, она стояла и притоптывала ногами и прикрывала рукой в перчатке нос и рот от обжигающего ветра. Водитель снизил скорость, рассматривая тонкую, высокую девушку. Его всегда удивляла та разница, с которой переносят холод мужчины и женщины. Будь на месте девушки парень, он бы давно поднял воротник, засунул руки глубоко в карманы, вжал голову в плечи и сгорбился бы. А женщины всегда сохраняли осанку и очень редко держали руки в карманах.
Приняв решение, он остановился и опустил стекло.
- Садитесь, я вас подвезу, - сказал он, стараясь перекричать шум ветра.
Девушка без лишних уговоров села в машину.
- Ну что, замерзли? – спросил он с широкой улыбкой. – Погода сегодня ого-го! Вам куда?
- Вообще, - отозвалась девушка. – Полчаса стояла, ждала автобус, а его все нет и нет. Замерзла совсем.
- Ничего, - ответил он бодро. – Сейчас печку посильнее пустим – мигом согреетесь! – он покрутил ручку. На девушку подул сильный теплый ветер. – А вы снимите перчатки и капюшон, так согреетесь намного быстрее.
Девушка стянула перчатки и откинула капюшон, оставшись в красной вязаной шапочке. Он внимательно рассмотрел ее красивые руки с тонкими длинными пальцами и превосходным маникюром. Увидев обручальное кольцо, он хитро улыбнулся себе под нос.
- Так куда едем? - спросил он.
- Домой, - ответила девушка машинально, но тут же поправилась и назвала адрес.
- Вы что, с ночи? – в его голосе было участие.
- Да.
- Ну и работа, не завидую я вам, - он говорил с открытой улыбкой. – Я в свое время тоже работал на сменной работе, нелегкое это дело, скажу я вам. Ни тебе выходных, ни поспать нормально… А вы где работаете-то? – спросил он вдруг.
- Я медсестра в больнице, - ответила девушка.
Мужчина шутливо поежился.
- Ооой… Уколы…
Девушка улыбнулась.
- Боитесь?
Мужчина закивал головой.
- Боюсь – это не то слово. Иногда сжимаюсь так, что иглы гнутся, - рассмеялся он.
- Да наверное все мужчины боятся, - она смотрела в окно.
- А на самом деле, - голос мужчины стал серьезным, - у вас очень хорошая работа. Вы же людям помогаете, спасаете жизни, это достойно уважения. Вот еще бы зарплату вам человеческую, было бы вообще здорово.
- А денег никогда не хватает, сколько ни получай, - ответила девушка грустно. – А в наше время вообще выбирать не приходится, есть работа – уже хорошо.
- Да, вы правы, - согласился водитель. – Время у нас действительно сложное…
- Ну, судя по машине, у вас проблем нет, - улыбнулась девушка.
Мужчина искренне рассмеялся.
- А если я скажу, что я всего-навсего простой водитель и отвозил хозяина?
- Непохожи вы на простого водителя, - парировала девушка.
- И почему это я непохож? – улыбнулся он.
- Да руки у вас не шоферские, слишком нежные и ухоженные.
Мужчина с удивлением посмотрел на свои руки и рассмеялся.
- А вы, однако, глазастая! Ишь ты!
Девушка улыбнулась.
- У меня у самой муж водитель, тоже начальника возит. А до этого дальнобойщиком был, вот у него шоферские руки, сильные и большие. А у вас больше на женские похожи, небольшие и совсем не грубые, - видимо, поняв, что говорит лишнее, она спохватилась. – Вы только не обижайтесь.
- Ну что вы, - искренне улыбнулся он. – Меня не так-то просто задеть или обидеть. А насчет рук вы правы – я не водитель чей-нибудь, и машина моя.
- Вот видите, я угадала, - ответила девушка. – И это хорошо, что вы не обиделись. Вот меня очень легко обидеть, я обидчивая.
- И чем вас можно обидеть? – спросил он совсем другим тоном, серьезным и внимательным.
- Наверное, грубостью и ложью, - девушка стала задумчивой. – А еще когда забывают памятные и дорогие для меня даты…
- Меня самого бесит, когда забывают про мой день рождения, - согласился водитель. – Одного этого достаточно, чтобы я разочаровался в человеке. Не могу простить невнимательности.
- Тогда вы понимаете, о чем я, - согласилась девушка. – Я, конечно, стараюсь понять, все такое… Но ведь все равно обидно, когда на тебя как бы не обращают внимания.
- А самое обидное в том, что мы сами никогда не позволяем себе такого, - продолжил мужчина. – Для меня, например, поздравить кого-то с восьмым марта, новым годом или днем рождения – это святое. А когда сам проявляешь такое внимание, да что там внимание, простую вежливость, хочется ведь и в ответ получить такую же вежливость. А ее обычно не бывает, такое чувство, что ты людям не нужен совсем и неинтересен. И это очень обидно, лучше бы уж тогда прямо в лицо сказали, чем так.
- Вот и я о том, - девушка улыбнулась. – У нас оказывается, много общего.
Мужчина улыбнулся.
- Вот еще выясним, что нам нравится одна и та же музыка, одни и те же фильмы и книги – будет вообще хорошо.
- Насчет книг – вряд ли, - ответила девушка. – Я не люблю читать…
По лицу мужчины промелькнула тень, буквально на мгновение.
- Да с вашей работой какой там читать… Могу себе представить… Да еще семья на вас, дом, муж… Забот-то сколько… Я же знаю, что сейчас вы придете домой и не успев переодеться встанете к плите, вот на кухне день и пройдет, а вечером лишь бы до постели доползти…
Девушка улыбнулась.
- Откуда вы все это знаете?
- Да что там знать-то? Сорок лет уже прожил все-таки, повидал немного. А у вас дети есть?
- Да, сын.
Мужчина улыбнулся.
- Сын – это здорово! Сколько лет человеку?
- Шесть, в следующий год в школу пойдем.
- Ну и как, получается вам его удерживать-сдерживать? – шутливо спросил мужчина.
Девушка рассмеялась.
- Куда там! Только отца немного побаивается, а меня вообще не замечает даже. Когда мужа дома нет – это бедлам какой то. Одно только действует – я ему говорю, что все отцу расскажу. Тогда минут на пять утихомиривается, а потом опять все по новой.
- Да, - согласил он. – Они это умеют – по потолку бегать. Но все равно, детство – это самая лучшая пора в жизни, ведь правда?
- Ну да, - ответила она. – Поэтому я уж не очень сильно стараюсь его опекать да в узде держать. Пусть наиграется.
- Вы очень умная женщина, - сказал он с искренним уважением. – Честно, очень умная.
Девушка смутилась.
- Да какая уж умная… Обычная…
Он покачал головой.
- Позвольте с вам не согласиться и остаться при своем мнении.
- Хорошо, - чуть кокетливо ответила девушка, - оставайтесь при своем мнении.
Он улыбнулся и через минуту спросил:
- А вы как работаете? Сутками или как?
- Нет, мы по двенадцать часов.
- День, ночь, отсыпной, выходной?
- Да. А откуда вы знаете?
Он улыбнулся.
- Я же говорил, что работал раньше на такой работе. Правда, у нас сутки были, сутки через трое. Так вы значит, послезавтра в день, потом в ночь?
- Да, послезавтра на работу. – Она показала в окно на многоэтажку. – А вот и мой дом, у дальнего подъезда остановитесь, пожалуйста.
Машина остановилась прямо напротив подъезда. Девушка начала открывать сумочку.
- Сколько я вам должна?
Он с улыбкой покачал головой.
- Нисколько.
- Как это? Нет, я так не люблю, скажите, сколько?
- А я не люблю брать деньги за проезд, - улыбнулся он нежно. – Тем более, мне все равно было в эту сторону.
- Да ладно вам! – воскликнула она. – Скажите уж, - добавила она почти умоляюще.
- Лучше скажите, как вас зовут, - мужчина внимательно и ласково смотрел на нее. – Меня зовут Мархад, а вас?
- Меле, - смущенно проговорила девушка. – Странное имя, правда?
Он удивился, затем покачал головой.
- Ничего и не странное, а очень даже красивое. Красивое и необычное. Меле… - протянул он с улыбкой. – Нет, очень красивое, честное слово. А как вас муж зовет, если не секрет? – с улыбкой спросил он.
- Меленка, - рассмеялась девушка. – От моего имени и от слова «мельница». Наверное, из-за того, что я много болтаю.
Он искренне рассмеялся.
- Ну ладно, досвидания, - сказал он. – Рад был знакомству с вами, Мелен.
- Взаимно. Спасибо, что подвезли, - девушка вышла из машины. Он внимательно смотрел на нее, пока она не скрылась в подъезде.
- Меле, Меле, Меленка… - проговорил он задумчиво, трогаясь с места. – Красивая, однако…
Через два дня он снова поехал по улице, на которой встретил ее. Но ее не было.
- Она же сегодня днем работает, балда, - выругался он тихо. Прикинув, когда она пойдет домой, вечером он снова приехал на эту остановку. Но увидев толпу, проехал мимо.
Выслеживал он ее так долго. И наконец, увидел ее, одиноко стоящую у дороги.
- Ба, Меле, это вы? – он с широкой улыбкой открыл дверь. – Домой едете, а ехать не на чем? Садитесь!
- Здравствуйте, Мархад, - она села в машину и улыбнулась ему. – Утром эти трамваи ездят вообще без всякого порядка. Вернее, это я выхожу так неудачно, всего на десять минут позже моего маршрута, а следующий приезжает, когда вздумается.
- Тогда вам повезло, что я опять еду в вашу сторону, - сказал он. – Кстати, сегодня, как выехал, сразу о вас подумал, - добавил он смущенно. – Почему-то казалось, что вас увижу.
- Ну что вы, - он видел, что ей приятно.
- Как у вас дела, как семья, как сын?
- Нормально все, спасибо.
- Мелен… - он немного помедлил, - расскажите пожалуйста о себе.
- Что рассказать? – спросила она удивленно и чуть настороженно.
- Что хотите, мне все интересно, - он улыбнулся. – Например, о своей работе.
- Да что о ней рассказывать, - устало отмахнулась девушка. – Работа как работа… Медсестра я в приемном отделении. Кого привезут, тех и принимаем, оказываем помощь, заполняем кипу бумаг…
- И крови уж точно не боитесь… - проговорил он задумчиво.
- Сначала боялась, если честно. А сейчас уже привыкла, ведь кого только не привозят.
- Разве к этому можно привыкнуть? – спросил он чуть удивленно.
- А иначе никак, иначе работать не сможешь, - девушка говорила спокойно. – Ведь к крови уже не как к крови относишься. И к ранам тоже. Да наверное, и к человеку… Просто есть дело, которое надо сделать – остановить кровь, сделать укол, что-то перевязать. А о том, что это живой человек и ему очень больно – об этом уже даже не думаешь. А если начнешь думать, или жалеть – тогда все, ты его просто не спасешь. Вот так и работаем.
- Да уж, - проговорил он. – И давно вы работаете в больнице?
- Семь лет будет скоро.
- Насмотрелись, наверное, всякого?
Девушка усмехнулась.
- Разное бывало, - она замолчала и стала грустно смотреть в окно. Повернув на очередном перекрестке, машина уперлась в впереди стоящую.
- Оп-па… - произнес Мархад, оглядываясь по сторонам. – Меле, кажется, мы попали…
- Пробка? – девушка посмотрела вперед.
Приоткрыв дверь, Мархад высунул голову из машины и посмотрел вперед, потом обернулся назад.
- Извините, но кажется, сидеть нам тут придется ох как долго. – он смущенно посмотрел на девушку. – Вы уж простите, что так вышло.
- Ничего, - она достала телефон. – Я уже привыкла, однажды добралась до дома только к обеду. На этой улице часто бывают пробки. Сейчас, мужу позвоню, предупрежу, чтобы не ждал меня и отвез сына в садик.
- Хорошо, а я пока покурю, - сказал Мархад, выходя из машины. Прикуривая, он незаметно улыбнулся – он был рад этой неожиданной остановке, возможности, чуть подольше побыть с этой красивой, молодой женщиной. Глубоко затянувшись, он украдкой посмотрел в окно – она разговаривала по телефону. Мархад не слышал, о чем она говорила, но это ему было и не нужно, он смотрел, как двигались ее губы, как они то и дело улыбались, видел, какими нежными стали ее глаза. Наконец она положила телефон в сумочку.
- Ну, как поговорили? – спросил он, усаживаясь в кресло поудобнее.
- Да, - девушка улыбнулась, а потом рассмеялась. – Прикалывается еще…
- Да? – переспросил Мархад. – И над чем прикалывается?
- Надо мной смеется, - девушке было радостно. – Говорит, если что, могу еды тебе принести, а если хочу, то и телевизор принесет.
Мархад рассмеялся.
- Еда и телевизор? Прикольно.
Она кивнула головой.
- Он у меня вообще такой юморной, когда мы дома, постоянно надо мной подшучивает и смешит меня.
Мархад хотел спросить, знает ли он, что она в машине с другим мужчиной, но остановился. Чтобы много знать, не надо спрашивать. Зная женскую проницательность и ум, он хорошо понимал, что не следует спрашивать ее о чем-то в лоб, так можно напугать или вызвать подозрение. Свое дело надо делать молча и спрашивать будто ненароком, в разговоре, пряча любопытство среди шуток и ничего не значащих фраз.
- Это хорошо, - проговорил он спокойным тоном. – Раз человек остроумный и с чувством юмора, значит, добрый и умный. Уважаю таких, на самом деле их очень мало.
- Да, он очень добрый, - тут же откликнулась девушка. – Очень добрый и очень умный. Знаете, вот сколько мы уже живем, мы ни разу не поссорились, представляете себе?
- Так таки и ни разу? – переспросил он шутливо, зная, что легкое недоверие иногда заставляет открыться гораздо сильнее, чем безоговорочное доверие.
- Да, да! – девушка даже выпрямилась. – Ни разу, он у меня такой умница, всегда умеет повести дело так, что я успокаиваюсь сразу. Иногда я конечно, начинаю выходить из себя, на сына там, или на него, или по дому, но он всегда подходит ко мне, улыбается нежно и так смотрит, что я таю и забываю, на что злилась, - она смущенно, но в то же время гордо улыбнулась. – Вот такой он у меня, мой поросенок.
- Поросенок? – Мархад рассмеялся добрым смехом. – Вы зовете его поросенком?
Девушка восторженно кивнула.
- А меня он зовет слоником, - добавила она, и Мархад рассмеялся еще громче.
- Рассмешили вы меня, - сказал он, вытирая слезы. – Слоником… Надо покурить, - он начал было открывать дверь, но девушка остановила.
- Зачем вы каждый раз выходите, курите здесь. На улице холодно ведь.
Он пожал плечами.
- Ну вам же будет неприятно сидеть в дыму, тем более, курю я много…
- Ничего, а вы знаете, что мне нравится сигаретный дым?
Он недоверчиво посмотрел на нее.
- Вот уж не думал, что дым сигарет может нравиться женщине…
Она кивнула.
- Да, мне нравится очень, я не знаю почему. Так что, курите здесь.
Он все еще сомневался.
- Но вы же и сама пропахнете дымом. Что муж скажет?
Девушка даже всплеснула руками.
- Да не беспокойтесь, вы знаете, как водители скорой помощи курят? Иногда он даже смеется надо мной, говорит, что ему даже курить не надо, пять минут в мое пальто подышал, и накурился, - она опять рассмеялась. Мархад поймал себя на мысли, что ему очень нравится ее смех – звонкий и искренний.
- Ну хорошо, уговорили, - он закурил и с удовольствием выпустил в приоткрытое окно струйку дыма. – А он у вас, получается, не курит?
- Нет, совсем не курит, - подтвердила она.
- Молодец, - серьезно сказал Мархад. – Правильно делает, что не курит.
- Он у меня вообще очень такой умный и рассудительный, - сказала она. – И советы всегда дает такие правильные, иногда даже его друзья приходят к нему, чтобы он помог. И знаете, - она повернулась к нему, - я вот сколько раз замечала – как он скажет, вот по его и выходит. Поэтому я его всегда слушаюсь, - добавила она с гордостью.
«Маленькая, восторженная, влюбленная девочка, - с нежной грустью подумал Мархад, слушая ее. – Аж раскраснелась вся от удовольствия… А глазки то, глазки как горят… Дааа…» Он старался понять, на самом ли деле она так любит своего мужа, или просто старается выдать желаемое за действительное. Или это была просто радость обладания таким мужем и желание похвастаться? «Да нет, похоже, она на самом деле его любит, любит до сих пор детской любовью, - решил он. – И не надо быть самым умным человеком, чтобы понять, что он был и остается ее единственным мужчиной… Интересная штука жизнь…». Он хотел было сказать что ей очень повезло с мужем и еще что-нибудь в этом роде, но передумал. Незачем подтверждать то, во что она и так верит. Но ему стало интересно, он бы с радостью узнал о ней как можно больше. Однако Мархад знал, как трудно открыть человеческое сердце, особенно, женское, знал, как трудно заслужить доверие. На самом деле, вопросы вроде «расскажите про себя» - это самый простой способ заставить человека не открыться, а напротив, закрыться так, что потом уже бывает невозможно вызвать его на откровенность. Поэтому он не стал ее о чем-либо спрашивать, а решил немного рассказать о себе – совсем чуть-чуть. Самый лучший способ вызвать у человека доверие – это довериться ему самому. Но Мархад знал и про женское любопытство, поэтому не собирался раскрывать перед ней душу до конца – зачем? Он прекрасно понимал, что она сразу потеряет к нему интерес, лучше оставить рассказ о себе недосказанным, тогда она загорится, ведь ничто не манит человека так, как загадочность, полуоткрытость.
- Завидую я вам, Меле, самой настоящей белой завистью, - сказал он, закурив очередную сигарету. – Счастливая вы… Пусть так будет и дальше, - он грустно улыбнулся и вздохнул.
Через миг он понял, что наживка сработала.
- А вы? Вы женаты? – спросила она, сделавшись серьезной.
- Нет. Вернее, да. – он рассмеялся тихим смехом. – Вот ведь, а, никак не привыкну… Я был женат…
- Почему были? – спросила она.
- Она погибла, - сказал он тихо.
- Мамочки… - прошептала она, - простите меня, пожалуйста… Я не знала… - она осторожно прикоснулась к его руке. – Мне не следовало спрашивать…
- Да нет, не переживайте так, - сказал он, доставая очередную сигарету. – Все в порядке, это было очень давно.
- Она болела? – спросила она – несмотря на участие, ей было любопытно.
- Нет, ее сбила машина, - он глядел вперед невидящим взглядом. – Ее и дочку… Это было зимой, к нам должны были прийти гости, а она вдруг увидела, что у нее кончилось масло… Сначала она хотела, чтобы я сходил, но потом ей и самой что-то понадобилось, по женской части. И мы пошли всей семьей, потому что дочка была еще маленькая, всего три года и ее не с кем было оставить. Они пошли в один магазин, а я зашел в продуктовый напротив. Купил это масло, вышел на улицу и стал их ждать. Они вышли и стали переходить улицу – жена и дочка в санках. И тут машина… Я даже не успел понять, что произошло… Потом сказали, что водителю стало плохо за рулем и он потерял сознание… Он так и не пришел в себя, после аварии впал в кому и умер через неделю…
- А ваша жена и дочь? – она смотрела на него широко открытыми глазами.
- Дочь погибла сразу… А жена умерла у меня на руках… Санки отбросило ударом… Машину потом занесло и она ударилась об стену здания, а жена зацепилась за капот…
Мархад говорил правду, ничего не придумывая. Забыв о девушке, сидящей рядом, он перенесся в тот проклятый день, навеки изменивший его судьбу. Перед его глазами стояла разбитая белая машина, врезавшаяся в стену магазина, на капоте которой беспомощно лежала его жена, буквально перерубленная пополам. Как в медленной съемке он видел, как она пыталась подняться, опираясь на капот, но окровавленные руки лишь скользили, оставляя на белом металле красные беспомощные полосы.
- Там, в кастрюле, картошка, я почистила, когда вскипит, не забудь посолить, - все шептала она бескровными губами, когда он подбежал к ней и взял ее в руки. – Не забудь посолить… - это были ее последние слова. Меле была медиком, но он не был уверен, что сможет ей объяснить, что это такое – чувствовать дрожь умирающего человека, вряд ли бы она поняла, как это страшно – трогать еще теплые, мягкие руки человека, которого уже нет. Страшная загадка жестокой жизни - человек уже умер, а руки еще теплые, мягкие, живые…
Он замолчал. Молчала и она, потрясенная. Мархад прекрасно понимал, что она изо всех сил старается найти слова утешения, но не может, поэтому бессильно молчит. Но ему не были нужны ее слова.
- Вот так, Меле, - сказал он наконец. – Вы уж простите, что я так вас расстроил…
- Это вы меня простите, Мархад, - сказала она тихо. – Простите, что заставила вас вспомнить все это… Хотя, наверное такое забыть невозможно… А как же вы пережили все это? – спросила она чуть погодя.
- А куда денешься? – он вздохнул. – Знаете, самое страшное было зайти в квартиру… Просто ходить по квартире после похорон. Слышать ее запах, видеть ее вещи… Больше всего запомнилась кукла, которую дочка хотела взять с собой, а жена ее отобрала и положила на столик в прихожей… Дочка еще полдороги капризничала из-за этого…
В похоронных хлопотах никто не заметил эту куклу, он тоже. Вернее, он был не в состоянии что-то замечать, ходил и делал что ему скажут, как робот. Но после всего, вернувшись один в пустую квартиру, он первым делом увидел эту куклу и тут вдруг понял, что их – его любимых и самых близких людей больше нет. Прижав куклу к груди, он сполз по стене и сидел так всю ночь, не замечая, как по щекам текут слезы. А утром понял, что ему страшно войти в комнаты, страшно увидеть детские игрушки, страшно увидеть халатик, который жена бросила второпях на кресло, одеваясь для похода в магазин. Он понял, что просто не вынесет этого.
- Я так и жил в прихожей, - сказал он грустно. – Так и не смог пересилить себя и зайти в комнату… А после того, как отметили сорок дней, продал ее, купил себе новую… Из старой взял только эту куклу…
- А остальные вещи? – спросила она тихо.
- Я попросил друзей и они все отнесли в какой-то благотворительный центр… Одежду, мебель, все… Сначала я хотел все сжечь, но потом решил, пусть они хоть кому-нибудь доставят радость… Думал, жена и дочь одобрили бы такой поступок…
- И вы с тех пор один?
- Нет… Я еще женился… Когда пришел с войны… - Мархад потом и сам не мог понять, сказал ли он это специально, или это вырвалось нечаянно.
- С войны? – у девушки округлились глаза. – Вы были на войне?
- Я просто не хотел жить… - он смущенно улыбнулся. – Может, это покажется вам глупостью или слабостью. Но в тот момент я просто не хотел жить… Несколько раз я думал о самоубийстве, но видимо, у меня не хватило духу. Не хотел я без них жить, понимаете… Ну а тут мне на глаза попалось объявление о наборе контрактников. Я подходил под требования, в армии был снайпером, вот я и записался… Как оказалось, на войну, - он уже взял себя в руки, поэтому говорил спокойно, даже с легкой иронией.
- Вы были в… - девушка назвала страну, в которой в последние годы не стихала война.
- Да, после трех месяцев подготовки нас отправили туда. Дали мне винтовку снайперскую и сказали – иди, пропадай… - он улыбнулся. – Как видите, пропасть не получилось. Война – жестокая дама, самая жестокая, она легче всего убивает самых слабых… Вернее, самых добрых и мирных людей… Самых мягких… И как любая дама обожает отчаянных, благоволит к ним… Наверное, поэтому я и выжил, потому что искал смерти…
Мархад понимал, что рассказал уже чересчур много, что надо остановиться. Ища предлог, он замолчал и начал медленно доставать сигарету, побаиваясь, что она спросит еще о чем-то и снова придется рассказывать, изливать душу. Но ему помог случай – у девушки зазвонил телефон.
- Простите, - сказала она, беря телефон в руку. – Это муж… - она поднесла аппарат к уху, - алло?
Через минуту она вдруг побледнела, ее глаза уставились в одну точку.
- Где вы? – спросила она встревоженным голосом. – Его уже увезли? – Мархад удивленно и встревожено посмотрел на нее. – Так, не волнуйся, я постараюсь приехать как можно скорее.
- Что случилось? – спросил Мархад, когда она положила трубку.
- По пути в садик у сына живот прихватило, - сказала она дрожащим от волнения голосом. – Он отвез его в больницу, недалеко от дома. Сказали, аппендицит, говорит, уже забрали на операцию, - она не могла унять дрожащие руки. – Чертова пробка…
- Подождите минутку, - сказал Мархад, открывая дверь. – Мы что-нибудь придумаем.
Он встал на подножку и посмотрел по сторонам. Кругом было море машин, стояла вся улица, пробка и не думала рассосаться. Девушка тоже вышла из машины.
- Мне надо в эту больницу, - проговорила она быстро. – Я пойду пешком, спасибо вам.
- Постойте, - остановил он ее. – Она же далеко!
- Ничего, - сказала она, перешагивая через низкую чугунную оградку у дороги. – На другой улице поймаю такси.
Он догнал ее и взял за руку.
- Меле, садитесь в машину, - сказал он твердо. – Мы сейчас поедем, я вас отвезу.
- Как? – спросила она, глядя ему в глаза.
- Садитесь в машину и пристегнитесь.
Мощный двигатель взревел, колеса несколько секунд буксовали на снегу, потом машина рванулась в сторону. От удара и грохота девушка вскрикнула.
- Что вы делаете?
- Держитесь, - спокойно ответил Мархад. – Скоро доедем.
Сломав ограду и подняв тучу снежной пыли, машина выехала на тротуар. Мархад гнал на предельной скорости, не обращая внимания на пешеходов, испуганно шарахавшихся в стороны. Сбив по пути несколько мусорных урн, он свернул во двор, выехал на другую улицу. Она была полна машин. После вчерашней метели и снегопада, казалось, весь город стоит в пробках. Но он успел увидеть между двумя машинами небольшой промежуток, и направился туда. Раздался скрежет, их машина царапнула левым бортом об зад грузовика, раздался хруст бьющегося стекла, но Мархад не обратил на это внимания – он ехал заснеженными дворами, иногда прямо по пустым, занесенным снегом детским площадкам, даже не слыша и не чувствуя, как машина бьется о скамейки и качели, спрятавшиеся под снегом.
Через двадцать минут бешеной гонки они остановились у больницы. Девушка вышла из машины.
- Вы сумасшедший, - сказала она странным голосом. – Вы настоящий псих…
- Идите к сыну, - сказал он сурово. – идите к сыну и мужу. Я подожду вас здесь. Скажете мне, как прошла операция.
Она побежала к дверям. А он достал сигарету, закурил и невозмутимо обошел машину кругом. Потом присел на корточки и осмотрел ее снизу.
- Ну да, - сказал он с улыбкой. – Если так, то да… Тогда конечно…
Насколько он мог судить, ремонт машины обошелся бы ему дороже, чем покупка такой же новой. Но это его нисколько не взволновало…
Через два часа к нему вышел молодой, высокий мужчина – видимо муж Меле. Опытный водитель, он с первого взгляда понял, как сильно разбита машина и даже остановился на мгновение, а потом тихонько выругался. Видя, что мужчина просто напуган, и не знает, что сказать, Мархад сам подошел к нему и протянул руку.
- Здравствуй. Я Мархад. Как все прошло?
- Спасибо, хорошо, - мужчина, представляясь, пожал его руку. – Я заплачу за ремонт…
- Не надо, - перебил Мархад жестко. – У меня есть деньги, не думай об этом.
- Ну как… - мужчина все еще не мог прийти в себя. Вероятно, вслед за женой и он считал его сумасшедшим, просто не мог понять, как ради совершенно чужого человека можно так разбить машину. – Зачем ты это сделал?
- Я просто привез мать к сыну, - Мархад глядел на него холодными глазами. – Просто привез мать к сыну. Ты бы думал о машине или о себе в такой момент? – его голос был жестоким.
Мужчина растерянно пожал плечами. Мархад внезапно смягчившись, улыбнулся.
- Не переживай ни о чем, главное, что с сыном все хорошо. – Он достал сигарету и закурил. – Ладно, иди к жене, а я покурю и поеду.
- Слушай, приезжай к нам вечером, посидим, - мужчина улыбнулся.
Мархад покачал головой.
- Нет, спасибо. Я сегодня вечером уезжаю, в командировку. В следующий раз.
Наступила весна. В этом году она выдалась дружной и стремительной – уже в апреле было так тепло, что люди ходили в легких платьях и рубашках с короткими рукавами. Мархад на новой машине ехал по городу. Вдруг, вспомнив, он свернул на знакомую улицу, у него было такое чувство, что кто-то заставил его повернуть. Посмотрев на остановку, он радостно улыбнулся – тонкая, стройная девушка с короткими волосами одна стояла на остановке. Тонкое платье облегало ее фигуру, медленно подъезжая к ней он невольно залюбовался ее грудью и длинными ногами.
Остановившись, он вышел из машины.
- Здравствуйте, Меле, - сказал он с улыбкой.
- Вы? – удивилась девушка. – Мархад, это вы?
- Да, я. Как ваш сын, как у вас дела?
Она светло улыбнулась.
- Спасибо, все хорошо. Вот, осенью пойдем в школу.
- А как ваш муж?
Она улыбнулась еще шире, изумительные, небольшие, чуть припухлые влажные губы приоткрылись, блеснул ровный ряд белых зубов – у Мархада тяжело сдавило сердце.
- Он тоже нормально. Недавно вот вспоминал вас, до сих пор переживает из-за того, что вы тогда разбили машину…
Он посмотрел на свою новенькую машину.
- Ее я уже давно продал и купил вот эту. Там мне все равно не нравилась, просто я ленился поменять. Можно сказать, вы мне даже помогли, - улыбнулся он.
- А мы так и не смогли даже сказать вам спасибо, поблагодарить вас, - проговорила она чуть задумчиво.
- Знаете, что? – сказал Мархад. – Позвольте мне пригласить вас в ресторан сегодня вечером. И если вы примите мое приглашение, считайте, что отблагодарили. Идет?
Она растерялась.
- Ну я не знаю… И вообще, это странно – мы вам благодарны, а вы нас за это в ресторан… Да и муж в командировке ведь…
- Ничего не хочу слышать, - улыбнулся Мархад. – Вам есть с кем оставить сына?
- Ну… - она колебалась. – К маме могу отвести…
- Вот и славно. Значит, отводите сына, я заеду за вами в восемь часов.
- Мархад, это неправильно, - сказала она. – Я не пойду.
- Вы хотите меня отблагодарить? – спросил он напрямик. – Да не бойтесь вы ничего, просто посидим, поговорим. Соглашайтесь, - его тон не допускал возражений.
- Ну хорошо, - согласилась она с трудом. – Ой, мой трамвай, - она обрадовано заторопилась. – Простите, мне надо ехать…
- Хорошо, Меле. До встречи вечером!
Вечером, ровно в восемь он подъехал к подъезду. Как и большинство женщин, она чуть припозднилась, вышла минут через десять. Они приехали в самый лучший и дорогой ресторан города. Она обратила внимание на то, как странно он был одет – весь в черном, в длинном черном плаще, а чему она поразилась больше всего – он был в до блеска начищенных сапогах.
- Вам не жарко в такой одежде и сапогах? – не утерпела она.
Он улыбнулся и бросил взгляд на свои ноги.
- Нет, Меле, не жарко. Я люблю такую одежду, мне в ней почему-то уютно, - взяв ее за руку, он ввел девушку в ресторан.
Видимо, его тут хорошо знали. Гардеробщик с поклоном взял его плащ, Мархад остался в широких брюках с широким поясом и шелковой черной рубашке. Официант встретил их у дверей зала и с уважительным полупоклоном проводил к столику в самом уютном углу зала. Они сели, официант подал им меню и отошел на пару шагов. Девушка растерянно огляделась по сторонам. Зал был полон, то и дело на женщинах огоньками вспыхивали бриллианты, воздух был пропитан ароматами дорогих сигар и еще более дорогих духов, изысканного вина. Увидев, какая публика собралась в зале, девушка со стыдом пригладила под столом свое простенькое платье и залилась краской. Роскошь и великолепие угнетали ее, она чувствовала себя смешной и жалкой нищенкой среди этого царства денег и изысканного вкуса. Мархад, видимо, понял, что с ней творится. Жестом отозвав официанта, он нагнулся к ней через стол.
- Меле, прошу вас, не волнуйтесь и не переживайте. Вы самая красивая женщина в этом ресторане, а большинство из этих расфуфыренных людишек не годятся вам даже в подметки.
Она беспомощно улыбнулась.
- Я никогда не бывала в таких заведениях… И не знаю, что делать. Это так необычно…
Он нежно накрыл ее руку своей.
- Не бойся… И не думай ни о чем… Давай лучше закажем что-нибудь. Что ты будешь?
Она раскрыла меню и пробежала его глазами.
- Я не знаю, что это за блюда, - сказала она, снова краснея от смущения. – Закажите вы.
Он поднял указательный палец.
- Давай на «ты», Меле, хорошо?
- Давайте… Давай, - она улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ.
- Значит, заказываю я. Так, постараюсь угадать, что ты любишь, - он хитро подмигнул ей и поманил официанта.
- Будьте любезны, даме соленый сыр, крылышко куропатки и спаржу. Так, а еще – осетрину в соусе из белых грибов. Мне – виноград, твердый сыр, неспелый крыжовник и неспелую хурму, пусть ее порежут кусочками.
- Будет сделано, - официант все записал. – Какое вино предпочитаете?
Глядя на нее, он на миг задумался.
- Даме красное бургундское, - сказал он. – А мне молодое токайское. И не в бокалах, а в бутылках. А для начала принесите нам шампанского.
- Одну минуту, - официант с поклоном исчез. Через несколько минут он принес бутылку шампанского в серебряном ведерке и разлил его по бокалам. Мархад взял свой бокал.
- За твоего сына, Меле. Пусть он растет здоровым и счастливым.
- Спасибо, Мархад, - они чокнулись.
Официант принес и расставил блюда. Когда он ушел, она посмотрела на то, что он заказал. Мархад перехватил ее взгляд.
- Удивляешься? – спросил он улыбнувшись.
- Ты не ешь мяса? – сказала она. – Заказал только фрукты и сыр.
- Почему, я ем мясо, даже люблю его очень, - он взял в руки кусок сыра. – Просто, очень люблю вот эти фрукты.
Некоторое время они молча ели. Он с интересом поглядывал на нее, ему очень нравилось наблюдать за ней, смотреть, как ловко она управляется с ножом и вилкой. А еще ему очень нравилось смотреть, как она кушает. Делая вид, что кушает или смотрит на окружающих, он смотрел, как изящно она отрезает кусок мяса. Нежная, но видимо сильная, загорелая рука грациозно держала вилку. Вот она подносила кусок ко рту, на мгновенье ее красивый рот открывался, жемчужным блеском мелькали острые зубы и кусок исчезал во рту – это было так красиво и сексуально, что он крепко сжимал зубы и взяв бокал, делал глоток вина. «Да, - думал он. – Нет на свете ничего, красивее женщины… А кушающая женщина – это уже вообще… Какая же она красивая, - он смотрел на нее с восхищением. – И как красиво кушает… Может быть, психологи и могут объяснить эту мою тягу к кушающей женщине, провести какие-либо аналогии, - он улыбнулся своим мыслям. – Ну да ладно… Главное, это так красиво…»
Утолив первый голод, она отложила вилку. Он налил ей вина.
- Я хочу выпить за тебя, Меле, - сказал он с улыбкой. Выпив, они некоторое время говорили о чем-то несущественном. Затем выпили еще – уже за счастье. Он видел, как она розовела от вина, видел, что ее губы все чаще растягиваются в улыбке, тихо улыбался, видя, как начинают гореть ее глаза. Но он не торопился, глупо погубить все спешкой, когда добрался уже так далеко. Надо было подождать, чтобы она размякла еще немного. Поэтому, налив ей очередной бокал вина, он немного закатал рукава рубашки. На обеих запястьях у него были татуировки с обозначением группы крови – он сделал так специально, чтобы она увидела и задала нужный вопрос.
- Что это, - спросила она, указывая на надписи. – Похоже на обозначение группы крови.
Он поднял руку и показал ей татуировку.
- Да, это специальная надпись, группа крови.
- А зачем она? – удивилась девушка. – Да еще на обеих запястьях? – она не стала дожидаться его ответа. – Впрочем, погодите, у мужа тоже есть такая, только на груди. Он сказал, что их кололи в армии, ну чтобы если ранят, то сразу могли узнать группу. Но на запястьях у него ничего нет.
- В обычной армии, в обычных условиях этой надписи на груди хватает, - сказал он. – А у нас требовали, чтобы они были и на руках, и на ногах. Мало ли что, человека может ранить в грудь, татуировка будет уничтожена. А так она повсюду, даже если оторвет руку или ногу и разорвет грудь, все равно врачи будут знать. Ты же медик, сами знаете, как это важно – знать группу крови, а не тратить время на ее определение.
- Ужас… - промолвила она.
- Не ужаснее, чем жизнь, - улыбнулся он грустно.
- Скажи, - она, видимо, колебалась, но любопытство пересилило. – Тебе приходилось стрелять в людей?
- Да, - ответил он глухо.
- Это страшно?
- Нет.
У нее округлились глаза.
- Нет?
- Нет, потому что стреляешь в врага. Потому что его надо убить.
- И ты… - она осеклась.
- Да, Меле, - помог он ей. – Я это делал, я же был снайпером.
- Я видела снайперов только в кино, - она смотрела на его руку. – Они сидят на деревьях и через эту штуку, не помню, как она называется, целятся в людей.
- Оптический прицел, - улыбнулся он.
- Ну да… И ты тоже так делал?
- Да, и целился, и стрелял. Много-много раз.
- Много раз? – переспросила она, глядя на него то ли удивлением, то ли со страхом.
- Да, много раз. Если быть точным, то семьдесят восемь.
Она удивленно подняла брови, видимо, она представляла себе гораздо большую цифру. Но внезапно до нее дошел смысл разговора и она побледнела.
- Семьдесят восемь?
- Да, Меле, семьдесят восемь жизней. Я помню каждого из них. Потому что в отличие от человека с автоматом, или пулеметом, я видел каждого из них так же, как сейчас вижу вас. В бою из автомата стрелять легко, там как будто косишь косой траву, нет возможности видеть лицо каждого. А я, будто тщательно отбирая, собирал цветы. Вот такая вот разница.
Он перенесся в то время, в памяти возникли бои, в которых он принимал участие. После каждого выстрела надо было менять место – убегать как можно быстрее, так как сразу после его выстрела вокруг начинался сущий ад – все солдаты ненавидят снайперов. Вспомнил, как после его выстрела у людей вылетали глаза и разрывались головы, вспомнил окопы после страшных артиллерийских обстрелов, вспомнил солдат, копошившихся там, оглохших от грохота, ослепших от вспышек и дыма, куда-то бредущих по колено в крови и экскрементах, равнодушно отталкивая изуродованные трупы – они, казалось, даже не понимали, что каким-то чудом остались живы… Понимание это приходило потом, через несколько часов, в насквозь прокуренных блиндажах, где люди после второй кружки неразведенного спирта начинали истерически хохотать или горько плакали, обхватив головы руками. А потом пили и пили – лишь бы забыться, лишь бы не мучила эта мысль – что это снова повторится завтра. А еще вспомнил о том, что сначала он тоже пробовал так пить, но спиртное его не брало… Какой-то седоволосый доктор, полковник, объяснил ему, что видимо, он перенес какой-то сильный стресс, в организме что-то сбилось и алкоголь на него не действует. Он не стал объяснять ему, что это был за стресс – зачем… И просто после этого перестал пить, забивался в угол блиндажа и доставал из-за пазухи медальон, вернее, простую веревку с мешочком, в котором лежали капроновые волосы куклы – той самой куклы – единственное, что у него осталось из той жизни. А через несколько часов звучала команда и люди устало поднимались, брали в руки оружие и медленно шли – убивать и умирать, и он шел вместе с ними, желая, чтобы этот день был последним. И так проходили дни и ночи – без сна, с постоянной пустотой в груди, с отчаянием, спасали лишь эти волосы в мешочке на груди, и он без всяких эмоций высматривал жертву, холодно целился и нажимал на курок – без всякой ненависти к тому бедолаге, голову которого разносила его пуля и над телом которого в воздухе некоторое время висело небольшое розовое облачко – из его крови и мозгов… Семьдесят восемь человек, они приходили к нему по ночам, почти каждый день – тихонько приходили к его постели и смотрели на него грустными, печальными глазами, а потом так же уходили – в полной тишине, и их печальные взгляды, эта тишина, а больше всего – их спины с грустно поникшими плечами были так ужасны и невыносимы, что он просыпался от собственного крика….
Так было до того дня, когда после очередного выстрела он остался сидеть на развалинах какой-то башни – он почувствовал, что больше не может. Положив винтовку рядом, он сел, прислонившись к стене, с удовольствием вытянул затекшие ноги, взял в руки заветный мешочек и закрыл глаза. Он еще хотел закурить, но уже не успел – выстрел из гранатомета разнес его укрытие. Очнулся он уже в госпитале, через неделю. В первую же ночь он размотал бинты, сжимая зубы от боли сорвал швы и потерял сознание – он не хотел жить. Но не вовремя проснувшийся сосед по палате испортил все дело – он считал, что тот все испортил. Но его снова спасли – вопреки всему. И старая женщина, военный хирург, пришла к нему в палату через несколько дней, когда он снова обрел способность понимать человеческую речь, и сказала ему, что не надо так мучить жену и ребенка, ведь им и так тяжело там, далеко. И что они не хотят, чтобы он так с собой поступал, напротив, они хотят только одного – чтобы он жил долго и счастливо – ради них, для них – жил той жизнью, которую не довелось прожить им… А потом у него на глазах сожгла заветный мешочек с капроновыми волосами, говоря, что не надо таскать с собой свое прошлое, а надо жить будущим, храня в сердце любовь к тем, кто был. Сколько он после этого не старался, он так и не смог разузнать, откуда же эта женщина узнала про его жену и дочку. Но после этого он изменился, сильно изменился…
Меле слушала его с глазами полными слез.
- Как же много тебе довелось пережить… - прошептала она дрожащими губами и нежно погладила его руку. Он молча пожал ее руку, молча разлил по бокалам вино.
- Если позволишь, давай выпьем за тех, кого нет по моей вине, - сказал он, поднимая бокал. Они не чокаясь выпили.
Заиграла медленная музыка.
- Меле, прости, я напрочь испортил тебе настроение, - сказал Мархад смущенно улыбнувшись. – Если позволишь, я попробую его немного улучшить, пригласив на танец, - он встал и протянул девушке руку.
Он положил руки девушке на плечи, ощутил ее теплоту и мягкость. Щекой он касался ее волос – нежных, очень мягких. От девушки приятно пахло духами и еще чем-то, он не мог разобрать. «Феромоны, пес вас раздери», - подумал он с улыбкой, прижимая девушку к себе еще сильнее и с удовольствием чувствуя, что она не сопротивляется, послушно приникая к нему.
После танца они снова выпили, посидели немного. Через полчаса она засобиралась домой.
- Мархад, прости, мне пора… Я сказала маме, что вернусь около одиннадцати…
- Конечно, Меле, - он подозвал официанта и попросил счет.
Остановившись у дома, они некоторое время посидели в молчании. Наконец она повернулась к нему.
- Мархад, спасибо тебе за все. И прости, что так залезла в твою душу.
Вместо ответа он погладил ее по щеке, затем притянул к себе и жадно поцеловал в губы – она не сопротивлялась. Ему было все равно, почему она позволяет ему такое – может из жалости, может, из благодарности. Главное, что она не сопротивлялась, и он целовал ее – целовал так жадно, что в промежутках между поцелуями она жадно глотала воздух. Решив проверить ее слабость, он нежно провел рукой по ее груди – она только вздохнула. Через мгновение он уже целовал ее, сильно сжимая ее грудь – она только тихонько стонала, подаваясь к нему всем телом. Ни с чем ни сравнимое чувство обладания, чувство порока овладело им, у него сильно забилось сердце – он соблазнял женщину, выводил ее на путь порока. Мархад прекрасно знал, что после этого вечера она уже не будет такой как раньше, она начнет меняться – меняться мучительно. Но это его радовало, поэтому он продолжал ласкать ее – жадно, сильно и нежно – ломая ей душу. Такие верные, такие любящие, такие нежные и впечатлительные жены становятся самыми жуткими изменницами – он знал это. И с каким-то мрачным удовольствием он погладил девушке бедро, потом осторожно раздвинул ей ноги и поднял подол платья, нащупывая пальцами трусики. Она попыталась остановить его руку, но он впился ей в губы таким глубоким поцелуем, что ее рука бессильно повисла, и он отвел ее в сторону. Через несколько минут она вдруг дернулась всем телом, задрожала и вцепилась ему в волосы, а он с довольной улыбкой слушал ее стоны – он был доволен.
Они снова сидели молча – он курил, она приводила себя в порядок, стараясь не смотреть на него.
- Зачем ты это сделал? – спросила она тихо.
Он взял ее лицо в ладони.
- Потому что хотел тебя, Меле, - сказал он нежным голосом. – Очень хотел. Ты ведь такая красивая.
- Но ведь это неправильно, так нельзя делать, - она опустила глаза. – Я же замужем…
Вместо ответа он притянул ее к себе опять, поцеловал в глаза, потом в губы – она не сопротивлялась.
- Ты сказочная, - прошептал он ей на ухо. – Ты – фея из сказки… И я очень тебя хочу, хочу взять тебя всю и везде… Поэтому, - он держал ее одной рукой за затылок, а другой ласкал пальцами ее соски, - я приеду завтра днем и возьму тебя… Когда ты будешь одна… Ты меня пустишь к себе в квартиру? – его голос был завораживающим, казалось, он обволакивал девушку.
- Я не могу… - всхлипнула она.
- Можешь… - нежно сказал он. – Это же так просто – просто откроешь дверь, когда я позвоню. И все…
- Нет…
- Да… - он говорил очень тихо. – Скажи просто «да», это же так легко… - его рука проскользнула у нее между ног. – Скажи, ты же хочешь, ты же сама хочешь этого… Это же так классно – изменить мужу… Ну, скажи, - его рука в ее трусиках становилась все смелее и смелее. – Будь же шлюшкой, ну, просто скажи «да»…
Она прерывисто дышала. Он продолжал ее ласкать, щекотал ей ухо языком.
- Зачем ты делаешь это? – спросила она наконец.
- Чтобы тебя погубить, Меле, я хочу тебя погубить, я хочу любить тебя, хочу, чтобы ты была моей, моей шлюшкой, - он уже второй раз повторил это слово – он знал, что она его не принимает, ему это было все равно, он просто хотел, чтобы она запомнила его, запомнила не само слово, а то, что именно ее так называли, к ней так обращались. Я приду завтра в десять часов утра и позвоню в дверь и ты откроешь… Ты ведь мне откроешь? – он поцеловал ее в ухо. – Откроешь?
- Открою, - он едва расслышал ее.
- Ну вот и умница, - он пощекотал ее по носу. – А теперь, иди. И не думай ни о чем, все хорошо.
Она молча вышла из машины. Он следил за ней, пока она не скрылась в подъезде, закурил и тут же забыл о ней – после того, что он с ней сделал, после того, как добился от нее согласия, ему было все равно. Завтра он добьется своего, получит свою долю удовольствия от соблазнения и обладания. А что она будет думать и чувствовать – это его не трогало совсем.
- Шлюшка ты моя маленькая, - скривился он в улыбке и завел машину.
Приехав домой и поставив машину, он вошел в подъезд. Рядом с лифтом стояла парочка – паренек и девушка в короткой куртке и высоких сапогах. Мельком взглянув на них, он собрался было вызвать лифт, как вдруг парень оторвался от своей подружки.
- Дядя, у вас сигареты есть?
Мархад молча вытащил пачку и протянул ему. В это время у девушки зазвонил мобильный телефон – Мархад вздрогнул, чуть не уронив пачку – он узнал мелодию – это была песня Гуди, та самая, про свет лампочки. Мелодия оборвалась – девушка нажала на кнопку ответа. Мархад подозвал парня.
- Что это за мелодия у нее в телефоне? – спросил он мрачно.
- Да певица одна объявилась в интернете, выложила несколько своих песен, - ответил парень, закуривая.
- А как можно найти эту песню? – Мархад напряженно смотрел на парня. Тот удивленно посмотрел на него.
- Да просто наберите «Песня Гуди «Свет»» и все.
Дома, даже не снимая плаща, Мархад бросился к компьютеру. Скрестив руки на животе и низко опустив голову, он шагал по квартире, а компьютер послушно повторял и повторял песню худенькой слепой девушки – той Гуди, которую он когда-то знал – ему казалось, что с тех пор прошло тысячу лет.
Ему казалось, что с тех пор он умер – как умирал сотни раз, проживая сотни разных жизней. Но в этот раз ему казалось, что он умер по-настоящему, только ему это совсем не нравилось. И он, устало согнувшись, бродил из комнаты в комнату и думал – думал о себе, своей жизни, о том, что он сейчас делает. Думал он и о Меле, думал о том, что почему-то остановился всего в шаге от той пропасти, к которой шел. Не вел ее, а шел именно сам, потому что сейчас он знал – не ее он вел к гибели, а шел к своей – настоящей гибели. И остановился всего в одном шаге, а что было еще страшнее, он знал, что завтра он его сделает и погибнет. Потому что оттуда уже нет возврата – он знал это точно – слишком хорошо знал он правила игр, в которые играют Небеса.
Устало вздохнув, он выключил компьютер, надел плащ и вышел из дома. Через полчаса он уже выезжал из города. Дорогу он знал прекрасно, поэтому все набирал и набирал скорость, изредка поглядывая на спидометр и улыбаясь странной улыбкой, следя, как стрелка приближалась к отметке в 170 километров в час. Погруженный в свои мысли он даже не заметил, как пулей пронесся рядом с постом дорожно-патрульной службы, не слышал, как за ним увязалась машина с сине-красными мигалками на крыше. Он не смотрел в зеркало, он глядел вперед, будто высматривая что-то. И наконец увидел – большой бетонный столб – такие любят ставить на границах двух областей или районов. Плавно направляя машину на столб, он еще сильнее нажал на газ.
- Вот и все… - проговорил он улыбаясь.
Гнавшиеся за ним сотрудники органов с ужасом смотрели, как машина, даже не думая тормозить врезалась в столб и буквально разлетелась на куски – настолько сильным был удар…
В ярко освещенной палате реанимации суетились люди – они бегали вокруг стола, на котором лежало окровавленное тело, делали уколы, ставили капельницы, несколько человек возились с дефибриллятором, тревожно звенели сигналы, мигали мониторы дисплеев. А совсем рядом со столом, буквально касаясь руки лежащего, стоял человек. В темно-зеленом, распахнутом на груди пальто, он стоял и грустно смотрел на обезображенное лицо. В руках, скрещенных на животе, он держал темно-зеленый котелок. Казалось, он совсем не замечал находящихся вокруг врачей, но что самое интересное и жуткое – они тоже не замечали его, несколько раз медсестра даже пробегала сквозь него. Но незнакомец не отрываясь смотрел лишь на лицо лежащего перед ним человека. И только он видел, как на груди у него начала собираться капля – точно так же, как собирается капля на кончике сосульки, прежде чем под своим весом сорваться вниз. Только в этом случае капля полетела не вниз, а начала тихонько подниматься вверх. Замигали лампочки, запищали сигналы.
- Мы его теряем! – раздался чей-то крик, все забегали еще быстрее, но незнакомец со слезами на глазах смотрел лишь на эту каплю, которая, переливаясь бело-голубым цветом, замерла над телом.
- Его время еще не пришло, - раздался тихий голос, но незнакомец в пальто вздрогнул и обернулся. На широком подоконнике, свесив ноги, сидела абсолютно голая женщина с черными, длинными волосами. Самым страшным в ее облике были глаза – без зрачков, ярко-зеленые. – Тебе просили передать, что его время еще не пришло.
- Кто просил? – спросил незнакомец, даже не заметив врача, который прошел сквозь него. Но женщина тоже не обратила внимания на медсестру, которая подойдя к окну, взяла из-под нее и сквозь нее склянку с каким-то лекарством.
- Как будто ты не знаешь, - ответила женщина чуть насмешливо.
- Но он мой, - ответил незнакомец. – Он сам пришел ко мне.
- К тебе никто не приходит, ты заставляешь приходить к себе, - голос у женщины был таким же насмешливым. – До сих пор в твои дела не вмешивались, но в этот раз решили по-другому. Вернее, он решил. И ты прекрасно знаешь, что твоим он не будет. Так что, оставь его в покое. Пока. Твое время еще не пришло.
Незнакомец вздохнул и опять подошел к столу. Он видел, как капля, немного повисев в воздухе, медленно опустилась обратно на грудь человека и растворилась. Медленно и очень нежно незнакомец погладил лежащего по лицу, а потом снял с его среднего пальца кольцо из белого металла с черным камнем. Посмотрев на человека еще раз, он направился к выходу, но, как будто о чем-то вспомнив, подошел к женщине, вынул из кармана маленький мешочек на веревке и сломанную сим-карту, протянул ей.
- Передай это ему, - попросил он тихо. – А еще скажи, пусть не беспокоится о Гуди… Что бы обо мне не думали, я держу свое слово…
Через три месяца Мархад, сильно похудевший, со свежим шрамом на подбородке вышел из больницы. Была середина лета, высоко в пронзительно голубом небе висели прозрачные облака. Он немного постоял, глядя на небо, потом достал из кармана и с наслаждением закурил. Докурив, он бросил окурок в урну и направился по аллее. Выйдя из ворот больницы, он огляделся по сторонам. Из машины, стоявшей чуть поодаль, выскочила высокая, худая, очень красивая девушка с огромными голубыми глазами и роскошными золотистыми волосами.
- Мархад! – она подбежала к нему и плача от радости обняла его. Стараясь понять, кто это, он смущенно обнял ее за плечи.
Двое девушек подростков уставились на плачущую на груди у мужчины девушку с немым изумлением. Потом одна посмотрела на футболку подруги и открыв рот от восторга стала спешно доставать телефон. Достав, она навела его на девушку и щелкнула несколько раз.
- Класс! – прошептала она, посмотрев на снимки.
На футболке у ее подруги был портрет синеглазой блондинки. А внизу была надпись: «С любовью, Гуди».