Устав от жизни городской,
Возьмите рюкзачок, и сразу
Идите в горы. Здесь порой
Услышишь странные рассказы.
В ущелье, где Святой Родник
Из камня рвется на свободу,
Расскажет вам седой старик
Легенду горного народа.
О том, что выше — за хребтом —
Известный прошлым поколеньям,
Есть колдунов исконный дом
Над старым, брошенным селеньем.
Доступна лишь крылу орла,
Здесь, древних демонов созданье.
Есть неприступная скала,
А в ней — Пещера Волхованья.
Причудливо меняя лик,
Вокруг туман скользит бесшумно,
То раздается страшный крик,
То хохот слышится безумный.
Здесь, слуги мрака и Луны,
Властители над чудесами,
Когда-то жили колдуны
С серебряными волосами.
Порой, в сиянье белых риз,
В сопровождении урода,
Один из них спускался вниз
И что-то продавал народу:
Настой дурмана на крови —
Напиток лучший для веселья,
А всем, алкающим любви —
Приворожителыюе зелье.
Сок долголетия — царю,
Хлеб беднякам, богатым яды,
А смельчаку-богатырю —
Меч, сокрушающий преграды.
Согласно шёпоту молвы,
Доход стекался к ним, немерян...
Секрет их волшебства, увы,
Во время оное утерян.
Прошли века. В пустых горах
Тропинки время разрушает.
Ничто о древних колдунах
Живущим не напоминает.
Иная жизнь, иная речь,
Забыты древние кошмары;
И богатырь, забросив меч,
Строчит в избушке мемуары.
Лишь бедняки в своей ночи
Поют о том, как прежде жили,
А толстосумы-богачи
Давно друг друга потравили.
Ушли в историю цари
И больше не придут обратно,
(И это, что ни говори,
Сердцам их подданных приятно).
И всё спокойно, лишь Луна
Из чёрных туч перед грозою
Сверкнёт улыбкой колдуна
Над потемневшею горою.
И только синеватый свет
Вокруг скалы змеёю вьётся,
И никому спасенья нет,
Кто на ночь в скалах остаётся.
То буря с воем налетит,
Срывая трав покров зелёный,
То камень в пропасть заскользит,
Ударом молний раскалённый...
На протяжении веков,
Не убоявшись святотатства,
Здесь много всяких
Искало древние богатства.
Придут — на них управы нет —
Мечтают клад достать украдкой,
Потом... находят лишь скелет
Под альпинистскою палаткой.
А тот, кто чудом был спасён
Из пасти гор — лишен покоя.
Провидит будущее он,
Но лишь своё, а не чужое.
Я сам услышал только раз
Седого старца голос ясный.
Увы! Увлёк меня рассказ
Об этой местности опасной.
В меня тогда вселился бес,
И я, в слепой и глупой вере,
По скалам тем, срываясь, лез
К пустой заоблачной пещере.
Почти достиг...
Но туча вдруг
Меня окутала, как ватой -
И молнии, как сотни рук,
Терзая, волокут куда-то...
И ветер злобный вновь и вновь,
Бьёт по лицу, как крылья птицы,
И влага — красная, как кровь, —
По скользким выступам струится.
И я летел, летел, летел,
Влекомый силой непонятной,
Среди каких-то мёртвых тел...
Не помню, как попал обратно
В кусты, к подножью.
Тишина
Все покрывает тканью зыбкой,
И улыбается Луна Какой-то странною
улыбкой...
Я отлежался и продрог,
И вот — пошёл бродить по свету,
Ступнями голых, стертых ног
Без смысла меряя планету.
Ногтями рву больную грудь,
В глухой тоске ночами воя.
И вижу свой грядущий путь —
И нет душе моей покоя.