Дяде Федору,
навеки двадцатилетнему партизану
Великой Отечественной
В детстве любила драться,
Мечтала все видеть и сметь.
Почти невозможно в двадцать
Поверить в какую-то смерть.
Снег под ногами и слякоть,
Я оступалась, скользя.
Очень хотелось плакать,
Но плакать было нельзя.
Фриц на губнушке тренькал,
Мне, ухмыляясь, кивал.
Четыре длинных ступеньки
В низкий бетонный подвал.
Высокой черной фуражкой
Лампочку заслоня,
Вставал офицер тяжко
И смотрел на меня.
Секунды падали, рушась,
Кругами шла тишина.
Он торговал душу,
Но душа у меня одна.
Тяжесть росла глухая,
Глаза обжигал песок.
Тускнел, все чаще мигая,
Лампочки волосок.
... И увидела: молодая
Мама пилит с отцом дрова,
А над мамой – без края
Синева, синева...
И когда, по камням головою,
Меня волокли назад,
Стыло небо родное
В открытых моих глазах.